Читаем без скачивания Головорез - Майкл Слэйд

– Нет, Мэрдок пришёл прямо после практики. Юристы его масштаба хотят работать только в моём суде.

Кэрол заметила, как по лицу Туссен промелькнула тень пренебрежения.

– Как долго был судьёй Максвелл? – спросила она.

– Три месяца, – ответила главный судья Верховного Суда.

– Появлялся ли Максвелл в суде у Мэрдока, будучи ещё простым юристом?

Каттер фыркнул с явным пренебрежением.

– До своего повышения Максвелл был частным адвокатом, нанятым службой иммиграции. Он ни разу не выступал в Верховном Суде, тем более в апелляционном суде.

– Как долго он работал на федеральное правительство? – спросил Чандлер.

– Двадцать с лишним лет. С тех пор, как получил звание адвоката.

– Чем он там занимался?

– Выносил решения. Заседал на депортационных слушаниях, насколько я припоминаю.

– Почему, – спросила Тэйт, – Оттаве понадобилось назначать его судьёй? Юриста низкой квалификации, полу-бюрократа?

– Это случается, – сказала Туссен, непроизвольно кивнув в сторону Каттера. – Есть два пути к креслу судьи. Один – это великолепное знание права, второй – политическая возня. Дедом Трента был сэр Монтегью Дин Максвелл, сенатор.

– Попадали ли депортационные распоряжения Максвелла в суд Мэрдока?

– Иммиграционные материалы относятся к компетенции федерального апелляционного суда. Как и у вас, у нас имеется двойная система судов.

– А как насчёт личных врагов? У кого-нибудь из них?

Каттер достал из своего стола стопку вырезок и протянул одну ей:

ОТРАВЛЕННЫЕ ШОКОЛАДНЫЕ КОНФЕТЫ

Нью-Йорк.

Ведущий специалист кафедры антропологии Ньюйоркского Университета во вторник признан виновным в том, что послал федеральному судье отравленные шоколадные конфеты. Карьера Джона Бюттнера-Януша была разрушена признанием его виновным в причастности к наркотикам в 1980 году. Он послал отравленные шоколадные конфеты судье, который осудил его, судье Чарльзу Брайэнту. Жена Брайэнта заболела после того, как съела четыре из них.

– Судья в любом случае наживает себе врагов, – сказал Каттер.

– Я больше имела в виду врагов среди людей их профессии.

– Адвокат с "камнем за пазухой"?

– Или судья. Может, кто-нибудь с различными «камнями» для них обоих. Кто-нибудь, кто переступил черту и занимается сведением счётов.

– Тогда вам придётся просеять более шести тысяч человек. Наступание на пальцы является частью этой профессии.

– Никто не приходит на ум, – сказала Туссен.

– Были ли Мэрдок и Максвелл общительными людьми? – спросил Чандлер.

– Судейская лавка не слишком подходит для общения, – сказал Каттер. – Мой суд дал пинка слишком многим задницам.

– Оба мужчины были неженаты? Будучи много старше средних лет?

– И я неженат, – проворчал Каттер. – Но это ещё не означает, что я гомик.

– "Право – ревнивая любовница", – тактично сказала Туссен.

– Мэрдок в действительности был распутником, – Каттер надулся. – Он имел каждую куколку, которая попадала к нему в офис, доходили до меня слухи. Когда он был назначен ко мне в суд, у нас была с ним небольшая беседа. Я сказал ему, что отберу у него значок, если услышу ещё одну историю вроде стеклянного стола.

Кэрол глянула на Цинка.

Цинк глянул на Кэрол.

– Стеклянного стола? – спросила Кэрол.

– Ещё есть вопросы? – Каттер разозлился.

– Максвелл тоже был бабником? – спросил ДеКлерк.

Туссен улыбнулась.

– Он жил в Шонесси вместе со своей восьмидесятилетней матерью. Читал ей на ночь рассказы о привидениях, как мне рассказывали.

– Действительно Мэрдок был таким отличным судьёй, как считалось?

– Он был гораздо более либеральным, чем я, – сказал Каттер. – Мой суд придерживается твёрдой линии против анархии. Мэрдок не был компанейским человеком, у него всегда было своё собственное мнение. Артистичные типы любовались им, и вот почему он выступал перед американскими адвокатами.

Представление Хаттона Мэрдока о каникулах заключалось в том, чтобы взять тексты последних законов в своё убежище на Галф-Айленде и заняться чтением. Он писал примечания к уголовному кодексу.

Главный судья поднялся со своего кресла и проковылял в душевую. Когда он открыл дверь, Кэрол увидела полочку, заставленную бутылочками с одеколоном, и гипсовую голову, покрытую париком из конского волоса. "Он воображает себя Великим Канцлером", подумала она.

– Есть ещё что-нибудь о Мэрдоке, что нам следовало бы знать? – спросил ДеКлерк.

– Хаттон был практичным малым, – сказала Туссен. – Он инстинктивно чувствовал, где у каждого находится ахиллесова пята. Это делало его смертельно опасным противником.

– Можете привести пример?

– Однажды в марте мы втроём остановились в Оттаве: Хаттон, я и старина Тетфорд Йорк. Слушание в Верховном Суде Канады осталось позади, не требуя нашего присутствия до будущего понедельника. Тетфорд – Тед – был живой легендой нашей профессии, человеком, для которого форма была гораздо важнее содержания. Он нанял «Кадиллак» с шофёром, чтобы тот повозил его по столице, и когда Хаттон сказал, что в "Пражской весне" самая лучшая чехословацкая кухня в городе, Тед предложил, чтобы мы поужинали там в восемь часов вечера.

Мы с Хаттоном приехали в семь, чтобы выпить по аперитиву. Он рассказал мне, что хозяин ресторана едва спасся, когда русские вторглись в шестьдесят восьмом, чтобы сбросить правительство Дубчака. Едва мы уселись недалеко от двери, как подъехал лимузин Теда. Он выглядел весьма респектабельно: под руку с женой, в чёрном шерстяном пальто, с шёлковым шарфом и в белых тонких перчатках. Тед вплыл в ресторан в своём обычном величественном стиле.

"Мистер Йоркский?" – спросил хозяин, встречая его у двери. "Да, милейший", – ответил Йорк, вероятно, думая, что окончание «-ский» было прибавлено в соответствии с чехословацкими обычаями.

Вслед за этим хозяин схватил его за шиворот и за заднюю часть брюк и, с грохотом отворив дверь, вышвырнул Теда на тротуар.

Хаттон сказал владельцу ресторана, чтобы тот ожидал важного гостя: товарища Тетфорда Йоркского, военного атташе советского посольства.

Копы усмехались, когда Каттер, от которого пахло шампанским, встретил их. Взгляд у него был такой, словно он боялся, что над ним будут смеяться.

– Вы можете предположить, что было похищено со стола Максвелла? – спросил ДеКлерк. – Оно было размером с почтовый конверт.

Оба главных судьи покачали головами.

– Если вы додумаетесь до чего-нибудь, позвоните мне.

Секретарь открыл дверь, чтобы копы смогли выйти. Когда они пересекали приёмную, Каттер произнёс им в спину: