Читаем без скачивания Московский университет в общественной и культурной жизни России начала XIX века - Андрей Андреев

2.4. Деятельность попечителя П. И. Голенищева-Кутузова и ее последствия

После отказа Карамзина и назначения 11 апреля 1810 г. графа А. К. Разумовского министром народного просвещения, вопрос о новом попечителе решился быстро. 14 мая им стал тайный советник, сенатор П. И. Голенищев-Кутузов. Н. Тургенев писал брату: «Князь <Н. Г. Репнин. — А А.> рассказывал, каким образом рыжий издатель рыжего журнала сделался куратором Московского университета: когда умер Муравьев, то он вместе с покойным князем Ив. Серг. Гагариным приехал к графу Разумовскому, и оба заставили его обещать стараться о Кутузове. Разумовский обещал, но после сам был сделан куратором и теперь, верно, чтобы исполнить свое слово, выхлопотал Голенищю <так называл его кн. Репнин. — А А.> кураторство»[183]. Кроме того, за Кутузова просили зять Разумовского московский главнокомандующий фельдмаршал Гудович, и, самое главное, Поздеев, который писал министру: «Благодарю вас много за Кутузова, милость ему сделана великая, но сие продолжите тем: исходатайствуйте, чтобы он жил здесь в Москве, что и должно бы; а когда надобно, то призывайте его на время, и еще исходатайствуйте ему столовые деньги, усовершествуйте его наставлениями без бережи, а те, коим вы писали, чтобы они советами ему не оставлять его, беречь, они это будут делать по всей их возможности, и он обещал слушаться»[184].

Павел Иванович Голенищев-Кутузов родился 1 ноября 1767 г. Его отец — известный деятель морского ведомства, любимец Павла I, дружил со многими учеными и художниками того времени. Кутузов в юности вступил на военную службу, участвовал в русско-шведской войне: в 1790 г. во время атаки у него была прострелена нога и разрублен лоб. Благодаря обстановке в доме отца рано начались его литературные опыты. В 90-е гг. одно стихотворение Голенищева-Кутузова было опубликовано в «Московском Журнале» Карамзина, но вероятно, уже в это время зарождается завистливая неприязнь к нему Кутузова, которая будет причиной его знаменитых доносов. Князь П. А. Вяземский рассказывает анекдот из московской жизни Кутузова: его посадили на гауптвахту за появление на улице в маскарадном костюме, в котором он возвращался с бала. В конце 90-х гг. Кутузов оставил военную службу, и в 1798 г. мы уже видим его третьим куратором Московского университета вместе с М. М. Херасковым и Ф. Н. Голицыным. Его назначению помогли связи отца, Кутузов был представлен при дворе. Уже тогда он продемонстрировал худшие качества своего характера: подличание перед начальством, нетерпимость к подчиненным, зависть, злопамятность, склонность к доносам.

Кутузов отправляет императору свой первый донос на Карамзина, который Павел I оставил без последствий, сказав: «Карамзина не знаю, а Кутузова знаю». О его кураторстве Ф. Н. Голицын писал: «Как легко добиться можно должности или места, которое, впрочем, совсем не нужно, да и излишнее. Сверх того, можно испортить учрежденный порядок. Тут вскоре возрастет ненависть, споры, даже жалобы»[185]. В самом деле, деятельность Кутузова и его планы переустроить университет на военный лад вызвали поток жалоб от директора И. П. Тургенева.

Преобразование университета вытеснило оттуда всех прежних кураторов (в 1803 г. их было четверо), и хотя Голенищев-Кутузов просил министра сохранить за ним это звание и при новом уставе, Завадовский ему отказал. Уволенный из университета, Кутузов остается в Москве, поступает в 1805 г. сенатором в 6-й департамент и пытается завоевать себе положение среди московских литераторов. Неутомимо, с огромной быстротой он сочиняет оды, переводит Пиндара, Гесиода, Грея (с французских переложений). Заметим, что одновременно в произведениях Грея находит источник для русского романтизма Жуковский, известность к которому пришла именно после перевода Греевой элегии «Сельское кладбище»; в это же время создает замечательные оды и переложения античных поэтов Мерзляков, поэтому малохудожественные творения Голенищева-Кутузова вызывают у читателей усмешку. В ходе борьбы литературных течений в русской поэзии 1800-х гт. Кутузов оказывается в кругу посредственных поэтов вроде графа Хвостова и Салтыкова, с которыми вместе издает журнал «Друг просвещения». Остряки шутили, что эта троица выпускала собственный журнал, потому что другие их не печатали. О способностях Кутузова слагать вирши по любому поводу дает хорошее представление рассказ Жихарева, в котором тот на спор сочиняет за несколько минут стихи на произвольно предложенные ему, совершенно бессмысленные рифмы[186]. Даже друзья Кутузова по литературной партии, например, адмирал Шишков, часто отзывались о его одах и других стихотворениях весьма отрицательно[187].

Помимо литературных занятий другим ревностным увлечением Кутузова было масонство. Приняв посвящение еще в середине 1780-х гг., в 1803 г. он открывает в Москве тайную ложу «Нептун», заседания которой проходили в его доме. Кутузов обладал довольно независимой позицией в масонстве, но его объединяла с консервативными масонскими течениями, во главе которых стоял Поздеев, общая неприязнь к новым веяниям, идущим из протестантской Германии. Как и Поздеев, Кутузов был недоволен усилившимся иностранным влиянием в литературе, вольнодумством, в котором прежде всего обвинял Карамзина, ослаблением цензуры. Назначение попечителем Московского учебного округа, по рекомендации Поздеева, давало Кутузову возможность начать активную борьбу против этих нежелательных для него тенденций.

Попечительство Кутузова имело несколько особенностей по сравнению с двумя предыдущими. Во-первых, в отличие от Разумовского, прохладно относившегося к своим обязанностям, Кутузов проявил огромную энергию, сравнимую только с работой Муравьева в первые годы реформ. Как видно из его опубликованной частной переписки с министром, которая шла параллельно с официальными донесениями, в первые недели после назначения он отправляет Разумовскому 1–2 письма в день! Наиболее резкие письма, содержавшие выпады против высочайших особ — Екатерины Павловны и даже самого Александра I, Кутузов посылал с оказией через Поздеева. Принцип работы нового попечителя: «все спрашивать, на все требовать согласия», а согласие ему требуется постоянно, потому что Кутузов вникает в дела университета до малейших подробностей и все, что ему не нравится, хочет изменить на свой лад. Его мелочность, пристрастное вмешательство во все дела, упрямство, с которым он добивается от Разумовского одобрения своего мнения, и вместе с тем самоуничижение перед министром поражают. Разумовский едва выносит этот поток кляуз и доносов и жалуется Поздееву, Поздеев старается урезонивать Кутузова и одновременно успокаивает Разумовского: «Это правда, что он (Кутузов) часто ошибается, ибо все судит, и пишет ежели кому, то все по чувствам своим, не подозревая о их ошибочности, чему подвержены все пылкие, склонные к энтузиасму… Во многом, я знаю, что он, как беспокойный и назойливый дитя, чает, что делает дело, по его зрению на вещи, хорошо, а не подозревает, что его зрение разбегается и не далеко видит»[188].

Во-вторых, впервые звание попечителя получил человек, не принадлежавший к аристократическому обществу, с очень скудным материальным положением. Кутузов всегда нуждается в деньгах и одновременно боится, чтобы эту нужду заметили и истолковали против него. Вследствие такого положения Кутузов ощущает себя в постоянной зависимости от начальства и поэтому готов угождать любым просьбам, идущим сверху. По протекциям в университет попадают несколько новых профессоров и адъюнктов: Суворов, Смирнов, Реннер; в соответствии с просьбами Разумовского и других Кутузов пытается влиять на университетские производства в ученые степени и продвижения в чинах.

При этом Кутузов совершенно не считается с мнением самих профессоров. Когда совет университета не хочет производить С. А. Смирнова в адъюнкты, попечитель готов нажимать на него любыми средствами. Он полагает, что все назначения и увольнения профессоров определяются им самим. После ухода Каченовского с поста правителя канцелярии всю делопроизводственную документацию Кутузов ведет сам. Его писец вспоминает: «Кутузов был человек гордый, вспыльчивый, любивший делать все с неимоверной скоростью, часто бестолковою и для исполнения приказаний его невыносимою. Самая канцелярия его была расположена в столовой в беспорядке… Почитая себя за великого и опытного знатока в делах, Кутузов весьма часто сам, как будто вдохновленный какой-либо важной мыслью, принимался за перо и связным почерком сочинял разные представления к министру и другие бумаги. Переписать их набело скоро без ошибок не было для меня никакой возможности; ошибиться — беда, спросить Кутузова — другая беда, ибо он и сам не всегда мог разбирать свое рукописание»[189].