Читаем без скачивания Заговор генералов - Владимир Понизовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О вашем приезде уведомлены, — встретил их главнокомандующий Северным фронтом генерал Рузский. — Прошу, господа! — Он показал перчаткой в сторону императорского поезда.
— Предварительно нам хотелось бы обсудить положение с вами, генерал, оттягивая неотвратимое, сказал Гучков.
— Государь уже ждет вас, — отрицательно качнул головой Рузский.
Им ничего не оставалось, как сразу же приступить к своей миссии, хотя оба они трепетали от мысли о предстоящем: они привезли проект составленного Родзянкой манифеста об отречении Николая II в пользу сына, цесаревича Алексея.
Вот и вагон-гостиная. Зеленый шелк по стенам. Канделябры. Мебель ампир. Ворсистый ковер. Высокомерный старик в свитском генеральском мундире — дряблые напудренные щеки, склеротические жилки, седой пушок на темени, министр двора и уделов граф Фредерикс, — провозглашает:
— Государь император сейчас соизволят выйти.
В ту же секунду распахивается противоположная дверь. В проеме ее появляется невысокий мужчина в серой черкеске с Георгиевским крестом над гозырями. Холодный взгляд. Расчесанная борода, подстриженные усы. Оригинал миллионно размноженного изображения — на картинах, литографиях, лубках, серебряных рублях, золотых империалах. Царь.
У Шульгина и Гучкова подкашиваются ноги.
Николай молча, жестом приглашает их к маленькому будуарному столу с гнутыми резными ножками.
Первым за столик сел Николай. Рядом с ним — граф Фредерикс, затем генерал-адъютант Рузский и начальник военно-походной канцелярии генерал-майор Нарышкин.
Гучкову и Шульгину указали на стулья у стены. Будто за столиком воссел трибунал, а они подсудимые. Оба опустились на пружинящие сиденья. Но Гучков тут же встал:
— Ваше величество! Мы приехали, чтобы доложить о том, что произошло за эти дни в Петрограде и вместе с тем посоветоваться о тех мерах, которые могли бы спасти положение…
Всю дорогу они готовились к исполнению возложенного поручения. Решили начать издалека. Теперь Гучков нарочито обстоятельно и подробно живописал картины восстания и те опасности, которые угрожают России, если пожар перекинется на фронты.
Наконец, будто очертя голову бросился в омут:
— Спасти Россию, спасти монархический принцип, спасти династию можно! Если вы, ваше величество, объявите, что передаете свою власть вашему маленькому сыну, если вы передадите регентство великому князю Михаилу Александровичу и если от вашего имени или от имени регента будет поручено образовать новое правительство… Вот что нам, мне и Шульгину, было поручено вам передать.
Николай обвел взглядом потолок вагона. «Значит, ничего иного не придумал и Родзянко…» В голове, в ритм ударам пульса, зазвучало: «Божиею поспешествующею милостию, Мы, Николай Вторый, император и самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский; царь Казанский, царь Астраханский, царь Польский, царь Сибирский…» Сейчас эта торжественная формула звучала язвящей насмешкой. Но необходимость разом отрешиться от всех этих титулов не вызвала у него особенного огорчения они всегда существовали в его сознании отвлеченно. Большинство своих царств и княжеств он и не видал. Подумал: а что станется с его собственными владениями — Нерчинским горным округом, где в рудниках добывалось для него золото и серебро; с Екатеринбургской алмазной гранильной фабрикой; Шлиссельбургским фарфоровым заводом; охотничьими угодьями в Белой Веже и Гатчине; собственными его дворцами в Петрограде и окрест, в Москве, Киеве, Ливадии… От всего этого ему отказываться было жаль. Но тоже без остроты, без глубокого переживания, с привкусом равнодушия… Все от бога.
Он опустил взгляд с потолка и неторопливо повел его по стенам, не задерживаясь на предметах и лицах, пока не остановился на торчащей перстом фигуре Гучкова.
Все сидели замерев, затаив дыхание.
— Раньше вашего приезда и после разговора по прямому проводу генерал-адъютанта Рузского с председателем Государственной думы я думал в течение утра, — четко и негромко проговорил Николай. — Во имя блага, спокойствия и спасения России я был готов на отречение от престола в пользу своего сына, но теперь…
Все, кроме престарелого, так ничего и не понимающего графа Фредерикса, подались вперед.
— …Теперь, еще раз обдумав положение, я пришел к заключению, что ввиду болезненности наследника мне следует отречься одновременно и за себя, и за него, так как разлучиться с ним я не могу.
Это решение было неожиданным для всех.
— Облик маленького Алексея Николаевича был бы смягчающим обстоятельством при передаче власти, — растерянно пробормотал Гучков.
Генерал Рузский нашелся:
— Его величество беспокоится, что если престол будет передан наследнику, то его величество будет с ним разлучен.
— Мы не можем дать на это ответа, — впервые подал голос Шульгин.
Все снова замолчали, словно бы не зная, что делать дальше.
— Давая свое согласие на отречение, — опять произнес Николай, — я должен быть уверенным, что вы подумали о том впечатлении, какое оно произведет на всю остальную Россию. Не отзовется ли это некоторою опасностью?
— Нет, ваше величество, опасность не здесь! — забыв о церемониале, воскликнул Гучков. — Мы опасаемся, что, если объявят республику, тогда возникнет междоусобие.
Ему на подмогу опять пришел Шульгин. Он тоже стал рассказывать об обстановке в столице:
— В Думе ад, это сумасшедший дом. Нам придется вступить в решительный бой с левыми элементами, а для этого нужна какая-нибудь почва. Относительно вашего проекта разрешите нам подумать хотя бы четверть часа.
— У всех рабочих и солдат, принимавших участие в беспорядках, есть уверенность, что водворение старой власти — это расправа с ними, — начал вторить Шульгину
Гучков. — Поэтому нужна полная перемена. Нужен такой удар хлыстом, который сразу переменил бы все.
— Хотите еще подумать? — не скрывая иронии, осведомился Николай.
— Нет, — решился Гучков. — Я думаю, что мы сможем сразу принять ваши предложения. Когда бы вы могли совершить самый акт?
Он расстегнул папку темной крокодиловой кожи:
— Вот проект, если бы вы пожелали…
— Проект нами уже составлен, — ответил, поднимаясь, Николай.
Все поспешно вскочили. Даже Шульгин и Гучков, подражая генералам, вытянулись.
Царь вышел из вагона.
Через несколько минут он вернулся. Протянул Гучкову листок размером в четвертушку писчей бумаги. Это был акт об отречении.
Отныне Николай II переставал быть «его величеством императором Всероссийским» и становился гражданином Николаем Александровичем Романовым.
— Надлежит решить еще несколько вопросов, менее значительных, произнес с виноватым видом Шульгин. — Необходим ваш указ о назначении председателем совета министров князя Львова. Желательно, чтобы на указе была проставлена дата раньше часа отречения. Сие нужно, чтобы подчеркнуть преемственность власти.
— Хорошо. На два часа раньше? Оба думца согласно кивнули.
— Кого бы вы хотели видеть верховным главнокомандующим? — продолжил Гучков.
— Мною решено уже раньше: великого князя Николая Николаевича, ответил Николай.
— Остается нерешенным вопрос о главнокомандующем войсками столичного округа… — начал Шульгин. — Генерал Иванов не…
Но его прервал Рузский:
— Когда вы были уже в пути, поступило ходатайство от Родзянки. Михаил Владимирович предложил кандидатуру генерала Корнилова. Государь одобрил и дал указ правительствующему сенату о назначении.
— В таком случае наша миссия исчерпана, — с облегчением проговорил Гучков.
Но его спутник не удержался:
— Разрешите узнать, ваше величество, о ваших личных планах. Вы прямо отсюда поедете в Царское Село?
Романов задумался.
— Нет… Я хочу сначала проехать в Ставку. Может быть, заеду в Киев, чтобы проститься с матушкой… А затем и в Царское.
— Мы приложим все силы, чтобы облегчить вашему величеству выполнение ваших дальнейших намерений! — с жаром воскликнул Шульгин.
Спустя несколько минут, оставив вагон-гостиную, эмиссары отправили в Петроград телеграмму:
«Просим передать председателю Думы Родзянко: государь дал согласие на отречение от престола в пользу великого князя Михаила Александровича с обязательством для него принести присягу конституции. Поручение организовать новое правительство дается князю Львову. Одновременно верховным главнокомандующим назначается великий князь Николай Николаевич. Манифест последует немедленно в Пскове. Как положение в Петрограде. Гучков. Шульгин».
Через час, глубокой ночью, с дубликатом манифеста об отречении посланцы Родзянки отбыли в столицу.