Читаем без скачивания Мадам Гали. Операция «Сусанин» - Юрий Барышев

Кофе был хорош — неудивительно, ведь она сама сварила его. А уж искусством приготовления этого самого нужного для человечества, после спиртного, разумеется, напитка, она обладала в совершенстве.

Кофе стимулировал работу мозга, помогая привести мысли в порядок. Гали сделала еще глоток. Кофе оказался крепким, действительно крепким… как объятия Жана.

С того вечера в дансинге она с ним не виделась — не до того было. Но время от времени она вспоминала о нем, когда безумно хотелось танцевать, как сейчас. И чувствовать рядом сильное молодое, брызжущее жизненными соками тело мужчины. Именно молодого мужчины.

Так за чем же дело стало? Гали открыла записную книжку и быстро нашла номер Жана. То, что она переписала его с листочка к себе в книжку, свидетельствовало о многом. Например о том, что она возвела его в ранг периодического кавалера. Нет, не любовника, любовниками они еще не стали. Хотя кто знает, может быть сегодня…

Гали набрала номер.

— Алло, — ответили на том конце провода. Что за чертовщина! Опять женский голос! Кто эта девушка ему, интересно? Гали почувствовала себя уязвленной. Хотя, может быть, просто сестра. Да вообще, какое Гали до всего этого дело? Она хочет развлечься с Жаном сегодня, и она это получит.

— Будьте добры, позовите Жана, — любезным тоном сказала она.

— Ой, а его нет. Что ему передать.

— Передайте ему, что если он хочет сегодня со мной встретиться, пусть ждет в «Чайном салоне Хемингуэя» в семь вечера. Благодарю за любезность.

И Гали положила трубку. Что же, если эта нимфетка передаст все вовремя, Жан будет там, это уж точно.

Мари присела у телефона. Опять эта женщина! Сколько она еще будет мучить Жана?! С тех пор, как он с ней познакомился, а Мари почувствовала сразу, когда это произошло, он сильно изменился. Стал более нервным, более замкнутым. Последний звонок еще больше вывел его из колеи: он стал надолго уходить куда-то, как говорил, «гулять по Парижу».

Жан, Жан! Разве плохо им гулялось всем вместе, когда они собирались компанией — Елен, Рене, Поль, Дени, Жан и она, Мари? Девушка вспомнила, как они все вместе прогуливали уроки, шатались по кварталам, ездили в Булонский лес и возвращались обратно через Елисейские поля и улицу Риволи. Неужели он забыл, как они любили заходить в различные кафе на Больших Бульварах? «Кафе де ля Пэ», кафе «Наполитен», куда они направлялись с наивной надеждой вдруг перенестись в атмосферу Италии, кафе «Прево», шоколад которого пользовался исключительной славой? Не говоря уже о «Кафе де Флор» — излюбленном местечке писателей-экзистенциалистов. И тех, кто хочет на них поглазеть, конечно.

А кладбище Пер-Лашез? Они как-то притащились туда поздней осенью, в дождь. Но все равно упорно ходили и смотрели могилы своих знаменитых соотечественников: Мольера, Лафонтена, Бальзака, Шопена, Мюссе, Мюрата…

И еще тот вечер в Гранд Опера, когда они первый раз пошли в оперу. Договаривались все вместе, но ребята не смогли, и им с Жаном пришлось идти вдвоем. Мари улыбнулась. Жан тогда прочитал ей целую лекцию. Он, обладающий феноменальной памятью, любил поражать слушателей обилием дат и фамилий, знанием истории архитектурных памятников. Только вот забывал, что справочники, которые он почти дословно пересказывал, читает не он один. Поэтому этот большой ребенок часто попадал в смешное положение. Такой вот он был забавный, ее Жан.

Мари закрыла глаза, вспомнила лицо Жана, когда он рассказывал ей об Опере.

Говорят, к опере нельзя относиться спокойно. Ее либо любишь, либо ненавидишь. И это становится понятно с первого раза. В тот вечер Жан и Мари поняли, что оба любят оперу. Но с тех пор так в нее больше и не ходили: то времени не было, то денег… Однако Мари часто вспоминала тот вечер, самый счастливый вечер в ее жизни.

— Да, прекрасное было время, — вздохнула Мари. Но потом появилась эта женщина. Мари видела, что эта страсть вытягивает из Жана все соки. Что же делать, ведь надо что-то делать. Мари решительно встала. Она не может сидеть и глядеть на это безобразие, сложа руки! Но для начала надо передать Жану послание его «прекрасной возлюбленной». Иначе он не простит ей этого никогда.

Гали оделась специально для танцев: ярко-красное платье, облегающее сверху и расширяющееся книзу, с глубоким разрезом. Волосы она специально оставила распущенными.

Когда она вошла в «Чайный дом Хемингуэя», все мужчины повернули к ней головы: к кому подойдет эта красотка.

— Ну что же, месье Фурье, я дарю вам этот маленький триумф, — подумала Гали. Но Жана в кафе не было!

Гали, рассерженная, сидела за столиком и пила чай. Вот так Жан! Что все это значит, ведь уже половина восьмого! Как он посмел не прийти, когда ей так хочется танцевать?!

— Простите, вы ждете Жана? — раздался рядом мелодичный голос.

Гали узнала его сразу. Это была та самая девушка, с которой она разговаривала сегодня по телефону. Типичная серая мышь: худенькая, что так свойственно парижанкам, с короткой стрижкой. Так-так, интересно. Ну и что вы нам скажете, госпожа Мышь?

— Нам надо поговорить, — произнесла Мари.

«Нам надо поговорить! Что за тон! — подумала Гали. — Она не просит, она приказывает! Какого черта!» Мадемуазель Мышь словно услышала ее мысли.

— Я Вас очень прошу. Это важно.

— Ну, хорошо, — сказала Гали и поудобней устроилась на стуле, закинув ногу на ногу.

Значит, она ничего не передала Жану. Вот нахалка! Теперь понятно, почему его до сих пор нет. Но чего ей надо? Она не была похожа на обычных баб, вступающих в борьбу из-за мужиков и не останавливающихся в этой борьбе ни перед чем. Гали не раз видела, как отчаянно такие сучки могли драться, задирая друг друга чуть ли не до смерти, если их вовремя не разнимали. Не походила она и на другую категорию женщин — тонких стерв, плетущих свои интриги за спинами ничего не подозревающих кавалеров. Такие слова лишнего не скажут. И уж конечно не сделают опрометчивого шага вроде разговора тет-а-тет с соперницей. Гали отлично знала их психологию. Она сама была такой.

Эта же из тех, про кого говорят: «В тихом омуте черти водятся». От них можно ожидать всего. Хотя обычно считается, что они ни на что не способны. Да, любопытный экземплярчик! И глаза у нее интересные. Как бы их получше определить? Слишком честные, что ли. Такие бывают только у отъявленных пройдох, так легко обманывающих других, потому что научились сами верить своему обману, и у действительно честных людей. И еще неизвестно, кто хуже. «Простота хуже воровства», — вспомнила Гали русскую поговорку. «Итак, чего желаете, мадемуазель Мышь?»