Читаем без скачивания Аромат жасмина - Дебора Мей

На миг оторвавшись от нее, Фридрих сорвал с себя сюртук, жилет и рубашку, отшвырнул их в сторону. В следующее мгновение ее амазонка и юбка также полетели прочь. С победоносной улыбкой барон подхватил свою возлюбленную на руки и понес в спальню.

Опустив ее на кровать, он принялся любовно исследовать каждый изгиб ее тела, обжигая легкими прикосновениями томимую страстью кожу девушки. Невесомое облако сорочки заскользило куда-то прочь, и тело Элизы полностью обнажилось… Он ласкал ее, гладил, целовал, терзал… Она выгибалась навстречу его рукам, уносясь на волнах блаженства вдаль, к неведомым берегам. Желание еще больших чувственных наслаждений заставило ее рвануться вверх, и она без всякого стеснения принялась жарко целовать мужское тело. Поток новых ощущений захлестнул ее разум, она забыла обо всем на свете, кроме своей жажды и блаженства.

Задыхаясь от желания, Фридрих любовался девушкой, созерцая, как в томной неге выгибается ее тело, губы что-то несвязно шепчут, то ли умоляя, то ли требуя, а глаза закрываются в забытьи. И в его сердце стучало: «Она моя! Навсегда!»

А тем временем неподалеку от входа, которым пользовались самые уважаемые клиенты, можно было наблюдать такую картину: два господина, обступив метрдотеля, требовали указать им, в какой комнате находятся барон фон Ауленберг и его гостья.

– Но, господа! – возмущался метрдотель. – Я не имею на это права. Наш ресторан…

– Номер комнаты и ключ! – резко потребовал князь Рудельштайн. Глаза его горели праведным огнем. – И не вздумай снова молоть чушь, будто барона здесь нет. Его видели пару часов назад.

Уже с вечера слуги графа Верхоффена следовали за Ауленбергом по пятам, а сегодняшним утром отправились вслед за бароном и его спутницей в Венский лес, где безмятежная парочка долго каталась верхом. Когда же Ауленберг с девушкой наконец прервали свою прогулку и вошли в ресторан, один из соглядатаев поскакал в город, чтобы сообщить об этом происшествии своему господину, и Верхоффен незамедлительно связался с князем Рудельштайном. Оказалось, что приятель Иоганна немного ошибся – князь Альберт вернулся в свой дом лишь пару часов назад. Впрочем, по мнению Верхоффена, это было даже лучше: уставший после долгой дороги князь находился не в лучшем расположении духа. Узнав, что его дочь находится в опасности, Рудельштайн тут же велел подать карету и вместе со старым бароном Брюгехоффеном поспешил в злополучный ресторан. Иоганн сумел настроить своего дядюшку весьма решительно, и барон теперь кипел от праведного гнева, собираясь как следует отчитать нахальную девицу, осмелившуюся предпочесть его солидной особе распутного сопляка.

Испуганный метрдотель по-прежнему отказывался нарушить свидание своего постоянного клиента.

– Пожалуйста, господа, – возмущался он. – Поймите меня, правила нашего ресторана…

– Послушай ты, мерзавец! – Рудельштайн схватил упитанного метрдотеля за лацканы пиджака и легко оторвал от пола. – Я разнесу твое паршивое заведение на клочки, если потребуется. Понимаешь ли ты, что в твоем проклятом ресторане происходит преступление? Моя единственная дочь находится в опасности! Неужели ты думаешь, что я не имею права защищать ее?

Князь был готов задушить метрдотеля своими могучими руками, но тот, сообразив, что произошла довольно неприятная история, уже послушно закивал головой, уверяя, что все понял. Как только его ноги коснулись пола, он живо побежал к лестнице, умоляя решительно настроенного князя сохранять благоразумие и помнить о других клиентах.

– Ваша светлость, мы растеряем всех посетителей, если хоть кто-нибудь узнает, что я не смог сохранить тайну свидания, – приговаривал он.

Но возмущению князя не было предела, его трясло от ярости. Оказавшись перед дверью, на которую ему указал служащий, он рванул ее на себя и оглушительно зарычал на весь ресторан:

– Ауленберг, открой дверь, подлец, или я разнесу ее в щепки!

Метрдотель не нуждался в шумном скандале, а потому быстро сунул в руку разбушевавшемуся князю запасной ключ от номера.

Голоса за дверью доносились, словно сквозь туман. Фридрих с трудом очнулся от любовного дурмана и сел на постели. Ему показалось, что кто-то выкрикивает его имя. Первым побуждением Ауленберга было схватить одежду и выпрыгнуть в окно; так было много раз, когда он развлекался с чужими женами. Но он тут же опомнился. Рядом с ним – малышка Элиза, и она абсолютно свободна. Ее собственная мать благословила их союз. Чем же вызваны эти крики и стук?

Он едва успел накинуть на девушку покрывало, как дверь с треском распахнулась. Фридрих вскочил, приготовившись защищать любимую от непрошенных гостей.

– Убирайтесь отсюда к чертовой матери! – заорал он. – Как вы посмели ворваться в личные апартаменты? Вам это дорого обойдется, и вы не имеете права…

– Это ты, подлец, не имеешь права! – заревел высокий господин в дорожном костюме и ринулся вперед. – Ты опозорил мою дочь!..

– Чью дочь? Вы, наверно, ошиблись… – искренне удивился Ауленберг, но тут же запнулся и ошеломленно взглянул на Элизу, которая с ужасом смотрела на разъяренного мужчину.

Фридрих никак не ожидал такого поворота событий. Как мог здесь оказаться князь Рудельштайн?

– Послушайте, я все объясню…

– Все и так ясно! – продолжал бушевать князь. – Как вы посмели соблазнить невинную девушку! Неужели вы надеялись, что за нее некому заступиться?

Ауленберг с досадой вздохнул. Он с большим удовольствием ответил бы князю так, как тот заслуживает, но… это может оскорбить чувства Элизы, так что лучше воздержаться. Однако странно, что князь, никогда не занимавшийся воспитанием дочери, вдруг стал яростным поборником ее чести.

– Я стал любовником Элизы с разрешения ее матери, – с вымученным спокойствием объяснил Фридрих.

– Л-любовником? – Рудельштайн побагровел, а на его шее вздулись вены. – Вы осмелились утверждать, что моя дочь… шлюха? Я застрелю вас, как паршивого пса!

Элиза с ужасом смотрела на происходящее. Она не могла вымолвить ни слова и дрожала, стиснув пальцы. Боже, какой стыд… Отец стал свидетелем ее любовного свидания… Последний раз Элиза видела князя лет пять назад, когда он навещал ее в пансионе. Она всегда считала, что ему нет никакого дела до ее судьбы, и теперь находилась в полнейшей растерянности. Стыд краской заливал ее щеки… Она должна остановить этот ужас, пусть даже отец проклянет ее, но только она может защитить Фридриха. Иначе произойдет непоправимое.

– Остановитесь! – она села на край постели, судорожно прижимая к себе покрывало. – Барон Ауленберг ни в чем не виноват, – она хотела было подняться, но, охнув, тут же опустилась обратно, кутаясь в покрывало и краснея от унижения. Сдавленным от смущения голосом она проговорила: – Я сама решила так. Я одна во всем виновата.