Читаем без скачивания Воспоминания о жизни и деяниях Яшки, прозванного Орфаном. Том 2 - Юзеф Игнаций Крашевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Длугошевых поучений не много в нём сохранилось, но Каллимаха любил, превозносил, общался с ним и во многом от него перенял свободную итальянскую манеру.
Смерть моего старого короля предвещали значительные небесные знаки, которые всех встревожили. Астрологи, не смея разглашать их значение, не скрывали, что это королевство ждёт какой-то сильный удар.
После Трёх Волхвов в Рыбах показалась комета со светлым хвостом и люди её наблюдали каждый день после захода солнца вплоть до Великого поста. Потом, что ещё хуже, в самый день Св. Станислава случилось солнечное затмение и воцарилась в белый день страшная темнота, так что звёзды выступили на небе. А так как он главный патрон этого королевства, звездочёты говорили, что и это знаменовало трагедию.
Потом напал на скотину мор, от которого падали целые стада, а так как доктора боялись, что он передасться людям, от страха мяса почти не касались.
Весной следующего года король, словно уже заскучал по Литве, потому что он действительно её любил и почитал за свой родной край, будучи там наследником и господином, поехал в лес под предлогом охоты.
Хотя он был нестарый — шестьдесят с небольшим лет, а у Ягеллонов это был не пожилой возраст — в последние три года мы видели, что силы его значительно сдали. Он об этом ничего не говорил, но я обратил внимание, когда он объявил, что прежняя удобная обувь стала ему тесна. Ноги опухли. Он также был грустен, неразговорчив и только на охоте и с собаками забывал о своих заботах.
Особенным стечением обстаятельств и людей у этого государя было много послушных и преданных людей, но сердечно привязанных к его особе было мало.
В Польше давно враждебные и подозрительные влиятельные малопольские паны отбирали любовь к королю у шляхты и рыцарства. Он поставил против себя духовенство и оно не могло ему забыть того, что он не сдался и победил.
Даже самые лучшие его дела обезображивали так, чтобы показать их плохими и вредными. Не благодарили за завоевание Пруссии, за приобретение теперь Силезии, за то, что посадил на трон в Праге Ягеллона. Каллимах вредил ему, потому что в нём видели плохого советчика; одним словом, заплатили ему за его труд и жизнь, проведённую в борьбе с людьми и судьбами, чёрной неблагодарностью.
Правда, что, хоть награждал своих слуг очень щедро и великодушно, но с любезным словом, с доверчивостью были у него проблемы. Это своё достоинство помазанника, можно сказать, королевское, он носил так, что никогда его не сбрасывал. Если он когда и радовался и не хмурился, то тогда, когда был с королевой и детьми. Королева как-то успокаивающе, усмиряюще влияла на его ум… его лицо разглаживалось рядом с ней и он часто повторял то, что мимел столько счастья, сколько было часов, проведённых с нею.
Даже кажется, что между ними никогда не возникало ссоры, хотя Елизавета, когда чего хотела, умела это приобрести, несмотря на мнение мужа. Так, когда он хотел выдать дочку замуж за венгерского Мацея, Елизавета так его критиковала, называя, кем он был, что король уже больше не настаивал.
В других важных вещах он, что мало кому доверял, от неё ничего не скрывал. Как я уже не раз говорил, это была женщина больших качеств, учёная, потому что её в детстве воспитывал будущий папа Пий II, серьёзная, умная, умеренная и ловкая. Она никогда не была красивой, но, можно сказать, позже, старея, приобрела величие и некоторое изящество. Голос у неё был мелодичный, обхождение приятное. Великий род был в ней значительный.
Когда мы собирались ехать в Литву и назначили двор для сопровождения государя, Казимир сам позвал меня с собой. Я был этому рад, потому что весной путешествие и литовские леса мне улыбались, а кто же из нас не любит этих старых пущ, в которых литвин чувствует себя как дома. Я только боялся, как бы матери не было от этого грустно, потому что теперь она была рада каждый день меня видеть, хотя бы на короткое время. Тогда я пошёл Под колокол объявить об этом путешествии.
— Странное дело, — сказала она мне, — как порой складываются события. Я также ещё раз в жизни хотела увидеть Вильно и Литву, и поеду, наверное, в это же время, поэтому в Вильно или Гродно, около которого в лесах у Немана король любит охотиться, мы можем встретиться. Кто знает?
Поскольку мать была не очень сильной и здоровой, это путешествие меня очень беспокоило; как бы оно не было для неё слишком тяжёлым, если не будет заранее обдуманным и комфортным.
— Слизиак раньше был очень заботлив, — сказал я, — слуга из него, каких мало, но ужасно постарел и потерял силы.
— Это совсем не повредит, — прервала мать. — Правда, на коня его посадить уже трудно, но лёжа на повозке, когда крикнет, люди его слушают, и никогда ни о чём не забывает. Так что будь спокоен, будет довольно удобно. Беру самую лучшую карету, кони выносливые, слуг подберу, которых люблю, и которые меня любят. Я старая, Бог знает, что случится, я хочу увидеть Вилию и Гастольдов двор, и сад, и те все места, где была недолго счастливой.
Когда наступил день отъезда, я ещё раз побежал к матери.
— До свидания в Вильно или Гродно, — повторила она мне.
Король ехал на первый взгляд здоровый, но тяжёлый, жалуясь, что еда была ему не по вкусу. Доктор Якоб из Залесья, собиравшийся ехать с ним, утешал тем, что путешествие и движение вернут аппетит.
Из докторов он один был с нами, потому что Гаскевич остался в Вавеле при аптеке и ни Велша, ни Станку не вызвали. Никто также болезни не предвидел, а Якоб из Залесья был первоклассным лекарем, только, возможно, слишком мало верящим в себя и не настаивающим на мнении. Он хорошо знал королевскую природу и эту сильную Ягеллонскую кровь, которая вставала с болезнями лицом к лицу и побеждала их.
Поскольку у Велша я лизнул кое-что из медицины, я всегда был любопытен и присматривался к больным и лечению, в дороге охотно служил Якобу, с ним ехал и слушал рассказы, особенно о моровой язве, в которой он был. Он придерживался того убеждения, что не в человеческих силах с нею бороться, потому что это кара Божья, которая приходит и прекращается по высшей воле. С
