Читаем без скачивания Последний Храм - Павел Буркин

— Погодите, — встряла Неифила. — Мужчины с военной выправкой подозрительны, Мелина и Гердис, наверное, вообще в розыске, а с меня что возьмешь? Служанка — и есть служанка. Вдобавок у меня там родственники, если что, спрячемся у них.

— Гердис и Альваро в Медаре незаменимы, — нахмурился Альваро. — Но если у тебя там родные, можешь идти. Мелина, остаешься с Лендгрейвом, и если что, попробуешь выручить. Сагони, ты рвешься на верфь, но если с тобой что-то случится, кто поведет корабль? Поэтому тоже оставайся с отрядом.

— Нет, Ал, на верфях лучше знают меня, чем тебя. А в городе — наоборот. Вспомни, как ты пьянствовал с прежним Примасом! Тебе бы самому неплохо посидеть тут, но ведь не удержишь тебя, не удержишь…

— На всякий случай простимся, — подвел итог Лендгрейв. — Дело опасное, но если повезет, спасемся ото всех бед.

— Да поможет нам благая богиня, — тихо, чтобы не услышали солдаты, произнесла Мелина.

Один за другими друзья уходили в сторогу города. Скрипя колесами, покатились пушки, высекая искры подковами, ударили в избитый тракт копыта. Лендгрейв искренне верил, что все это — лишь перестраховка, и под видом войск Конфедерации они спокойно проедут в порт. Но если его людей попытаются не пустить в город или уничтожить, он был готов применить и мушкеты, и пушки. Темеса предала их всех, сделав преступниками и изменниками — вот пусть теперь и не жалуется.

Сагони пробирался городскими кварталами, узнавал и не узнавал город. Темесец по рождению, он прожил в Медаре большую часть жизни, по крайней мере, большую из той части, которую провел на суше. Он знал каждую улочку огромного города, каждую припортовую таверну, а с комендантом порта любил пропустить чашу-другую эрхавенского красного. Капитаны и лоцманы, трактирщики и стражники, корабелы, торговцы и портовые шлюхи — словом, все те, кто для гостей города были безликими незнакомцами, для Марчелло Сагони давно стали или друзьями, или врагами, но живыми людьми со своими судьбами, надеждами, интересами, заботами и радостями. Кое-кого он и правда встретил — две веселые девчонки, некогда смело гулявшие у самых пирсов, теперь опасливо жались к загаженным стенам складов. Едва увидев Сагони, девчонки едва не пустились бежать, но в последний момент, видно передумали. Наверное, стремление хоть не-много заработать пересилило страх. Сагони и правда готов был раскошелиться, но не за то, за что платил обычно.

— Китана, Хайнэ, давненько вас не видел! Что жметесь к стенам, испачкаетесь же!

— Ты будто не знаешь?! — изумилась старшая, Китана. — Что, не слышал про последний указ этого злыдня?

— Я только что прибыл…

— А, то-то ты как по голове получил! Во-первых, он издал новый указ против «разврата богопротивного, совершаемого мерзкими блудницами…».

От Сагони не укрылась блеснувшая в глазах девушки ненависть. Да и указ она процитировала таким грусавым голосом, что Сагони чуть не прыснул со смеху. Но не располагала обстановка к веселью, не располагала.

— Короче, каждая, кто будет замечена за этим делом, будет подвергнута пыткам, а потом публично казнена «через колесование».

— И вы не боитесь?

— А что нам еще остается? При прежнем Примасе мы хоть могли вышивать гобелены, а этот и их запретил, мол, он не намерен больше делать уступки скрытым язычникам и вольнодумцам. И в трактирах больше не увидеть певцов, танцоров и музыкантов. Если ты не строишь храмы, не работаешь на верфях или не поп, тебе остается только сдохнуть…

— Кстати, а что с верфями?

— Так и знала, что тебе будет интересно. Второй указ как раз о них. Морозини схвачен в Темесе по обвинению в ереси и колдовстве, и уже сожжен. Его сын, успевший сбежать, и язычница Мелина объявлены в розыск, за их головы обещана немаленькая награда. За твою, кстати, тоже. Ну, а все имущество Морозини разделено между донесшим на Морозини семейством Теано, Церковью и властями Конфедерации.

— Ясное дело. И кто теперь владелец верфей?

— Кавлин Теано. Его старший сын недавно приехал принимать новое имущество. Собирал работников, говорил, все останется по-старому, только, по-моему, все это враки. Им не нужны наши верфи, а нужно избавиться от конкурентов. Теперь и корабелы будут без работы, некоторых уже выгнали, остальные ждут того же со дня на день…

— Ясно, — скрипнул зубами Сагони. «Ладно бы прибирали к рукам, чтобы расширить дело! — со внезапной злобой думал он. — А то ведь хотят все развалить, сволочи… Нет, правильно тавалленец пристрелил Кавлина, правильно».

— А какие настороения у солдат?

— Солдаты преданы Клеомену. Если б не они, город бы давно взорвался…

Со стороны Альваро и Неифила выглядели, как парочка влюбленных. Да, в общем-то, Альваро и его служанке даже не было нужды притворяться. Наоборот, им приходилось делать над собой нешуточные усилия, сдерживая чувства. При нынешнем примасе за поцелуи на улицах, прогулки веселыми компаниями и распитие пива на улицах можно было попасть в городскую тюрьму, а там подвергнуться порке, епитимье и нешуточному штрафу в пользу Церкви. Если выяснится, что целовались не состоящие в браке люди, поркой дело могло и не ограничиться.

Гердис шла чуть сзади. Одетая в рваный, засаленный до лоска плащ, будто только что подобранный на свалке, со старательно закрашенными сажей зубами, она чудесным образом (но безо всякой магии) перевоплотилась в уродливую старую горбунью, безобразную до неприличия. Чтобы заинтересоваться такой, как женщиной, нужно начисто лишиться брезгливости, и вдобавок хлопнуть галлон рома. Вдобавок от природы быть отчаянно храбрым — от такой уродины чего только не подцепишь…

Да и заподозрить в ней смутьянку было бы непросто: стоит стражникам представить, как придется ее арестовывать, потом обыскивать, а если что найдут, так еще заковывать в кандалы и тащить в тюрьму через пол-города, и притом морщась от вони, под насмешливыми взглядами горожан… Словом, лучше в ее лояльности отцу Клеомену, наиничтожнейшему из рабов Единого, и в его лице — Церкви, не сомневаться.

Гердис осматривала огромный, но запущенный, будто иссушенный болезнью человек, город. В ее сердце причудливо смешались любовь к родному городу — и ненависть к тем, кто виновен в его запустении. В отличие от большинства горожан, она знала о древнем, языческом Медаре несколько больше. Она помнила, что в те времена ничья вера не притеснялась и не искоренялась, рынки города кишели товарами, а сами горожане жили не хуже темесцев. И не засыпали в страхе, опасаясь, что ночью придут следователи из Звездной Палаты, возьмут под белы ручки и препроводят прямиком в застенок. И не боялись любить и быть любимыми.