Читаем без скачивания Тайные страницы истории - Василий Ставицкий

Лицам, бывшим на генеральной репетиции «Дней Турбиных», а потом вместе ужинавшим, автор Булгаков в интимной беседе жаловался на «объективные условия», выявившие контрреволюционность пьесы, в таких приблизительно выражениях:

«Реперткому не нравится такая-то фраза, слишком обидная по содержанию. Она, конечно, немедленно выбрасывается. Тогда предыдущая фраза, а за ней и последующая становятся немыслимыми логически, а в художественном отношений абсурдными. Они тоже выбрасываются, механически. В конце концов целое место становится «примитивом», обнаженным до лозунга — и пьеса получает характер однобокий, контрреволюционный».

В общем — единогласное мнение лиц, бывших на пьесе, таково, что сама пьеса ничего особенного собою не представляет ни в чисто художественном, ни в политическом отношениях, и даже, будь она поставлена в каком-нибудь другом театре, на нее не обратили бы никакого внимания.

Всю шумиху подняли журналисты М. Левидов, Орлинский и др. и взбудоражили обывательские массы.

Около Худож. театра теперь стоит целая стена барышников, предлагающих билеты на «Дни Турбиных» по тройной цене, а на Столешниковом, у витрины фотографа, весь день не расходится толпа, рассматривающая снимки постановки «Дней Турбиных».

В нескольких местах пришлось слышать, будто Булгаков несколько раз вызывался (и даже привозился) в ГПУ, где по 4 и 6 часов допрашивался. Многие гадают, что с ним теперь сделают: посадят ли в Бутырки, вышлют ли в Нарым или за границу.

Во всяком случае «Дни Турбиных» — единственная злоба дня за эти лето и осень в Москве среди обывателей и интеллигенции. Какого-нибудь эффектного конца ждут все с большим возбуждением.

Нач. 5 Отд. СООГПУ Рутковский

№ 310

Безусловной злобой дня в нашем газетно-журнальном мире является постановка «Дней Турбиных» Михаила Булгакова.

Прежде чем говорить о самой пьесе, я остановлюсь на личности Михаила Булгакова. Что представляет он из себя? Да типичнейшего российского интеллигента, рыхлого, мечтательного и, конечно, в глубине души «оппозиционного». Булгаков появился на московском горизонте летом 1922 года и начал работать в ряде журналов, а также в московск. отделении берлинской газеты «Накануне». Ряд удачных бытовых фельетонов сделал ему имя («Самогонные озера», «Записки на манжетах» и др.)

Позже Булгаков поступает правщиком материала и фельетонистом в «Гудок». Параллельно с этим он пишет ряд рассказов и «Белую гвардию». Он близок с Лежневым и Ал. Толстым. Успех «Белой гвардии» дает мысль Булгакову переделать рассказ в пьесу. Последняя удалась Булгакову с чисто технической, формальной стороны очень хорошо. Алексей Толстой говорил пишущему эти строки, что «Дни Турбиных» можно поставить на одну доску с чеховским «Вишневым садом». При безусловных художественных достоинствах пьеса Булгакова никчемна с чисто идеологической стороны. «Дни Турбиных» смело можно назвать апологией белогвардейцев. Кому это нужно — Булгаков из кожи лезет вон, чтобы доказать, что некоторые из офицеров белых армий были людьми приличными. Допустим, что это и так. Тем хуже для них: если добрые офицеры «проливают» кровь и хотят закабалить трудящихся—они ничуть не отличаются от злобных петлюровцев.

Многие из бывш. белых офицеров одумались и честно служат республике — им доверяют, их награждают. Но и честная служба Советской власти не дает право «оправдать» или даже вернее прославлять на манер Михаила Булгакова преступное прошлое его контрреволюционных героев.

Как можно отнестись к тому, что на сцене гостеатров каждый день публично восхваляются бывшие контрреволюционеры? Да безусловно это соблазн, соблазн, никому не нужный. Гетманщина, Добрармия — это достояние истории, а не театральных подмостков.

Без даты

№ 68

По полученным сведениям, драматург Булгаков, автор идущих сейчас в Москве с большим успехом пьес «Дни Турбиных» и «Зойкина квартира», на днях рассказывал известному писателю Смидовичу-Вересаеву следующее (об этом говорят в моек, литературных кругах), что его вызвали в ОГПУ на Лубянку и, расспросив его о социальном происхождении, спросили, почему он не пишет о рабочих. Булгаков ответил, что он интеллигент и не знает их жизни. Затем его спросили подобным образом о крестьянах. Он ответил то же самое. Во все время разговора ему казалось, что сзади его спины кто-то вертится и у него было такое чувство, что его хотят застрелить. В заключение ему было заявлено, что если он не перестанет писать в подобном роде, то он будет выслан из Москвы. «Когда я вышел из ГПУ, то видел, что за мной идут».

Передавая этот разговор, писатель Смидович заявил: «Меня часто спрашивают, что я пишу. Я отвечаю: «ничего», т. к. сейчас вообще писать ничего нельзя, иначе придется прогуляться за темой на Лубянку».

Таково настроение литературных кругов.

Сведения точные. Получены от осведома.

13 января 1927 года

№ 41 от 22/II-28 г.

Непримиримейшим врагом советской власти является автор «Дней Турбиных» и «Зойкиной квартиры» Мих. Афанасьевич Булгаков, бывший сменовеховец.

Можно просто поражаться долготерпению и терпимости Советской власти, которая до сих пор не препятствует распространению книги Булгакова (изд. «Недра») «Роковые яйца». Эта книга представляет собой наглейший и возмутительный поклеп на Красную власть. Она ярко описывает, как под действием красного луча родились грызущие друг друга гады, которые пошли на Москву.

Там есть подлое место, злобный кивок в сторону покойного т. ЛЕНИНА, что лежит мертвая жаба, у которой даже после смерти осталось злобное выражение на лице.

Как эта его книга свободно гуляет—невозможно понять. Ее читают запоем. Булгаков пользуется любовью молодежи, он популярен.

Заработок его доходит до 30000 р. в год. Одного налога он заплатил 4000 р.

Потому заплатил, что собирается уезжать за границу.

На этих днях его встретил Лернер. Очень обижается Булгаков на Советскую власть и очень недоволен нынешним положением. Совсем работать нельзя. Ничего нет определенного. Нужен обязательно или снова военный коммунизм, или полная свобода. Переворот, говорит Булгаков, должен сделать крестьянин, который наконец-то заговорил настоящим родным языком. В конце концов коммунистов не так уже много (и среди них «таких»), а крестьян обиженных и возмущенных десятки миллионов. Естественно, что при первой же войне коммунизм будет вымещен из России и т. п. Вот они, мыслишки и надежды, которые копошатся в голове автора «Роковых яиц», собирающегося сейчас прогуляться за границу. Выпустить такую «птичку» за рубеж было бы совсем неприятно.

P. S. Между прочим, в разговоре с Лернером Булгаков коснулся противоречий в политике Соввласти: — С одной стороны кричат сберегай. А с другого: начнешь сберегать — тебя станут считать за буржуя. Где же логика.

Надо сказать, что этот вопрос сейчас интересует очень многих и многими задается, не находя ответа.

Хорошо бы, если кто-нибудь из компетентных лиц разъяснил бы этот вопрос в газетах. Автора этого доклада тоже смущает этот вопрос.

НачСООГПУ т. Дерибасу

Агентурно-осведомительная сводка

5 Отд. СООГПУ № 209 от 25 окт. 1928 г.

В литературных и артистических кругах Ленинграда усиленно обсуждается вопрос о постановке (предполагаемой в ближ. будущем в Москве) новой пьесы Булгакова «Бег». Это известие произвело сильное впечатление как на сов. общественность, так и на круги, враждебные соввласти. У Булгакова репутация вполне определенная. Советские (конечно, не «внешне» советские, а внутренне советские) люди смотрят на него как на враждебную соввласти единицу, использующую максимум легальных возможностей для борьбы с советской идеологией. Критически и враждебно относящиеся к соввласти буквально «молятся» на Булгакова как на человека, который, будучи явно антисоветским литератором, умудряется тонко и ловко пропагандировать свои идеи. Из кругов, близко соприкасающихся с работниками Гублита и реперткома, приходилось слышать, что пьеса «Бег» несомненно идеализирует эмиграцию и является, по мнению некоторых ленинградских ответ, работников, глубоко вредной для советского зрителя. В ленинградских реперткомовских кругах на эту пьесу смотрят глубоко отрицательно, ее не хотят допустить к постановке в Ленинграде, если, по их выражению, не будет давления со стороны Москвы.

Вообще газетная заметка о том, что пьеса «Бег» была зачитана в худож. театре и произвела положительное впечатление и на Горького, и на Свидерского, вызвала в Ленинграде своего рода сенсацию.

В лит. и театр, кругах только и разговоров, что об этой пьесе. Резюмируя отдельные взгляды на разговоры, можно с несомненностью утверждать, что «независимо от % антисов. дозы пьесы «Бег» ее постановку можно рассматривать как торжество и своеобразную победу» антисоветски настроенных кругов.