Читаем без скачивания Любовь эпохи ковида - Валерий Георгиевич Попов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Даю!
И на бегу мелькают самые счастливые моменты жизни…
Мы у Новодевичьего монастыря, отраженного в воде, и Игорек говорит: «Я счастлив! Димка в институт поступил – и как раз на международный, как я мечтал! И мы стоим у самого совершенного творения человеческого гения на земле. И мы – вместе!»
Потом – Юрок, сияя, размахивая торшером, идет на поезд Москва – Саратов, и мы, жизнерадостные, за ним.
А вот я везу из Москвы свою книгу – пятьсот экземпляров, баул, клетчато-клеенчатый, от асфальта не оторвать, и мы втроем волочим его по платформе. Поднимаем в вагон рывком.
– Что это? – спрашивает проводница.
– Моя книга! – гордо говорю я.
– Большой писатель! – улыбается она.
И вот я вбегаю в кафельную парадную. Как душераздирающе скрипит лифт!
Я поднимаюсь – и на меня с фото смотрит веселый Игорек.
Любовь эпохи ковида
ИДИЛЛИЯ
Я повернулся и увидел, что пришла весна. Солнце, всю зиму здесь отсутствующее, наконец-то «свесило ногу» в наш двор-колодец и дотянулось с крыши до окон второго этажа. Правда, оно коснулось лишь окон напротив, я к этому привык – но и отраженный свет радует, моя квартира озарена, впервые в этом году. Или впервые заметил? Вот отраженный луч озарил мой любимый цветок на тумбочке, и я увидел бутоны! Ура! Я пошел в соседнюю комнату, чтобы это чудо увидела и жена, но, когда мы пришли в кабинет… цветок погас! И озарена была уже книжная полка – сияло другое окно напротив. Меня даже качнуло. Как быстро, оказывается, крутится земля и все меняется. И я впервые за долгое время вдруг ощутил: я не в Сети, я живу на земле, и она медленно двигается.
И завтрак прелестен, нетороплив.
– Я тебе объясняю, Нона. Вот в этом бокале, в центре стола, должны находиться два вида чайных ложечек: швырялы и крутилы. Вот эти, с эмалевыми ручками и витыми длинными ножками, и золочеными совочками на конце – швырялы. Ими – только ими – зачерпываем сахарный песок и затем ссыпаем его в кипяток с огромной высоты, чтобы совок ни в коем случае не замочился. Иначе в сахарнице будут комки. Ты поняла, Нона?
– Да!..
Она неуверенно кивнула. Но времени у нас сейчас, во время вынужденной самоизоляции, достаточно, чтобы не спешить. Никогда еще у нас его не было столько – для неспешных бесед, с видом на наш прелестный, я бы сказал, итальянский дворик.
– А вот эти короткие ложечки, – неторопливо продолжил я, – позолоченные, с чернью, – крутилы. Ими крутим, когда песок уже оказался в чае. Ими сахар мы не берем, потому что они мокрые. А благодаря чему песок оказался в воде?
Долгая пауза.
– Ну думай, Нона!
– Благодаря швырялу?
– Молодец!
Я в блаженстве, откидываюсь в кресле. Я и сам доволен своим открытием: швырялы и крутилы. Или правильнее будет сказать «крутила»? Надо бы не спеша это обдумать. А пока можно приступать и к практике. Чудесный день! Таких, мне кажется, не было никогда раньше.
ВТОРЖЕНИЕ
Звонок! Только я более-менее сбалансировал мои отношения с КОВИДом (я здесь – он на улице), так именно с улицы раздается звонок. Его мы не слышали уже много дней, поэтому вздрогнули. Кого бог принес? Неторопливо открыл. Девица. О красоте трудно судить: скрыта маской. Где они только их берут? В аптеке нема. И что еще в ней привлекательного, акромя маски? Явно перегруженный аксессуарами верх, огромный накрученный шарф – при этом весьма короткие брючки и носочки, а между ними голые лодыжки.
– Здравствуйте. Я Арина. Волонтер. Психологическая поддержка. У вас все в порядке?
– А еду вы не носите?
– Мы? – Она смутилась. – Нет. Только опрашиваем.
– Жаль. Сказать вам пока нечего. Нового в нашей жизни ничего нет… кроме ваших прелестных лодыжек! – не удержавшись, съязвил я.
Она изогнулась и стала смущенно одергивать брючки. Прекрасно ведь знает, что они специально скроены так, что лодыжки наружу.
– Не волнуйтесь! – сказал ей я. – А за новостями заходите еще.
– Хорошего вам дня! – пролепетала она и сбежала по лестнице.
Ну просто прелесть – черт ее принес!
– Веча! К нам кто-то пришел? – донесся радостный голос Ноны. – Зови! У нас же печенье есть!
Печенье лучше поберечь, поскольку материальной помощи, похоже, не предвидится. Ну что ж. Продолжим столь бестактно прерванное чаепитие. На ту же самую кухню вернулся, но все уже выглядело как-то не так. Земля повернулась к Солнцу каким-то не тем боком.
– Сколько, Нона, можно тебе говорить: острый зубчатый ножик и чайные ложки должны торчать вот из этого бокала в центре стола! Теперь ты уже брякаешь полчаса, чтобы отыскать их в общем хламе среди ножей и вилок! Зачем? А подумать секунду было нельзя и поставить их после мытья на место? Секунда! А теперь мы должны тратить на это полдня! Да что там – весь день полетел!
Я весь трясся. И вместе с тем работал еще какой-то участок мозга и все контролировал. За более, чем полувековое сосуществование с Ноной, я многое усвоил. И, в частности, по тому, как я ору на Нону с утра, я четко определяю свое состояние – сегодня я почему-то ору на тридцать восемь с половиной. Градусника не надо. Неужто заболеваю? Все-таки занесли эти бродяги, которых мобилизовали якобы нам помогать! А Нона лишь помогает проявиться болезни. И делает это виртуозно. Эта хрупкая женщина своей тонкой корявой ручкой за секунду может сотворить катастрофу – например, выключив газ, вдруг зачем-то поставить его на максимум и, не поджигая, уйти!
– У тебя даже приготовление каши превращается в катастрофу! – Я все же заговорил, хоть сначала и не хотел. – Стол, пол, жерло раковины засыпаны крупой. Причем жерло – уже сваренной кашей, и вода не уходит! Кранты!
Перевел дыханье, сглотнул.
– Ты понимаешь – мы остались с тобой, в наши годы, одни. Совершенно одни. И никто нам не будет уже помогать! Понимаешь?
Кивнула. Но как-то неуверенно. Словно есть и другие версии.
– И выживем мы, только если делать все четко. А ты что вытворяешь, а? Невозможно это! Понимаешь? Невыносимо!
Ору, пожалуй, уже на все тридцать девять! Что же делать? Вызывать помощь? Но тут уже только что была одна помощница, после которой как раз и начался взлет температуры.
Потрогал лоб. Жар! Надо в первую очередь изолировать Нону. Она, похоже, пока
