Читаем без скачивания Под опущенным забралом - Иван Дорба

— Георгий Александрович! Путь на Москву открыт. Смоленск взят! — перебил его Байдалаков. — Нам приказано… Приказано ехать в Берлин!… Мы обязаны подчиниться!

Георгиевский поморщился, как от зубной боли:

— Не торопите нас… Немецкие войска уже потеряли двести пятьдесят тысяч солдат и офицеров! Группа армий «Центр» перешла к обороне. Русские не бегут, а сражаются. Зачем нам спешить в Берлин? Война может затянуться. Если до холодов она не кончится, гибель Третьего рейха неизбежна. Будем надеяться, что советский строй рухнет… Тогда-то мы с вами будем нужны в России. Мы понадобимся и Гитлеру, и Розенбергу! И кстати, Черчиллю и Рузвельту. Ведь мы серьезная организация! У нас собственная программа, близкая к национал-социализму. Наш «Солидаризм» доходит до русских народных масс, он понятен «таинственной русской душе». В Москве мы имеем своих людей, свои опорные точки. Мы не должны выполнять приказы Розенберга и Деспотули!

— Тогда они нас уничтожат! — испуганно произнес Байдалаков.

— Ну-ну, не торопитесь умирать, — успокаивающе произнес Георгиевский. — Околов «отдрейфовал» типографию «Льдина» в Бессарабию. Правда, мы не знаем, где Олег Чегодов. Наладил ли он работу типографии? Или попал в лапы НКВД? А может, ушел вместе с Красной армией, со всей «редакцией»? С Деспотули мы не будем делиться своими провалами. Но сами-то должны быть в курсе.

— Ах, Георгий Александрович, о судьбе Чегодова никто толком не знает! — дернулся всем телом Вергун. — Жаль, что этот неглупый, проверенный человек бесследно потерялся… Сейчас Чегодов был бы очень полезен…

— Чегодов осторожен, но советская разведка обнаруживала и не таких храбрецов. Проваливались опытнейшие! Я убежден, что и в ведомстве Розенберга, Риббентропа, Гиммлера и самого Канариса работает немало советских разведчиков. Внедрились они и в среду эмиграции, и в наш союз. — Георгиевский подозрительно окинул всех взглядом, будто подозревал кого-то из них в шпионаже. — Может, нам не брать в расчет Чегодова?

— Так как же мы решаем? Ехать в Берлин или нет?

— Что касается меня, то я остаюсь здесь, — категорично объявил Георгиевский. — Немцы достаточно хорошо осведомлены о моих связях с Интеллидженс сервис, особенно после провала капитана Беста из МИ-6[36]. Он и его товарищ, не знаю, кто это был, поехали к германо-голландской границе якобы на встречу с видным генералом из ставки Гитлера. Их «встретили»! Голландец, их сопровождавший, был убит, а эти два идиота попали в лапы Шелленберга. Тот, конечно, заставил их разговориться. Мне нужно пока тихо и мирно отсиживаться в Югославии на нелегальном положении, а там будет видно…

— Вы останетесь, а потом протянете, надеюсь, нам луковку, — помрачнел Байдалаков.

Георгиевский и Вергун удивленно посмотрели на своего председателя.

— Помните, у Достоевского в «Братьях Карамазовых» над огненным озером, куда черти кинули злющую-презлющую бабу, стоит ангел-хранитель и думает, что она хорошего совершила за свою жизнь?

— А-а-а, нищему луковку подала! Но мы и луковки никому еще не подали! — с грустной серьезностью заметил Вергун.

— Что с вами, Кирилл Дмитриевич? — Байдалаков насупился. — Я вас не узнаю, откуда такой пессимизм? Сначала гневная филиппика против фашистской Германии, потом неуверенность в нашем будущем и, наконец…

— Виктор Михайлович, — перебил его Георгиевский, — ситуация действительно усложняется. Ничего нельзя предвидеть. В Югославии тоже кому-то надо быть…

— Мне тоже не хочется ехать, — вздохнул Вергун.- На душе у меня тяжело, давит какое-то предчувствие, внутренний голос шепчет: «Останься!» Еще год назад я верил, что Гитлер легко победит СССР, тут же помирится с Англией и США и будет создана новая Россия. Не мог я предполагать, что у фашизма такое звериное лицо, такая злобная и коварная душа!

— Но немцы же побеждают! — сердито дернулся Байдалаков.

В этот момент вошла жена Георгиевского, Елена Александровна, пригласила гостей в столовую:

— Пожалуйста, господа, отобедать.

Все встали и направились в соседнюю комнату.

За столом с хорошим вином и вкусной едой беседа приняла более покладистый характер.

Георгиевский еще раз подтвердил, что ехать в Берлин ему никак нельзя. Во-первых, он стар, болен и ему трудно воспринять немецкий жесткий стиль жизни; во-вторых, он как генеральный секретарь — руководитель разведки давно связан с англичанами, и сотрудники Интеллидженс сервис не простят ему переметывания на сторону Германии; в-третьих, не резонно же всему бюро НТСНП послушно подчиняться приказу Розенберга! А вдруг германские войска, несмотря на успехи, окажутся все-таки разбиты? Это явится и для НТСНП крахом. Следует заранее предусмотреть и такой вариант! И ему, Георгиевскому, надо остаться в Югославии, уехать в какой-то небольшой город и перейти на нелегальное положение…

— А что скажет на это Розенберг? — работая вилкой и ножом, с полным ртом спросил Байдалаков.

— А вы поговорите с ним! Не ради меня, а ради будущего нашего движения, убедите его, что я не могу поехать в Берлин, — отвечал Георгиевский. Он был за столом хозяином, и долг вежливости заставлял Байдалакова соглашаться.

Вергун ел молча и мрачно. Ему тоже ехать в Берлин никак не хотелось.

На другой день Георгиевский уехал в городок Сремска Митровица, чтобы устроиться на нелегальном положении. Хитрый генсек понимал, что в Берлине ему не избежать разговора в гестапо, который не сулит ничего хорошего. Он был рад, что остается в Югославии. Байдалаков поговорит с Розенбергом! Пусть даже Розенберг прикажет привезти в Берлин силой пожилого, больного человека, он, Георгиевский, скроется здесь, в Югославии. Он никогда не считал себя другом Байдалакова: что общего между ним, профессором древних языков Санкт-Петербургского университета, и Байдалаковым, корнетом гусарского Изюмского полка? Это он, Георгиевский, ухитрился скомпоновать на основе брошюры П. Б. Струве «Как найти себя», а также «солидаризма» Милоша Трифуновича[37] и высказываний французских социалистов-утопистов некое идеологическое варево, сдобренное геополитикой и антисемитизмом. Это он, эрудированный, многоопытный разведчик, знающий человеческие слабости и конъюнктуру в мире, создал тот союз. А гусарский корнет, импозантный хвастун и позер пусть едет в Берлин, позирует перед Розенбергом, думал Георгиевский, а мы переждем.

2

На берлинском аэродроме Темпельгоф Байдалакова и Вергуна встретили председатель германского отдела Субботин и редактор газеты «Новое слово» Деспотули.

У машины их поджидал плотный мужчина в сером костюме. Он галантно представился:

— Ванек! Ошень приятно с фами познакомиться! С приездом!

Все пятеро уселись в большой черный лимузин.

В отличие от разоренного Белграда Берлин выглядел вполне нормально. Не было разрушенных домов, улицы блестели чистотой. Но казалось, что в городе живут лишь старики, женщины, дети и люди в военной и военизированной форме.

Черный «хорьх» свернул на широкую Унтер-ден-Линден. Байдалаков не узнавал улицы. Ряды зеленых, тенистых вековых лип исчезли, впереди на солнце блестел, точно начищенный сапог, отполированный шинами асфальт.

Вскоре лимузин с шиком подкатил к огромному зданию отеля «Алдон».

Все они направились в холл, затем поднялись на десятый этаж и, путаясь в бесконечных коридорах, очутились в небольшом, весьма скромном меблированном номере с окнами, выходящими в колодец полутемного двора. Лицо будущего правителя России помрачнело. Байдалаков недоуменно поглядел на Деспотули.

— Устраивайтесь, Виктор Михайлович! Мы вас потом переселим, — покровительственно улыбнулся Деспотули.

И Байдалаков, и Вергун заметили в манерах Деспотули резковатость, в голосе некоторую жесткость и разом подумали: «Это неспроста!»

— Через два часа я повезу вас на Беркаерштрассе, там мы и поговорим, — бесцеремонно бросил, поглядывая на часы, Ванек и ушел.

— Придется сначала побывать в зихерхайтдинст — в СД, — строго пояснил Деспотули. — Вами заинтересовался сам Шелленберг. Это хороший признак. — И, скривив чуть губы, откинул назад свою густую и черную как вороново крыло шевелюру. — А отобедаете у меня на Магацинештрассе, дом пятнадцать. Познакомлю вас с женой. Через несколько дней, надеюсь, вас примет его превосходительство господин министр по делам Востока Альфред Розенберг. Сейчас он очень занят, — как бы оправдываясь, продолжал Деспотули. — Когда он был главным редактором в «Фолькишер беобахтер» и ближайшим помощником господина Иозефа Геббельса в министерстве пропаганды, времени оставалось больше. А сейчас… — и Деспотули развел руками. — До скорой встречи! Хайль Гитлер! — И, вскинув резко руку, ушел.

Байдалаков обшарил взглядом комнату, заглянул под стол, покосился на телефон и устало опустился на стул.