Читаем без скачивания Заговор генералов - Владимир Понизовский

В газете было воззвание Московского комитета и Московского областного бюро ЦК РСДРП: «…Революция должна победить. Старая власть будет уничтожена… Дело за Москвой. Сегодня великий день… Поддержим наших петербургских братьев, не дадим послать на Питер царского палача! Все на улицу! Все за дело!..»

Вот это созвучно его мыслям! И главное — есть здесь, в Москве, и городской комитет, и даже Бюро ЦК партии!..

Он шел на Воскресенскую площадь. Как и вчера, у здания думы было полно людей. Казалось, митинг не прерывался и на ночь.

— …Свергнуть династию Романовых! Смести этот мусор! В тюрьму атамана разбойничьей шайки!..

— Товарищи! Только что Совет рабочих депутатов постановил: «Предложить Военному совету и исполкому „Комитета общественных организаций“ немедленно произвести арест всех высших агентов прежней правительственной власти, не делая различия как при аресте, так и при заключении между низшими и высшими чинами, какие бы должности они ни занимали»!..

— П-рр-авильно! Ур-ра!.. — откликнулась толпа.

— Товарищи! Уже вчера вечером нами арестованы командующий округом генерал Мрозовский и московский градоначальник генерал Шебеко!

— Пр-равильно!..

Дзержинский начал протискиваться сквозь толпу к входу в думу.

Члены Временного правительства собрались в роскошном, белом с золотом, зале совета министров в Мариинском дворце — давней резиденции российского кабинета. Хрусталь. Бронза. Мрамор. Темно-красный бархат. Огромный овальный стол…

— Прошу, господа! — широким жестом хозяина, приглашающего гостей к трапезе, повел рукой Родзянко. — Пора нам приступать к более прочному устройству исполнительной власти. Передав вам бразды правления, Временный комитет Государственной думы с сей знаменательной минуты слагает с себя полномочия и превращается в организацию общественных деятелей, которые, забыв различия партий, классов и сословий, будут объединять вокруг вас всех граждан России во имя спасения родины!

От этих прочувствованных слов у многих на глазах навернулись слезы, да и сам Родзянко достал из кармана платок.

Все присутствующие знали, что минувшей ночью государь император доверил формирование кабинета Михаилу Владимировичу, как наиболее достойному, но тот скромно отказался, и это производило сейчас особенное впечатление.

Вечер застал Дзержинского все в том же здании Московской думы. В большом зале шло непрерывное заседание Исполкома Московского Совдепа. Вход в зал был открыт для каждого.

Сейчас на заседании обсуждали предложение, только что поступившее от так называемого «Комитета общественных организаций», приславшего сюда своих полномочных представителей. Что за «общественные организации»? Судя по осанистости, упитанности, крахмальным сорочкам и золотым перстням представителей, организации объединили городских воротил. Так и выявилось:

— Госп… Граждане! Командование войсками гарнизона отныне возложено на председателя Московской губернской земской управы подполковника Грузинова.

— Кем возложено?

— Нашим комитетом и санкционировано столицею. Разрешите ознакомить вас с воззванием нового командующего: «Граждане и солдаты! Дело сделано. Переворот совершен. Долг каждого вернуться к своей работе. Скорее по домам и казармам! Победа требует от нас порядка. Скопища на улицах мешают работе. Кто остается в толпе, тот сознательный враг родины». Госп… Граждане! Мы надеемся, что ваш Совет поддержит усилия нового командующего и нашего комитета: вам надлежит выступить со своим воззванием и призвать фабричных прекратить забастовку!

— У вас все?

— Есть еще короткое, радостное для всех нас сообщение, только что полученное комитетом из Петрограда: в столице образовано Временное правительство России. От Москвы в него вошли такие выдающиеся деятели, как Гучков и Коновалов! Первый — военным и морским министром, второй министром торговли и промышленности! Это высокая честь для Москвы, госп… граждане!

— Очень вы нас обрадовали, господа хорошие! — поднялся из-за стола Исполкома плечистый пожилой мужчина в косоворотке. — Я — рабочий. Карасев моя фамилия… Вот вы здесь призываете нас, рабочих, к станкам… Но ответьте: может ли рабочий выходить на работу, может ли он быть спокоен и работать, когда военным министром назначен Гучков, тот самый, который был дружком Столыпина, подписывавшего направо и налево смертные приговоры?

— Теперь Гучков не тот! Он изменился!

— Как это он вдруг изменился? Иль он свои московские дома на Тверской и на Мясницкой отдал беднякам? Или этот ваш Коновалов отказался от своего банка и от мануфактуры «Коновалов и сын»?..

— Граждане! Это голая демагогия! Нам нужно становиться на работу, нужно сообща защищать свободу, иначе нас расстреляют немцы!

— Да? А нам все равно: если не немцы нас расстреляют, то вы нас расстреляете. Не думайте, господа хорошие, что мы забыли Пресню! Не забыли! И дети, и внуки наши не забудут! Вот вы решили, что все закончено и дальше идти некуда и незачем. А мы считаем так: революция не закончена, пока все требования пролетариата не выполнены!

— Ваши требования будут удовлетворены. По мере возможности. Нельзя же все сразу. Это создаст анархию, граждане!

Карасева сменил другой. Интеллигент. Аккуратно стриженая бородка. Превосходно сшитый костюм. «Тоже из этих…» — подумал Феликс.

— Имеем ли мы, члены Исполнительного комитета, право заставить рабочих прекратить забастовку? — задал он риторический вопрос.

Дзержинский увидел: представители «общественных организаций» оживились. Один из них одобрительно кивнул: мол, имеете право!

— Нет, не имеем! — неожиданно сам же и ответил тот. — Забастовка важнейшее оружие пролетариата. О прекращении забастовки мы даже не будем говорить до тех пор, пока не будут выполнены наши требования. А именно: пока по примеру рабочего Совдепа не будет создан Совет солдатских депутатов, пока не будет вооружена милиция и пока оружие не будет передано в распоряжение Совдепа!

«Вот это требования!..» — воззрился на выступающего Феликс. Шепотом спросил у стоявшего рядом парня:

— Кто это выступает?

— Не знаю, как его зовут. Знаю — большевик.

— Мы согласны призвать к возобновлению работы только тех товарищей, которые заняты на предприятиях, связанных с обеспечением населения Москвы продовольствием, с обслуживанием городского водопровода, электростанций и транспорта, — решительно закончил оратор.

Посланцы «Комитета общественных организаций» удалились, как говорится, не солоно хлебавши. В перерыве Феликс подошел к выступавшему:

— Разрешите… Я — член Главного правления польской социал-демократической партии, был членом ЦК РСДРП. Я только что из тюрьмы. Ищу связи с комитетом.

— Как вас зовут, товарищ? — вгляделся в его лицо мужчина.

— Дзержинский.

— Как же, слышал! Очень рад. — Протянул узкую ладонь: — Ногин Виктор Павлович…

Паровоз с прицепленным к нему одним-единственным салон-вагоном на всех парах мчался из Питера в Псков.

Гучкову и Шульгину удалось выехать лишь потому, что никто из солдат выставленной Совдепом охраны на Варшавском вокзале не знал думцев в лицо, а начальник станции, предупрежденный комиссаром Бубликовым, выполнил приказания Родзянки.

На полпути к Луге, с поста какого-то разъезда, Гучков по железнодорожному телефону связался с Вырицей, с генерал-адъютантом Ивановым. Командующий карательной экспедицией сообщил, что с часу на час ожидает прибытия верных дивизий, чтобы без промедления двинуть их на столицу. Однако по чьему-то приказу из Питера на пути к городу разобрано полотно, а в самом его Георгиевском батальоне объявились «пропагаторы», призывающие солдат не повиноваться офицерам. «Как только подойдут надежные части, я наведу порядок — всех пропагаторов развешу по телеграфным столбам!» — заверил Николай Иудович.

Эмиссары Родзянки двинулись дальше. Но в самой Луге подозрительный одновагонный поезд окружили вооруженные повстанцы.

— Граждане! Товарищи! Мы везем Николаю повеления народной власти! собрал все свое красноречие и все новомодные слова недавний представитель «черной сотни» Шульгин. — Если вы нас задержите, товарищи, это отразится на судьбе революции!

В подтверждение он потряс бумагами со штемпелями Временного комитета и Совдепа.

Удалось обмануть и этих.

В десять часов вечера паровоз остановился на перроне Псковского вокзала. Тут же, через две площадки пустынных платформ, стоял состав из пяти вагонов, поблескивающий в свете фонарей темно-синим лаком, бронзовыми царскими вензелями и латунными поручнями. Все окна его ярко светились. У каждого тамбура маячили часовые, а к одному, из вагонов была приставлена устланная ковром лестница.