Читаем без скачивания У ночи тысяча глаз - Корнелл Вулрич

— Тебе всегда непременно нужно спускаться последней?

— А кто тебя просил ждать?

Теперь уже осталось четверо мужчин. Трое внутри дверного проема, четвертый ближе к улице, у колонны.

Лифт уже сновал непрерывно. Он, казалось, чуть ли не прыгает: вверх — вниз, вверх — вниз.

На сей раз от толпы отделились сразу две девушки, только направились не к двум разным мужчинам, а к одному. Не дойдя до него, одна в нерешительности остановилась, другая собственнически к нему приклеилась. В их голосах звенело то же самое радостное возбуждение оттого, что уже пять часов и работа закончена, — возбуждение, которое было присуще и всем другим девушкам.

— Это он?

— Да, он. Ну, и как он тебе?

Она поспешно и без особого настроения представила их друг другу, тут же их разделила и влилась в поток направлявшихся домой, крепко держась за своего дружка. Не столько он держался за нее.

— Идем, Сэм. До завтра, Хелен. Нам сюда.

Сэм бросил взгляд через плечо, словно он не прочь задержаться:

— Приятно было познакомиться. Надеюсь, еще встретимся.

— Я всегда заканчиваю работу в пять, каждый день в одно и то же время, — тут же последовал выданный с особым рвением ответ.

Парня сильно дернули за рукав, и он последовал правильным курсом.

— Идем, Сэм, — послышалось снова, и в тоне голоса зазвучало предупреждение.

Оставшаяся будто к месту приросла, глядя им вслед, потом поднесла к губам помаду, но так и застыла. Казалось, она ожидала, что непременно будет заключен договор о взаимопонимании.

Мужчина обернулся снова, мелькнуло над воротничком его розовое лицо. На этот раз он бросил взгляд через другое плечо, то, что было подальше от сопровождаемой им девушки.

Оставшаяся сзади слегка помахала пальчиками, еле заметно. Она тут же отвернулась, но теперь уже улыбалась. Договор был подписан.

Быстро удалявшаяся парочка вдруг посуровела. Они продолжали идти в одном и том же направлении параллельно друг другу, но уже на некотором расстоянии друг от друга. Девушка бойко жестикулировала, чуть ли не истерически. Мужчина один раз презрительно двинул локтем в ее направлении, как бы желая сказать: «Да пошла ты…»

Сзади, у входа, осталось всего двое мужчин. Лифт спустился еще раз. Часть девушек направилась в одну сторону, часть — в другую. Неожиданно появилась какая-то неповоротливая девица. Она наклонилась в уединенном уголке вестибюля, подтянула чулок и востребовала одного из остававшихся мужчин.

— У тебя есть хоть какие-нибудь деньги? — грубовато спросил он вместо приветствия.

— Разве твоя лошадка не выиграла? — устало и раздраженно ответила она. — Говорила же тебе, что от нее не будет никакого проку! Хоть бы раз поставил на победителя!

— Именно это я и пытаюсь сделать! А ты что думала?

— Пошли, теперь нам придется идти на ужин ко мне домой, а там весь вечер будет торчать моя семья.

У входа остался всего один мужчина, тот, что стоял с внешней стороны колонны. Весь какой-то потерянный, удрученный, голова скорбно опущена, лицо скрыто полями шляпы. Он вел себя как человек, которого обманули и который наконец все понял. Небрежно сунув руку в карман, бедняга скромно поплелся прочь вдоль фасада здания, образно говоря, поджавши хвост. Он даже не поднял глаз, чтобы посмотреть, куда идет, да ему, казалось, было все равно. От его гордости ничего не осталось, а на лице у него, казалось, было написано, что больше он ни за что на свете ждать ее не будет.

Одна из двух групп впереди него быстро распадалась. В этой группе находилась девушка, которая шла сама по себе и на которую окружающие не обращали ровно никакого внимания; и держалась она так же уныло и удрученно, как этот незаметный мужчина сзади. Худая и сухопарая, она была одета в тоненькое пальтецо из шотландки, на голове — завязанный под подбородком платок. В ее походке не чувствовалось абсолютно никакой живости.

На перекрестке эта группа еще больше поредела. Люди разошлись в разные стороны. Осталось несколько человек, уже большей частью незнакомых друг с другом.

Мужчина все отставал. Девушки шли быстрее его. Даже девушка в старушечьем платке медленно, но верно уходила вперед. Однако он продолжал идти в том же направлении.

Она завернула в булочную.

Минуты через две — две с половиной мужчина остановился перед ее витриной, посмотрел на сдобные булочки с корицей, потом стал изучать торт, расположенный в центре экспозиции.

Через стекло виднелись спины других женщин, стоявших в два ряда. В переднем ряду мелькал платок девушки, но не сама она.

Мужчина вдруг потерял всякий интерес к торту. Он повернулся и отодвинулся бочком назад, так же незаметно, как иллюзорное отражение, проплывающее по зеркалу; назад, откуда только что пришел, и, пройдя немного, вяло остановился, слившись с окружением. Бездельник, праздношатающийся, чуть ли не невидимка — такие часто торчат на углах, а глаз до того привык к ним, что практически не замечает.

Она вышла, с коричневым бумажным пакетом в руке. Сделав несколько шагов в том же направлении, в котором шла прежде, вдруг бросила взгляд назад, и от этого взгляда мужчина, казалось, расплющился, будто мимо него пронеслась взрывная волна. Никакого резкого движения он не сделал и, однако же, стал как бы тоньше, каким-то образом еще больше слился с окружением, точно оно его облекло. Но девушка смотрела всего лишь на приближающийся автобус где-то за спиной у мужчины.

Она побежала вперед, чтобы успеть на остановку.

Мужчина не побежал, но он снова уже шел, направлялся туда же.

Автобус остановился. Мужчина рассчитал все отменно. Отменно в том смысле, что не только не опоздал на автобус, но и никто из других садившихся в автобус не увидел, что он тоже сел. А садилось семь человек, девушка в платке была второй из семи, мужчина в эту группу не входил, он еще и не подоспел. И только когда поднялся седьмой, подбежал и он, став восьмым. Его предшественники не обратили на него никакого внимания, им хотелось поскорее оплатить проезд и поискать место поудобнее в переполненном автобусе.

Приложив некоторые усилия, девушка в платке оказалась где-то в середине и остановилась, держась за белое кольцо над головой. Мужчина остался там, где и вошел, несмотря на неоднократные призывы водителя проходить назад, где якобы много свободного места, которые тот повторял снова и снова на каждой остановке и на которые никто не обращал внимания, словно они относились ко всем остальным, но только не к нему лично.

Они стояли, глядя в разные стороны, она — в одну, он — в другую. У его плеча, однако, находилось зеркало заднего обзора, в которое хорошо просматривался проход между сиденьями. У ее плеча ничего подобного не было.

Кто-то встал и уступил ей место, и она скрылась за стоявшими между ними пассажирами. Он даже не повернул головы. В зеркале виднелось пустое место, где только что стояла она.

Вскоре, когда все больше и больше пассажиров стало выходить, она снова появилась на виду, скрывавшие ее стены пали.

Теперь она уже не смотрела в окно, а тупо глядела прямо перед собой, ничего не замечая. Открытые ее глаза сосредоточились в одной точке, как у слепой. Казалось, мысли унесли ее куда-то далеко-далеко, окружающих она не воспринимала.

Название остановки «Пэрдью-стрит» заставило ее на мгновение встрепенуться. Как только они ее проехали, мужчина незаметно стал пробираться к выходу. Он прошел короткое расстояние до ступеньки рядом с водителем и занял позицию так, чтобы первым выскочить на следующей остановке, явно желая сделать свое исчезновение из автобуса таким же незаметным, как и появление. Автобус, как обычно, имел три двери, ставка делалась на то, что пассажиры, сидящие в середине салона, воспользуются центральной для выхода.

— Холден-стрит, — объявил водитель, машина остановилась, и все двери открылись одновременно.

Мужчина ступил на асфальт, развернулся по ходу, не отпуская поручня, будто хотел перейти улицу перед самым носом водителя и оказаться на другой ее стороне, прежде чем тот снова тронется; тогда бы автобус скрыл его от человека, который тоже мог выйти одновременно с ним. Однако больше из автобуса никто не вышел.

Двери стали синхронно закрываться, но мужчина заметил это как раз вовремя.

Он повернулся еще раз, теперь уже в обратную сторону, и успел поставить ногу на ступеньку. Дверь коснулась его ноги и сконфуженно скользнула назад, чувствительная к малейшему препятствию. Он снова оказался в салоне. Двери закрылись. Автобус тронулся.

— Что ж вы заранее не могли решить, где вам выходить, мистер, — бросил водитель.

Однако резкости в его упреке почти не осталось — уж слишком часто приходилось к нему прибегать.

Создавалось впечатление, что мужчина замечания не услышал.