Читаем без скачивания Баоцан Золотой Цикады - Ольга Михайлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 16. Стратагема 反客為主. Преврати роль гостя в хозяина
Нащупывай вход и продвигайся вперёд,
пока не достигнешь главенства.
Когда Бяньфу, угостившись пирожками и чаем Мао Лисинь, вернулся в резиденцию Вана Шанси, Цзиньчан ещё не вернулся. Бяньфу прошёл к себе в комнаты, зажёг несколько свечей, сел к столу, развернул лежавшие на нём портреты четырех красавиц Чанъани и внимательно вгляделся в лицо Ши Цзинлэ, которую даже не придерживающийся высокого мнения о женщинах Цзиньчан назвал красавицей и в которую влюбился.
Она была изображена в одежде ханьского стиля с вышитыми на подоле журавлями, и глаза её смотрели прямо и спокойно. От облика Ши веяло силой, решительностью и умом, а лицом и осанкой девица уподоблялась императрице, и Бяньфу невольно вспомнил, как девица злобно скинула со сцены бездарного Исиня.
Бяньфу медленно сдвинул портрет в сторону, открыв изображение Чжэнь Чанлэ. Он заметил тонкую работу вышивальщицы, изящество покроя платья, умелое сочетание цветов и фактур. В наряде чувствовался талант портных: он был не просто красивой одеждой, но символом статуса, власти и, конечно же, красоты. Потом Бяньфу перевёл взгляд на лицо девушки.
Возможно ли? Еще днём на репетиции он полагал, что она красива, но сейчас, после слов Цзиньчана, Мао и Лисинь, всмотрелся куда пристальней. И сразу почувствовал, что вспотел. Девушка была некрасива. Нет, уродства в ней не было, но и красоты не замечалось ни на фэнь! Такие девчонки сотнями прислуживали в тавернах и на постоялых дворах, просто одеты попроще и не столь искусно накрашены!
Бяньфу дрожащей рукой отодвинул портрет Чжэнь. Теперь перед ним предстала Сюань Янцин в парчовом халате глубокого сапфирового оттенка, мастерски вышитого серебряными нитями, напоминающими лунный свет, скользящий по воде. Юаньлинпао был прекрасен! И оказывается, именно он, заставляя любоваться собой, отбрасывал отблеск красоты на абсолютно безликую девицу, стоявшую в нём…
И, наконец, Лю Лэвэнь в алом платье с золотой вышивкой. Бяньфу молча рассматривал наряд, отмечая про себя, как ловко придворные портные умудрились сочетать традиционные мотивы с веяниями чуждой моды, проникшими в Поднебесную через торговые порты.
Лю Лэвэнь в прекрасном платье казалась красивой, но закрой платье… и перед тобой представала обычная девушка, с уставшим взглядом и едва заметными морщинками в уголках рта. Изящный крой, дорогая ткань, искусный макияж — всё это создавало иллюзию совершенства, притягивало взгляды и вызывало восхищение. Но неужто платье делает человека?
Разве это настоящее? Разве красота, созданная чужими руками, может сравниться с внутренней гармонией, с силой духа, с умением любить и сострадать? Платье может подчеркнуть достоинства, скрыть недостатки, но настоящая красота — это отражение души, светящееся изнутри, не зависящее от моды и обстоятельств. Это умение оставаться собой, несмотря ни на что, быть честным с собой и с другими. И потому Цзиньчан был прав: только Ши Цзинлэ, единственная из всех, была подлинно красива…
Бяньфу схватился за голову.
И где были его глаза? Выходит, он тоже склонен подпадать под обаяние общего мнения, видеть то, чего нет, очаровываться и обманываться.
А вот Цзиньчан не ошибся. Он с самого начала видел все, как есть. И он назвал красавицами Ши и Мао Лисинь. Да, Лисинь не была величественна и прекрасна, как Ши, скорее, в ней проступало очарование котёнка, на которого, как он не расшались, невозможно рассердиться…
Однако все это было его, Бяньфу, личной слепотой, с которой можно было разобраться позже. Но Лисинь четко назвала и дату и имя человека, который всё это устроил, хотя она же выразила допущение, что Сюй Хэйцзи пел с чужого голоса. А значит, этот человек по-прежнему остается неизвестным.
Этот человек — мастер стратагем, умело прячется за чужими спинами и, как кукловод, дергает за нужные ниточки. Он — архитектор интриг, чьи мотивы скрыты за маской благожелательности, расчетливый ум, способный просчитать ходы на несколько шагов вперед. В его арсенале — дар манипуляции и феноменальная наблюдательность. Он видит слабости других и использует их в своих целях и никогда не действует напрямую, предпочитая оставаться в тени.
— И зачем ты зажёг пять свечей, Бяньфу? Что это ты тут разглядываешь? А, красотки…
За его спиной стоял Цзиньчан. Поглощенный своими мыслями Бяньфу просто не услышал его шагов.
— Как же я был слеп! Я ведь смотрел — и не видел! Как? Почему? Ах да, Лисинь сказала, что красавицами девиц назвал на празднике Фонарей сам директор Сюй Хэйцзи, но она не уверена, что он не сделал это с чьей-то подачи. Тот человек по-прежнему неизвестен.
И Бяньфу рассказал все, что смог узнать.
— Даже так? А вот я разговорил нашего учителя. Ван Шанси не помнит, кто кем и кого провозгласил, он на праздник Фонарей редко трезвым бывает, но он вспомнил, что традиция такая в Гоцзысюэ и была раньше.
Бяньфу вздохнул.
— Но кто за всем этим стоит? Меня пугает этот человек. Его истинные намерения известны лишь ему самому, и даже самые проницательные не способны разгадать его игру. Он — загадка, обернутая тайной, внутри которой спрятана еще одна загадка. И пока мы пытаемся понять его мотивы, он продолжает плести свою паутину интриг, оставаясь недосягаемым и неуязвимым.
Цзиньчан улыбнулся.
— Ты драматизируешь. Мы знаем, что он может действовать через директора, и имеет некоторое влияние в высших кругах. Да, цели его скрыты. Но на самом деле он вовсе не так уж и неуязвим. И какие бы цели он не преследовал, мы здорово подпортили ему игру. Ведь он теперь основное внимание вынужден тратить не на достижение своих целей, а на то, чтобы скрыть увечье. Возможно даже, он откажется, точнее, вынужден будет отказаться от своих целей.
