Читаем без скачивания Заговор генералов - Владимир Понизовский

— Вот видишь! — снова начал злиться Антон. — А мы…

— Слышал? — оборвал его, рассмеялся Василий. — Вчера даже жандармский эскадрон прискакал с «Марсельезой»! Тоже стали защитничками революции. Родзянко и с ними лобызался. Правда, думцы — великие храбрецы. Вчера же кто-то поднял крик: «Хабалов идет! Хабалов идет!..» Тут такая паника поднялась! Одни «избранники» под кресла залезли, другие прыснули бежать. Решили, что Хабалов свое воинство на Таврический ведет. А оказалось, что его самого арестовали и привели, сейчас в «министерском павильоне» сидит.

Посерьезнел. Прихлопнул ладонью по столу:

— Суть ситуации такая: у Родзянки в руках правительственный аппарат. На его стороне все — от Пуришкевича до кадетов. А главное — офицерство. На стороне Совдепа — солдаты и пролетариат.

— Так это же сила! — воскликнул Путко. — Решающая! Что может какой-то там ротмистр, если вся рота против него? А народ перед Таврическим? Одним духом сдует кого хочешь, если дыхнет.

— Ишь ты какой шустрый! — Василий склонил голову набок, словно бы стараясь получше разглядеть заявившегося к нему умника. — Я тоже до ранения на фронте был. Тоже, разрешите представиться, подпоручик саперного батальона. На передовой, сам знаешь, всегда кажется, что главный бой на твоем участке. Если ты идешь в атаку, значит, вся армия наступает; смазываешь пятки — ну конечно же вся армия драпает.

— Точно! — теперь уже улыбнулся Антон.

— Но по сей день фронты и вся действующая армия еще не сказали своего слова. Еще только начинает раскачиваться Москва. Слухи самые разные. А наиглавнейшее — сам наш Совдеп…

Василий резко махнул рукой:

— Мы ждали этих дней и, когда началось, покатилось, готовы были возглавить движение. На утро двадцать шестого назначили пленум Петроградского комитета, чтобы окончательно определить тактику и стратегию. А в ночь на двадцать шестое охранка почти всех членов комитета замела. И в «Кресты». Я тоже попал. Молодцы выборжцы — взяли на себя обязанности комитета. Но по неопытности, а может, и наоборот, из-за верности принципам… — он в сомнении пожал плечами, — допустили оставшиеся на свободе братишки одну промашку. Когда восстание началось, они бросились на заводы, на фабрики, в казармы — к народу. А эсеры и меньшевики — сюда, в Таврический. И сразу давай создавать Совет! И давай захватывать в нем места! Сейчас во всем Совдепе наших товарищей-большевиков — всего двое-трое. А вся верхушка — их. Вот смотри: председатель Совета Чхеидзе меньшевик, товарищ председателя Скобелев — меньшевик, второй товарищ председателя Керенский — трудовик, со вчерашнего дня примазавшийся к эсерам. И остальные — пальцев не хватит, той же масти шатия-братия. Не то чтобы воевать с Родзянкой — сами к нему лобызаться бегают. Керенский даже наплевал на решение Исполкома Совдепа и решил стать министром в новом правительстве, которое Родзянко сейчас хочет слепить. Говорят, что и для Чхеидзе кресло в Мариинском дворце подобрали. Но мы свою линию гнем. За каждую букву в решениях Совдепа грыземся.

Он достал часы:

— Сейчас снова будем заседать. Оч-чень важное будет заседание! Ты оставайся пока здесь за меня. Будут приходить солдаты из частей, давай им нашу литературу, пусть берут, сколько унесут, — Василий показал на стопки листков, уложенные на полу вдоль стены. — И сам почитай: это наш манифест «Ко всем гражданам России» и листовка «Настал час освобождения».

Взял со столика, за которым курсистка терзала «ундер-вуд», узкие полоски бумаги:

— Это мандаты штаба восстания на право входа в казармы гарнизона. Выдавай только нашим, большевикам.

По районам начали создавать отряды рабочей милиции. Вот мандаты на получение оружия в арсеналах. Тоже смотри в оба, кому даешь. С минуты на минуту начнут приходить делегаты от рот, всех направляй в Белый зал, на заседание. Действуй!

За ночь Антон не сомкнул глаз. Как опустился на стул, освобожденный Василием, так и не поднялся: со всех сторон наседали; принимать решения надо было немедленно.

Василий забежал — вечер это был или уже ночь? — радостный, осипший, словно еще больше похудевший:

— Сдвинули! Мы с первого дня требовали, чтобы в Совдепе были не только рабочие, но и солдатские депутаты. Оборонцы во главе с Чхеидзе артачились: мол, агитация распространится и на армию. А нам этого только и нужно. Добились! Солдатская секция создана и отныне Совдеп — Совет рабочих и солдатских депутатов!.. А теперь мы там такую пулю отливаем Родзянке! Бьет наповал! Не пуля — снаряд!..

И снова исчез.

Под утро пришел, качаясь от усталости, с еще влажным номером газеты «Известия Совета Рабочих и Солдатских Депутатов».

— Прочти. Вот это!

Типографская краска пачкала пальцы. На первой странице, сразу под заголовком, крупно выступало: «Приказ № 1».

Антон начал читать.

«По гарнизону Петроградского округа всем солдатам гвардии, армии, артиллерии и флота для немедленного и точного исполнения, а рабочим Петрограда для сведения.

Совет Рабочих и Солдатских Депутатов постановил:

1. Во всех ротах, батальонах, полках, парках, батареях, эскадронах и отдельных службах разного рода военных управлений и на судах военного флота немедленно выбрать комитеты из выборных представителей от нижних чинов вышеуказанных воинских частей.

2. Во всех воинских частях, которые еще не выбрали своих представителей в Совет Рабочих Депутатов, избрать по одному представителю от рот, которым и явиться с письменными удостоверениями в здание Государственной думы к 10 часам утра 2 сего марта.

3. Во всех своих политических выступлениях воинская часть подчиняется Совету Рабочих и Солдатских Депутатов и своим комитетам.

4. Приказы Военной комиссии Государственной думы следует исполнять, за исключением тех случаев, когда они противоречат приказам и постановлениям Совета Рабочих и Солдатских Депутатов…»

Василий ревниво следил за тем, как читал Антон.

— Пункт четвертый осилил? Мы настаивали на формулировке: «только в тех случаях», они, соглашатели: «за исключением тех случаев». Улавливаешь оттеночек? — В голосе его был сарказм. — Так и в пятом: и нашим и вашим!.. Одолели голосованием. Читай дальше — главное впереди.

— «Пункт пятый. Всякого рода оружие, как-то: винтовки, пулеметы, бронированные автомобили и прочее должны находиться в распоряжении и под контролем ротных и батальонных комитетов…» — произнес вслух Путко и снова, с возрастающим волнением, углубился в текст:

«…и ни в коем случае не выдаваться офицерам даже по их требованиям.

6. В строю и при отправлении служебных обязанностей солдаты должны соблюдать строжайшую воинскую дисциплину, но вне службы и строя в своей политической, общегражданской и частной жизни солдаты ни в чем не могут быть умалены в тех правах, коими пользуются все граждане. В частности, вставание во фронт и обязательное отдание чести вне службы отменяется.

7. Равным образом отменяется титулование офицеров: ваше превосходительство, благородие и т. п., и заменяется обращением: господин генерал, господин полковник и т. д.

8. Грубое обращение с солдатами всяких воинских чинов и, в частности, обращение к ним на „ты“ воспрещается и о всяком нарушении сего, равно как и о всех недоразумениях между офицерами и солдатами, последние обязаны доводить до сведения ротных комитетов.

Настоящий приказ прочесть во всех ротах, батальонах, полках, экипажах, батареях и прочих строевых и нестроевых командах».

Под приказом стояло: «Петроградский Совет Рабочих и Солдатских Депутатов».

Антон поднял на Василия заблестевшие глаза:

— Так это же!..

— Мы настаивали еще, чтобы солдаты получили право сами выбирать себе командиров, а неугодных — смещать. Меньшевики и эсеры провалили. Мы требовали, чтобы этот приказ был адресован не только войскам Петроградского округа, а всей армии. Они же: «Мы — Питерский Совдеп, а не Всероссийский…» Законники! Но все равно… — он выхватил у Путко из рук газету, потряс ею, — все равно армия теперь будет наша!

Антон поднялся со стула. От усталости, от резкого движения закружилась голова. Василий с удовольствием плюхнулся на свое место. Потянулся:

— Ну, что ты тут без меня наворотил? Докладывай. Путко протянул список: кому и с какой целью выданы мандаты, кто и зачем приходил.

— Да ты тоже, гляжу, крючкотвор. Штабной, что ли?

— Самый что ни на есть строевой. Да только на батарее писанины не меньше, чем в интендантской части.

— Молодец, все правильно, — пробежал его записи Василий. Поднял голову: — Ты с какого фронта?

— С Северного.

— Долго еще тебя в лазарете ремонтировать будут?

— Глаза видят, ноги ходят — пора и честь знать.