Читаем без скачивания Оперные тайны - Любовь Юрьевна Казарновская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В «Турандот» – Китай, где абсолютно другие нравы, другая заточка характеров. Девушка, я имею в виду Турандот, воспитывалась не под крышами Парижа, а в лучших, как их ни понимай, строгих китайских традициях. Ножки у неё подвязаны. Спала она на гвоздях. Читала правильную китайскую литературу – а она, между прочим, отлично выковывает характер. За девочкой постоянно наблюдали всевозможные бонзы, без конца втолковывавшие ей, что она должна была делать, как себя держать, какие правила блюсти, какие продукты есть и прочее в том же роде.
И в итоге это воспитывало абсолютно эгоистический характер, закованный в свод правил и законов. Характер, расписанный по часам и минутам и стопроцентно чуждый любым сантиментам. Характер, озабоченный только тем, что в жизни нужно лично ей. И совсем незнакомый со словом «любовь», которое для неё не существует – по крайней мере, в нашем понимании.
Афиша премьеры оперы «Турандот» в театре «Ла Спала», 1926
И многие оперные режиссёры оставляют нас с ощущением того, что этим «несуществованием» в опере всё и заканчивается. Мол, любовь – это только рабыня Лиу. Или, правильнее, по-китайски – Лю. Её смертью иногда и заканчивают постановки.
Заканчивают, вспоминая, наверное, о том, как было при первом исполнении «Турандот» в «Ла Скала»: Артуро Тосканини положил палочку, повернулся к залу и сказал: «Здесь остановилось сердце Пуччини». И публика разошлась в полном молчании. Тогда это было так органично и верно…
Но могло ли Тосканини прийти в голову, что это превратится в своего рода традицию? Вряд ли. Конечно, режиссёры в желании событийности премьеры любят такие вещи. А для меня «Турандот» – законченное произведение. Последний дуэт – о нём, конечно, можно судить по-разному! – остался в эскизах. Ученику Пуччини Франко Альфано осталось, скомпоновав и обработав уже написанное, просто свести их воедино. И смысл финала абсолютно очевиден – любовь, любовь, для которой нет никаких преград и которая решительно всё сметает на своём пути, одолевает даже железное сердце Турандот.
Шарж на Пуччини
Но это – именно Турандот! А, например, Мими? Рудольф? Марсель? У них – одна комнатка на троих-четверых в тёмной мансарде. Один – рисует. Другой – пишет стихи. Третий – философствует. Четвёртый ещё чем-то своим занимается… Это люди, которые живут сегодняшним, текущим моментом – и не более того! Если есть у них французский багет, стаканчик вина и кусочек сыра – им хорошо, они могут и любовь вовсю крутить, и сидеть у «Момюса» целыми днями, и кайфовать, кайфовать, кайфовать!
Жизнелюб из Лукки
В чём в чём, а в этом Пуччини толк знал. Но когда я думаю о нём, я вижу человека феерически талантливого, невероятно горячего внутри, фантастически жизнелюбивого, на редкость весёлого. Вспомните его «Club la Boheme» в Торре-дель-Лаго и его устав, который мы публикуем на с. 214! И главное, жаждущего новых и новых впечатлений от жизни.
Я представляю себе человека очень увлекающегося, наконец, и в творчестве многим обязанного этим своим увлечениям. Например, на рубеже XIX и XX веков возникла какая-то повальная мода на Восток. Пуччини, кстати, не раз бывал в Америке и видел там и недавно появившийся роскошный Чайна-таун, маленькие японские анклавы в том же Нью-Йорке – вместе с little Italy, и очень этой тематикой увлёкся. Мода затрагивала и стиль одежды, и манеры, и косметику, и меню, и, разумеется, женщин!
Говорят, Пуччини то ли в 1899-м, то ли в 1901 году даже был увлечён некой восточной красавицей – то ли японкой, то ли китаянкой. По слухам, она была красоты необыкновенной, белокожей, с маленькой ножкой, имела крохотные ручки с аккуратными ногтями и всегда носила ветку жасмина в волосах… Словом, была фантастически хороша! И самое главное, имела дивный, какой-то совсем необычайный – не обычную восточную раскосость! – разрез глаз. Вот и вдохновение и для «Мадам Баттерфляй», и для «Турандот». Иногда мне кажется, что во многом и Чио-Чио-Сан, и Лиу списаны именно с этой неведомой нам красавицы.
И известно точно, что после скоротечного романа с этой дамой у Пуччини началось увлечение японской темой. Он стал собирать всевозможные материалы о Японии, стал очень интересоваться всем, что связано с этой страной, и в конце концов стал собирать коллекцию японских карликовых деревьев – бонсаев.
А с другой стороны… При всём своём жизнелюбии и умении жить, при всех своих романах и успехах и «Манон Леско», и «Богема», и особенно «Мадам Баттерфляй» были вначале приняты довольно прохладно. Премьера «Мадам Баттерфляй» со знаменитой Розиной Сторкио вообще провалилась! Пришлось после советов и указаний друзей, которым он доверял, – и Джулио Рикорди, и Артуро Тосканини, – переделывать.
Ему втолковывали: ты всё-таки в Италии. Ты пишешь, между прочим, для своего народа. И тебе ли не знать, как итальянцы любят сантименты и арии, выжимающие слезу? А опера – не детектив, тут надо «подпустить» мелодрамы. Италия без какого-нибудь совсем душераздирающего «perche, perche Signore?» в конце не примет даже самый лихой, самый остро закрученный драматургически сюжет, в финале зрителю непременно надо зарыдать! И не эти ли сомнения, не эта ли боль отняли у Пуччини последние силы, не дав поставить последнюю точку в «Турандот»?
«Пушкин, до чего же ты мне надоел со своими стихами!»
У творческих людей, за некоторым исключением, в жизни всегда есть борьба с самими собой, со своим фобиями. Потому что бывают и невероятные приливы сил, и счастливые подъёмы, и вечный червь сомнения, и первый глоток воздуха после трагических падений – только так и можно творить! Но в жизни обязательно должны быть и любящая жена, и вкусные обеды, и тёплое кресло, и ласково урчащая кошка Мурка, которая и оближет, и свернётся калачиком рядом, на пуховом одеяле…
Таков был и Пуччини, заветной мечтой которого был свой, настоящий большой дом, семейное гнездо. Такое, говорил он, чтобы рядом можно было ставить мои оперы, не боясь самых смелых экспериментов, слушать на пленэре певцов и прочее. И чтобы при этом был покой, и непременно – Пуччини часто говорил о засушливой Италии! – рядом была вода, которую он обожал. Или речка. Или море. Или озеро – чтобы с лодки, именно с лодки наблюдать и рассвет, и закат, а особенно лунную дорожку.
