Читаем без скачивания После поцелуя - Карен Рэнни

– Неужели именно с презрением? – удивилась Маргарет.

– Порой мне кажется, – заговорил Монтрейн, глядя на нее через плечо, – что Смайтон добровольно принял на себя роль моего отца-покровителя.

– Он не одобряет моего присутствия, – заключила Маргарет.

От ее внимания не ускользнуло, каким взглядом наградил ее дворецкий, когда она была в этом доме в первый раз. Да и сейчас, когда они с Монтрейном вошли в дом, встречу нельзя было назвать приветливой;

– Ему нравится демонстрировать свое превосходство, – сказал Хоторн. – А я то и дело даю ему к этому повод.

– Ты... делал это не раз? – неуверенно спросила Маргарет.

– Что – «это»? – уточнил Хоторн. – Готовил ванну?

– Нет, – улыбнулась Маргарет, – приводил сюда женщин.

Монтрейн выпрямился.

– Нет, – просто ответил он и вновь вернулся к очагу.

Наступившее молчание не было гнетущим, однако чувствовалось, что некоторые вещи лучше оставить недосказанными.

Маргарет осмотрелась. По углам на потолке были нарисованы милые херувимчики. Маленькие, бесстыдные, улыбающиеся, они, казалось, с любопытством взирают вниз, на происходящее.

– Эти херувимы – еще одна шутка архитектора? – спросила Маргарет.

Монтрейн усмехнулся.

– Вне всякого сомнения, – промолвил он. И снова наполнил ведро горячей водой.

– Я доставила тебе столько хлопот, – промолвила Маргарет, наблюдая за тем, как граф наполняет ванну водой.

Рукава Монтрейн закатал до локтей, вся его рубашка впереди промокла, на лоб упала влажная прядь темных волос. Казалось, он полностью поглощен своим занятием, и Маргарет невольно спросила себя, всегда ли граф любое дело выполняет с таким рвением. Как будто он направил на него всю свою энергию и просто не в состоянии отвлекаться на что-то другое. Ей вдруг стало очень тепло – точно так же, как в те минуты, когда они занимались любовью в карете.

– Так ты передумала? – повернувшись к ней, спросил Хоторн.

– Я бы не рискнула, – с улыбкой ответила женщина. – Особенно после всех твоих усилий, и все ради меня. Я просто посочувствовала тебе.

– И насколько распространяется твое сочувствие? Я имею в виду, ты позволишь мне остаться и смотреть на то, как ты принимаешь ванну? – Уголок его рта слегка приподнялся, и на лице появилось озорное выражение.

– Любовницы обычно поступают именно так?

– Компаньонки, – поправил ее Хоторн. Улыбка мгновенно исчезла с его лица. – Ты – моя компаньонка.

– Нет, – предостерегающим тоном промолвила Маргарет, награждая Монтрейна суровым взглядом. Это был ответ сразу на два вопроса – заданный и незаданный.

Маргарет отвернулась и принялась расстегивать пуговицы на спине. Раздался глухой стук – это упало на пол пустое ведро, и уже через мгновение руки Монтрейна помогали ей. Повернув голову, Маргарет посмотрела Хоторну в глаза, придерживая спереди лиф платья руками.

Хоторн отступил назад, оба молчали.

У Маргарет было такое чувство, будто ее выставили на всеобщее обозрение, внезапно она ощутила себя очень ранимой. Она обнажалась перед этим человеком при свете дня, занималась с ним любовью в покачивающейся на ухабах карете. И все же в те мгновения Маргарет не чувствовала себя такой нагой, как сейчас. Как будто граф Монтрейн мог разглядеть все ее слабые места и тревоги и понимал, как они состязаются с ее гордостью.

– Я буду в библиотеке, если тебе понадобится моя помощь, – внезапно помрачнев, сказал Хоторн.

Маргарет молча кивнула, глядя вслед выходящему из кухни графу. Она сняла с себя остальную одежду и аккуратно уложила на стоявший возле дверей столик.

Ванна возвышалась в углу кухни – большая, внушительная, украшенная сверху рельефными изображениями роз и маргариток, а внизу покрашенная голубым. Опуститься в нее – почти то же самое, что сунуть ногу в башмак, с улыбкой подумала Маргарет, перешагивая через край ванны.

Она с наслаждением опустилась в горячую воду. На стоявшем около ванны табурете лежала стопка полотенец. Сверху Маргарет увидела какую-то коробочку. Открыв ее, она обнаружила кусок чудесного ароматного мыла, благоухающего травами. Запах напомнил ей о Майкле. Было что-то интимное в том, что она будет мыться его мылом. Впрочем, она уже столько раз перешагивала границы дозволенного за время своего знакомства с графом Монтрейном, что такие пустяки не имели значения.

Не стоит признаваться в своей безрассудной страсти. Просто нелепо говорить себе сейчас, что мысли о нем не оставляют ее ни на минуту. Она же может только восхищаться графом. В нем много положительных качеств. Например, то, с каким уважением Монтрейн относится к чрезмерно самоуверенному дворецкому. У него прекрасное чувство юмора, он целеустремлен. А если добавить к этому еще и уверенность в себе, то можно сказать, что среди знати она не встречала подобных людей.

Маргарет улыбнулась. Единственным представителем знати, с которым ей доводилось общаться, был герцог Таррант – человек, который никогда ей не нравился.

Маргарет положила руки на живот, спрашивай себя, как долго еще она сможет скрывать от окружающих беременность. Если бы она не решила уехать из Силбери, то недельное отсутствие напрочь уничтожило бы ее репутацию, жители деревни устроили бы шумный скандал, заклеймив ее шлюхой. А уж если они узнают, что она носит под сердцем ребенка графа Монтрейна, то ее и вовсе превратят в парию те самые люди, которые недавно с таким одобрением отзывались о ее достойном поведении.

Но уж сейчас-то ее поведение назвать достойным было никак нельзя.

Неделя. Господи, пусть она за это время не слишком привяжется к Монтрейну, чтобы могла потом спокойно вернуться к привычной жизни!

Маргарет откинулась назад и блаженно закрыла глаза. Ей оставалось только просить Бога о том, чтобы ее мольбы были услышаны.

Хоторн стоял в дверях, глядя на Маргарет. Женщина спала, сжимая в руках скомканную мочалку. Неровное пламя свечи отбрасывало пляшущую тень на щеки Маргарет, на ее длинные ресницы. Отблески огня в камине играли на ее волосах, окрашивая шелковые пряди всеми оттенками красного и желтого.

Хоторн отлично знал мифологию Греции и Рима, но разве можно было хоть одну античную богиню сравнить с Маргарет? В глазах этого существа играл удивительный озорной огонек, который угасал при свете весеннего солнца, отчего они становились похожими на глаза молодой оленихи. Летом они обретали другой, мягкий и золотистый оттенок. Ей-богу, эта женщина менялась в соответствии со временем года, ее красота казалась такой же вечной, как красота живой природы.

А если так, то и имя ей должно быть каким-то простым и понятным, отражающим все черточки ее характера. Маргарет, например.