Читаем без скачивания Ангел с железными крыльями - Виктор Тюрин

Улегшись на указанный мне топчан, на котором даже лежал матрац, я укрылся своим пальто и, несмотря на суматошно-дерганый день, почти сразу уснул.

Глава 10

Проснулся я от того, кто-то тряс меня за плечо. Мне даже толком не удалось разглядеть человека, разбудившего меня, как он уже повернулся ко мне спиной и пошел к двери. Уже с порога раздался его голос:

– Вставай, Копыто! Тебя капитан к себе кличет!

Сел на топчане. Растер руками лицо.

«Уже и прозвище придумали. Шустрые ребята!»

Махрицкий стоял у входа в свою избу, набросив на плечи шинель, и курил папиросу.

Подойдя к нему, я встал по стойке «смирно».

– Ваше высокоблагородие, явился по вашему приказанию!

– Бросьте, Сергей Александрович! – поморщился тот. – Даже мои охотники передо мной не тянутся! Я зачем вас позвал! У меня к вам серьезный разговор есть.

– Слушаю вас внимательно, Дмитрий Иванович.

– Поступили сведения, что завтра утром немцы наступать будут. Наши генералы решили дать ему пойти в наступление, затем контратаковать и на его плечах ворваться в окопы, а в случае успеха… Впрочем, не об этом речь. Есть сведения, что в тылу у германцев стоят, не разгружаясь, несколько эшелонов. Один из них особенно важен. Там находятся аэростат наблюдения и самолеты-разведчики. Понимаете, о чем говорю?

– Если немцы разовьют наступление, то эшелоны поедут дальше, если нет, то начнут строить долговременные укрепления, а также и аэродром.

– Авиаразведка германцев будет у нас как кость в горле. Это понимают все. Именно поэтому командование дало разрешение на формирование особой команды из моих охотников. Восемь-десять человек. Возглавит группу поручик Мелентьев. Это он предложил вас включить в группу, хотя я был решительно против вашего участия. Вы совершенно не готовы к походу в тыл противника. Надеюсь, причины вам перечислять не нужно?

– Нет.

– К моему великому сожалению, он не оставил мне выбора. Идете вы – идет он.

– Странно все это, – при моих словах командир охотников с нескрываемым удивлением посмотрел на меня. – Поясню. До сего дня как-то не замечал особой расположенности ко мне со стороны поручика. Это раз. Второе. Мелентьев вроде как командир третьей роты. Почему он идет во главе группы охотников, если задание дано вашей команде?

– Да будет вам известно, что у нас на отряд охотников всего два офицера. Я и подпоручик Буланов, который сейчас находится в госпитале. Разрыв случайного снаряда и три осколка в плече и руке. Я сказал, что сам возглавлю группу, а мне в ответ… Короче, отругали и дали какого-то прапорщика Пашутина. Говорят, ставьте его во главе. Опытный человек, ходил в тыл германца, великолепно знает немецкий язык. Мне что с этого? Я его позавчера впервые в жизни увидел. Как я могу доверить ему своих людей? Нет. Так и сказал. А тут Мелентьев. Ну, его-то я хоть знаю, да и парни с ним охотно пойдут. Вы спросите: почему так получается? Да все потому, что согласие на отправку группы я могу получить лишь в том случае, если найду офицера на это задание.

– Погодите, Дмитрий Иванович. Этот самый Пашутин – военный разведчик?

– Мне что докладывали?! Просто, когда встал вопрос об эшелоне с самолетами, его на следующий день прислали ко мне для усиления группы. Из разговора с ним выяснил, что он не кадровый военный. В свое время преподавал на кафедре в университете немецкий язык. Знает несколько немецких диалектов. Дважды, еще до войны, был в Германии. Когда началась война, без вести пропала его семья. Жена и двое детей. После чего он пошел на фронт вольноопределяющимся. Недавно присвоили звание прапорщика.

– И что, кроме этого прапорщика во всей дивизии не нашлось офицеров-разведчиков?

– Почему нет? Есть. При штабе полка. Допрашивают пленных, разбирают документы и карты, то есть работают с тем, что мои парни из немецкого тыла притащат.

– Погодите. Вы хотите сказать, что никто кроме вас в тыл к немцу не ходит? – я задал вопрос и тут же понял, что сказал лишнее, так как на лице капитана все больше разливалось выражение недоумения.

– Сергей Александрович, вы что, с луны свалились?! У нас понимание подвига со времен разгрома тевтонов на Чудском озере новгородцами никак не может поменяться! В понимании русского офицера воевать нужно благородно, по-джентльменски. Ударить в спину врагу – это позор! Э! Да что тут говорить! За последние полгода я подал две подробные докладные записки о создании особых отрядов в тылу врага! И что? Даже ответа не получил! Только вот теперь обо мне вспомнили, когда подперло под самое горло!

– Разве уничтожая вражеский штаб или арсенал, вы не спасаете жизни сотням наших солдат?! Разве это не подвиг?

– Вы, поручик… чем-то похожи на одного человека.

– На кого?

– Моего хорошего друга. Он… Это произошло в конце четырнадцатого года. Подпоручик Вольский, под покровом ночи, с тремя добровольцами снял пулеметный расчет австрияков, который, находясь на высотке, не давал днем головы поднять, простреливая окопы. И что получилось в результате?! Офицеры полка вместо благодарности отказались с ним общаться, выказав тем самым презрение к его действиям, как недостойным мундира русского офицера. Он, видите ли, не сошелся с ними грудь в грудь в чистом поле, а ударил в спину, по-воровски… Эх! Да что тут говорить! Оказавшись в положении всеми презираемого человека, Миша не выдержал и застрелился.

– Дебилизм в чистом виде, – почти автоматически отреагировал я на невероятную для меня историю, но, увидев удивленный взгляд командира охотников, пояснил: – Медицинский термин. Касается душевнобольных. Гм. Пока лежал в больнице, всякого нахватался.

Не будучи специалистом в этом вопросе, я наивно считал, что партизанские и диверсионные отряды в тылу врага – это естественно, не говоря уже о разведгруппах, посылаемых за линию фронта, а на поверку оказывается, что в русской императорской армии ничего подобного нет и в помине. Впрочем, как и у наших врагов.

– Вот и вы задумались, Сергей Александрович. Вижу, понимаете, что война – это бойня, кровавая и грязная, а потому допускает применение нечестных приемов. Вот вам еще пример. Мне как-то довелось разговаривать с полковником Генштаба. Он к нам с проверкой приезжал. Ему тоже задал вопрос: отчего не действовать в тылу германца малыми отрядами? Так он на меня посмотрел с возмущением, а потом заявил, что, у вас, капитан, неприемлемое понятие о чести офицера. Неприемлемое, вы слышите?!

Впрочем, не нам с вами решать эти вопросы, поручик, поэтому перейдем к делу, по которому я вас позвал. Скажите Мелентьеву, что не хотите идти. Мне своих ребят жалко. У них без вас больше шансов будет!

– Пойду и, надеюсь, помехой не буду.

– Вы что не понимаете?! Из-за вашей мести могут погибнуть люди! Сорваться операция!

– Если вы этого не заметили, то сейчас скажу: я всегда знаю, что делаю. К тому же у меня нет привычки, принимать необдуманные решения.

Махрицкий некоторое время молчал, пристально глядя на меня, потом сказал:

– Надеюсь, что все так и есть.

– Разрешите идти?

– В полдень, у меня, общий сбор. Идите!

Спустя четыре часа я явился в избу, где квартировал командир охотников. Меня несколько удивило одно обстоятельство, что молодых добровольцев в ней было всего трое. Остальные пятеро были люди среднего возраста, в возрасте до сорока лет.

– Знакомьтесь, – и Махрицкий указал на меня. – Богуславский, Сергей Александрович. Поручик-артиллерист. Воевал. Получил тяжелое ранение головы, после чего был отправлен в отставку. Владеет приемами японской борьбы, отлично стреляет из личного оружия. Вопросы есть?

– У меня есть, ваше высокоблагородие! Можно? – со своего места поднялся коренастый, плотно сбитый солдат.

– Давай, Лещенко.

– Извините, господин, не знаю, как к вам обращаться? – обратился ко мне солдат.

– Сергей. Иду в группе не как офицер, а как рядовой. Вы это хотели спросить?

– И это тоже. Но мой главный вопрос в другом. Рука у вас не дрогнет, когда придется один на один германца убивать?

– Мне уже приходилось убивать.

– Сразу прошу извинить меня, господин Богуславский, за мой вопрос, – теперь уже подал голос прапорщик. – Наталья Богуславская ваша родственница или жена?

– Сестра.

– Разрешите представиться. Пашутин Михаил Антонович.

Плотно сбитая фигура, массивные кулаки, короткая прическа, твердо очерченный подбородок, сердито-сосредоточенный взгляд. Он мне чем-то напомнил настороженного бульдога в человеческом образе. Правда, это было мое внутреннее впечатление, потому что его большие голубые глаза, правильные черты лица и губы, которые, казались, вот-вот расползутся в улыбке, придавали ему вид приятного человека, но даже при этом знаток немецких диалектов никак не походил на рыхлого кабинетного профессора. Наоборот. Плотного сложения фигура прапорщика с широко развернутыми плечами больше подходила борцу классического стиля.