Читаем без скачивания Том 6. У нас это невозможно. Статьи - Синклер Льюис

Предводитель команды, человек с военной выправкой, обратился к Уолту Троубриджу:

— Вы готовы, сэр?

— Да. Возьмите, пожалуйста, эти четыре ящика, полковник.

В ящиках были снимки с писем и документов.

Скромно одетый в комбинезон и огромную соломеную шляпу, сенатор Троубридж вошел в рубку пилота. Самолет взлетел и направился на север.

На другое утро Троубридж, все еще в комбинезоне, завтракал в отеле Форта Гарри с мэром города Уиннепег.

Спустя две недели он возобновил в Торонто выпуск своего еженедельника «За демократию» и на обложке первого номера поместил репродукцию с четырех писем, из которых явствовало, что до своего избрания президентом Берзелиос Уиндрип получил в виде личных подарков от финансистов свыше миллиона долларов. Дормэсу Джессэпу и тысячам других Дормэсов Джессэпов контрабандой доставляли экземпляры этого журнала, хотя тем, у кого его обнаружили бы, грозила смертная казнь.

Но так как тайным агентам Троубриджа приходилось действовать в Америке очень осторожно, то организация Троубриджа, которую называли «Новым подпольем» (НП), только к зиме стала работать полным ходом, помогая тысячам противников корпо перебираться в Канаду.

XVIII

В маленьких городках — вот где вечный мир и покой, которые я так люблю, и их не смутить самым шумным ветрогонам из городов-гигантов вроде Вашингтона, Нью-Йорка и т. п.

«В атаку». Берзелиос Уиндрип.

Политика Дормэса: «подождем — увидим», как и всякая фабианская политика, становилась ненадежной. Особенно ясно это стало в июне 1937 года, когда он отправился в Норт-Бьюла на празднование сороковой годовщины окончания Исайя-колледжа.

Но установленному обычаю приехавшие на празднование носили карнавальные костюмы. Однокурсники Дормэса были в костюмах моряков, но в этих нарядах предназначенных для веселья, они бродили лысые мрачные, и даже в глазах тех трех из них, которые были пламенными корпо (они были местными уполномоченными), сквозила неуверенность.

Дормэс побыл со своими однокурсниками недолго Он разыскал своего корреспондента Виктора Лавлэнда преподавателя классического отделения, который год назад сообщил ему об изданном директором колледжа Оуэном Пизли указе, запрещающем критиковать военное обучение.

Даже при самых благоприятных обстоятельствах построенный на скорую руку домик Лавлэнда, похожий на коттедж Анны Хасэуэй, нельзя было назвать дворцом, — ассистенты Исайя-колледжа не привыкли жить во дворцах. Теперь же, когда претендовавшая на элегантность гостиная была заставлена обернутыми рогожей стульями, свернутыми коврами и ящиками с книгами, она походила на пакгауз. Среди обломков крушения сидели Лавлэнд, его жена, его трое детей и некий доктор Арнольд Кинг, занимавшийся экспериментальной химией.

— Что все это значит? — спросил Дормэс.

— Я уволен. За слишком «радикальные» взгляды, — проворчал Лавлэнд.

— Да! И самое радикальное его выступление касалось гликновского толкования употребления аориста у Гесиода! — плачущим голосом сказала его жена.

— Что ж, я заслужил это… тем, что интересовался только событиями, которые имели место не позже 300 года после рождества Христова! Мне только стыдно, что меня уволили не потому, что я объяснил моим студентам, что корпо заимствовали большую часть своих идей у Тиберия, и не за попытку убить районного уполномоченного Рийка! — сказал Лавлэнд.

— Куда вы собираетесь? — спросил Дормэс.

— В этом весь вопрос! Мы сами не знаем! Сначала мы поедем к моему отцу в его квартиру из шести комнат в Берлингтоне; у отца диабет. Но как быть с преподаванием?.. Директор Пизли все время откладывал подписание моего нового контракта, и только десять дней назад известил меня, что я больше не нужен… а теперь уже поздно искать на этот год новое место. Я лично нисколько не огорчен. Серьезно, не огорчен. И что мне дали понять, что в качестве университетского профессора я не был, как мне часто хотелось думать, неким новым Эразмом, воодушевляющим благородные молодые души мечтами о чистой классической красоте, а был всего-навсего наемным служащим, приказчиком универмага в отделе уцененной классики, где роль скучающих покупателей играли студенты, и что меня так же просто нанять и уволить, как любого дворника. Вы помните, что в императорском Риме учителя, даже наставники благородных юношей, были рабами… им, правда, разрешались вольности в отношении теорий антропологии Крита, но их не возбранялось душить, как и прочих рабов! Я не возражаю…

— То есть как это вы не возражаете? — накинулся на него доктор Кинг. — Почему это вы не возражаете, черт подери? С тремя-то детьми? Почему не возражать! Вот я другое дело, мне повезло! Я наполовину еврей — один из тех трусливых пролаз-евреев, о которых вам рассказывают Бэз Уиндрип и его друг Гитлер; я такой хитрый, что уже несколько месяцев назад знал все наперед… Меня тоже только что уволили, мистер Джессэп… Я договорился с Всеобщей электрической компанией… Там не возражают против евреев, особенно если они за работой напевают и находят комбинации, дающие компании миллион дохода в год… при годовом жалованье в три тысячи пятьсот! Итак, нежное прости всей моей здешней лабораторной пачкотне. Хотя… — и Дормэсу показалось, что у этого на душе еще горше, чем у Лавлэнда, — мне тяжело бросать мои исследования. Ну да черт с ними!

Версия Оуэна Пизли — магистра искусств, доктора права, президента Исайя-колледжа — звучала совершенно иначе.

Что вы, мистер Джессэп! Мы всей душой за свободу слова и мыслей здесь в старом Исайя-колледже. Мы отпускаем Лавлэнда только потому, что на классическом отделении излишек штатных преподавателей… так невелик теперь спрос на греческий, санскрит и прочее — вы сами знаете — при современном увлечении биофизикой, самолетостроением и тому подобным. Что касается доктора Кинга, то он сам вел себе глупо, хвастал тем, что он еврей и все такое… вы понимаете… Но не лучше ли нам поговорить о вещах более приятных Вы, вероятно, слышали, что министр просвещения Макгоблин окончательно разработал свой план назначения специальных директоров просвещения в каждой области и районе?.. И что профессор Альмерик Траут из университета Омбри является кандидатом на этот пост в нашу Северо-Восточную область? Ну вот, к этому я могу присовокупить еще нечто весьма приятное. Доктор Траут… а какой это серьезный ученый, какой красноречивый оратор!.. Известно ли вам, что по-тевтонски «Альмерик» означает «благородный государь»?.. И он был так добр, что назначил меня директором просвещения в районе Вермонт — Нью-Гемпшир! Не правда ли, замечательно?! И мне очень хотелось, чтобы вы одним из первых узнали об этом, мистер Джессэп, так как, несомненно, одной из главных задач директора будет работа в контакте с редакторами газет и при их помощи в очень важной области — по распространению правильных корпоративных идей и борьбе с ложными теориями… Да, да!

«Что-то много народу стремится в наши дни работать «в контакте с редакторами и при их помощи», — подумал Дормэс.

Он подумал еще, что директор Пизли похож на куклу из линялой серой фланели того качества, какое обычно пускают на нижние юбки для девочек-сирот в приютах.

Организация минитменов пользовалась в провинциальной глуши гораздо меньшим почетом, чем в индустриальных центрах, но уже летом стало известно, что в Форте Быола образована рота минитменов, проходящих военное обучение под руководством офицеров Национальной гвардии и окружного уполномоченного Ледью, — видели, как он просиживал ночи напролет в своей новой роскошной комнате пансиона миссис Ингот за чтением воинских инструкций. Дормэс все время отказывался пойти посмотреть на них, и когда его простоватый но честолюбивый репортер Док (по-иному Отис) Итчитт стал взволнованно рассказывать о минитменах и хотел поместить иллюстрированную заметку о них в субботнем номере «Информера», Дормэс сердито фыркнул.

Так он и не видел их до первого публичного парада августе месяце, а увидев, не испытал большой радости.

Все жители высыпали на улицу; Дормэс слышал смех и шарканье ног под окном своей конторы, но он упрямо сидел и редактировал статью об удобрениях для вишневых садов. (А он любил парады, любил, как ребенок!) Даже звуки оркестра не привлекли его к окну. А затем его все же заставил решиться Дэн Уилгэс, старейший наборщик в типографии «Информера», высокий, как каланча, с длиннейшими черными усищами, какие носили в старые времена бармены. «Вы должны взглянуть, хозяин, зрелище грандиозное», — умолял Дэн.

Дормэс увидел маршировавшую по улице хорошо вымуштрованную роту молодых людей в мундирах кавалеристов Гражданской войны. И как раз, когда они поравнялись с редакцией «Информера», городской оркестр грянул «Марш через Джорджию». Молодые люди зашагали веселее и подняли выше свое знамя со штурвалом и буквами ММ.