Читаем без скачивания Зеркало Триглавы - Людмила Безусова

— Как сказала? — в один голос воскликнули диорийцы, — на лингве?

— Именно. На лингве, только голосок у нее был высокий, звенящий, так что она не говорила, а будто выпевала, изредка спотыкаясь на трудных для произношения словах.

— До сих пор ОНИ общались с нами только мысленно, — перебил капитана Кащей.

— А теперь, как видишь, научились разговаривать. И они знают о нас все.

— И немудрено, — пробурчал Кащей, — в голове у меня они здорово покопались.

— "Вы, — сказала мне эта девушка, — ничего не зная, не видя ничего вокруг, пытаетесь вмешаться в законы природы, переделать её под себя. Но вы чужие здесь, не по своей воле попали сюда, потому мы вам не мешали. Сейчас вы увлеклись, стараясь неразумное сделать подобным себе. Вас надо остановить. Я против… Возможно, вы смените нас, поэтому должны знать…". Она протянула мне раскрытую ладонь, на которой стояла прозрачная пирамидка. Я, ничего не понимая, смотрел на гостью: — "Зачем мне это?" Девушка грустно улыбнулась: — "Значит, нет…" и перевернула ладонь вниз. Я едва успел подхватить падающую безделицу. За ту минуту, что я разглядывал, что же такое очутилось у меня в руках, девушка шагнула назад. Я потянулся удержать ее, у меня было столько вопросов, но схватил лишь воздух. Девушка оглянулась: — "Мы бестелесны, не старайся…". "Кто вы?" — крикнул я. "Макошь… Мое имя — Макошь…" — и исчезла. — Сварог замолчал, заново переживая появление незнакомки. Молчание длилось так долго, что Кащей не выдержал:

— А потом что было?

— Макошь… Если б вы только её видели. Макошь… — ответил Сварог, с явным удовольствием произнося имя девушки. — "Значит, на этой планете есть разумные обитатели, но почему они прячутся от нас? Мы антагонистичны им? Но ведь мы мыслящие, значит, всегда сможем найти общий язык. Почему нас "надо остановить"? Мы не враждебны, никому не угрожаем, но при случае постоять за себя сможем. Может, наша неудержимость в освоении этого мира отпугнула их? Наша жажда жизни? Знал бы кто, что мы потеряли неизмеримо больше, чем приобрели здесь…" Вот так примерно размышлял я тогда, задумчиво глядя на мягкие переливы света, появившиеся в глубине тетраэдра. Я думал о Диоре, о наших несбывшихся ожиданиях, о тех, кто уже никогда не увидит свет звезд, о девушке, пришедшей сегодня, пока её образ не захватил меня настолько, что вытеснил из головы все мои мысли, и я почувствовал, как погружаюсь в другой мир. Мир странный, неизмеримо чужой и в то же время родной и близкий. Я чувствовал, как горечь чужих потерь въедается в мою душу, как ночь разрывается криком. Я видел, как рушится мой мир, как в инфернальном пламени сливаются воедино мой дух и моя бренная оболочка. Я лишился последних крох надежды, потому что теперь точно знал — возврата к старому не будет, что это теперь навсегда. Жизнь… — Светлые глаза диорийца с расширенными, во всю радужку зрачками, зрачками казались черными. Голос капитана изменился, стал глуше. Слова его, отчаянные, неотвратимые, размеренным речитативом падали в вязкую тишину комнаты. — Она прекрасна, пока наполнена смыслом, но какая польза от моего существования? Я обречен на вечное скитание у ворот недостижимой для меня Прави… — Глухой бас капитана почти смолк, и Сварог прошептал: — Безликие тени полудня и ночи, дыхание мертвых над ухом убийц…

Кащей, извернувшись, прямо через стол отвесил звонкую оплеуху впавшему в транс капитану. Велес едва успел подхватить падающее тело.

— Он сошел с ума, — жилистый Кащей, как дикая кошка, извивался в руках Перуна, обхватившего его сзади, не давая приблизиться к Сварогу.

— Он просто еще не отошел от болезни, — биолог легонько похлопывал капитана по щекам, приводя того в сознание.

— Какой такой болезни? Эта тварь перемешала ему все мозги, — негодовал механик, — или нет, она вселилась в него. Милая Макошь… — с издевкой протянул Кащей. — Он опасен для нас.

— Не решай за всех, — оборвал его страдания Перун, — сам хорош. Кто знает, во что ТЫ превратился после своего долгого отсутствия, из лесу днями не выбираешься, совсем бирюк стал. Что замолчал, а? Нечего сказать? Капитана не трожь! — бесповоротно заключил он. Кащей потерял дар течи, такого поворота событий он никак не ожидал. — Давайте лучше разберемся, а не будем понапрасну горло рвать.

— Не горячись, Перун, — прервал отповедь пилота слабый оклик Сварога. — Разберемся, обязательно. Куда вы пирамидку дели?

— Какую?

— Ту, что на моем столе оставалась.

— Капитан, там ничего не было, — мягко сказал биолог, опасаясь повторения приступа.

— Было, только не пирамидка, а сверкающий шар, — влез Кащей, — нет бы сначала «благодарю» сказать, а потом искать потерю.

— Благодарю, — безразлично обронил Сварог, задумавшись. — Шар, говоришь? А где он?

— Мы его спрятали, надежно. — Он отодвинул ставень и указал на каменный курган недалеко от дома. — Он внизу.

— Надо достать. Займешься? — Сварог обратился к Перуну, начисто игнорируя Кащея. — Сдается мне, что непростой это дар.

— Непростой, конечно, — не унимался механик, чуть всех нас не угробил, а я ещё пожить хочу, может, моя жизнь здесь только начинается…

— Может, — машинально согласился капитан. — Но только эта пирамидка даст ответ — какой она будет, эта твоя жизнь. И наша заодно. Враждовать с целым миром мы не сможем, поэтому постараемся подружиться. А пирамидку не бойтесь, она уже не опасна, я чувствую. Для вас, по крайней мере, иначе здесь уже никого бы не было, живыми. Я думаю, что это просто какой-то транслятор, наподобие наших радиопередатчиков, но передает он не слова, а эмоции, ощущения, возможно, какие-то мысли. А я оказался просто не готов к приему, — Сварог печально улыбнулся, — слишком много впечатлений за один раз. — Жаль, что он не до конца успел понять, что ему хотели сообщить, а уж тем более пересказать своим соплеменникам то, что он увидел. Просто не хватит слов. "Потом, когда я сам во всем разберусь, все потом, а сейчас — за работу. И как только эти двое упертых умудрились натаскать такую гору камней. Видать и вправду, у страха глаза велики". — Пошли, Кащей, не все ж пилоту одному усердствовать, — и вышел, стараясь не глядеть на недовольную физиономию механика. Куда он денется? Планета одна, а она хоть и кажется большой, на самом деле так мала… В этом Сварог уже убедился.

ГЛАВА 25

Теплый вечер, пропитанный волнующим ароматом незнакомых Сварогу растений, опустился на город. В легких сумерках на небе проявился тонкий зеленоватый серп полумесяца. Сварог знал, что спустя некоторое время справа выкатится золотистый шар второго ночного светила, затмевая своим ярким сиянием робкий свет своего соперника, но сейчас на лилово-серых небесах проступали мерцающие крапины звезд. По привычке поискав знакомые ориентиры, Сварог усмехнулся про себя: — "Ты не дома… А где? Это ты вряд ли узнаешь".

Который раз он уже видел эту картину, которая повторялась с завидным постоянством — он, словно наяву, идет по улицам чужого города. Непривычная геометрия построек, режущая глаз мешанина красок, одуряющий шум проезжающих и пролетающих мимо автомобилей, от которого кружится голова, а, самое главное, ощущение раздвоенности не дают прочувствовать притягательность этого мира в полной мере. Точно зная, что он — Сварог, бывший капитан поискового корабля «Пилигрим», диориец чувствовал себя так, будто он всегда жил здесь. И сейчас, с тревогой поглядывая на быстро темнеющее небо, торопился домой, где его давно уже ждали. А точнее, её, потому что эта хрупкая фигурка никак не могла быть мужской. Необычные ощущения, но что есть, то есть…

Внезапно глухой гул прокатился под моими ногами. Тонкие извилистые трещины побежали по фигурным плитам пешеходной дорожки. Я (она?) остановился, оглянулся по сторонам и испуганно ахнул. Окружающие меня здания рассыпались на части, словно игрушечные. Монолитные блоки многоэтажек невесомо взлетали в воздух, ударялись друг о друга, раскалываясь на куски поменьше, и с грохотом обрушивались на стоящие внизу машины и разбегающихся в панике обитателей мегаполиса. Почему-то стало невероятно жалко цветущий сад, разбитый у подножия разрушающихся домов. Она (я?) хорошо помнил, какого труда стоило убедить руководство не занимать постройками этот участок города.

Все вокруг затряслось, будто в лихорадке, пока не вспухло отвратительным нарывом и не лопнуло, извергнув наружу отвратительных черных насекомых, сразу же впившихся в его тело. Крик заглушил боль, а, может, её и вовсе не было. Просто крошечные кусочки одежды, кожи и тела исчезали, истаивали на глазах, превращаясь в пустоту, абсолютную и ужасающую. Угасающим сознанием я ещё цеплялся (цеплялась?) за окружающую действительность, но в глубине души понимал, что это бессмысленно, пока полностью не провалился туда, где не было ни пространства, ни времени, где было одно лишь равнодушное леденящее пламя, в котором переплавлялись в новое Нечто мое настоящее, прошлое и будущее…