Читаем без скачивания Кайкки лоппи - Александр Бруссуев

Вор ловко руководил доковыми работами, экономя на чем попало. В итоге забортные клапана не закрывались, пугая урок-мотористов реальной возможностью заполучить в машинное отделение море собственной персоной. В таких случаях суда обычно не могут больше ездить и благополучно тонут. А однажды, рационализировав поставку болтов для крепления пера руля, добился неожиданного для себя результата: через полгода после дока руль отвалился, и судно получило великолепную возможность ездить куда попало, влекомое волнами и ветром. Причина была проста: вместо 36 специальных, величиной с правую руку губернатора Калифорнии, болтов из нержавейки он определил такие же, величиной с левую руку губернатора Калифорнии, только из обычной «ржавейки». На 180 день своего существования эти детали крепежа перестали существовать. Морская вода — очень агрессивная среда. Зато суперинтендант, имевший среди механической братии невинное прозвище «Картофельные мозги» за это время успел дома купить вполне приемлемый в его круге знакомств «BMW» со сложной буквенно-цифровой аббревиатурой. 74 тысячи евриков — и машина в собственности.

А тот, что хам, еще иногда назывался «фюрером». Его главной задачей было заставить работать механиков не менее двадцати часов в сутки. Он обсыпал подотчетных ему стармехов зашифрованными сообщениями, в которых некоторые слова заменял цифрами. Поди — разберись, если порой даже не понятно о чем идет речь. В случае недопонимания не гнушался оскорблениями, запечатленными в официальной судовой переписке. Приезжая на судно с проверкой, нырял в машинное отделение и боролся там, не считаясь со временем суток. Механики — рядом. По истечении 26 часов упорных и нервных ремонтных потуг судно уезжало в рейс, механик оставался в машине контролировать качество ремонта и устранять неполадки, а «фюрер» ехал в гостиницу спать. Самая большая текучка дедов была именно у этого бесноватого.

Однажды, один архангельский стармех, вовсе не кремень, а большая даже сволочь, снискал уважение у прочих коллег. Во время визита этого суперинтенданта, утомившись чрезвычайно, попросил:

— Прошу вас выдать мне какую-нибудь таблетку-стимулятор. Как в армии. Чтоб мог дальше работать.

— Ты наркоман, — прокаркал «фюрер».

— Я просто устал, как собака.

— Правильно! — обрадовался голландец. — Собака. Слабак.

Архангельский дед в свое время десять лет назад участвовал в популярном бандитском движении. Стрелялся с другими бандюганами, ловился и пытался милицией, менял машины и чувствовал себя «реальным пацаном». Былое самомнение, за что его не уважали промеж себя механики, взыграло.

— Это ты слабак! — сказал он. — Если бы ты не был моим начальником, показал бы я тебе русских слабаков.

«Фюрер» ощерился, как суматранский волк, и засучил рукава, явив знаменитые татуированные руки. Он, если верить слухам, увлекался то ли боксом, то ли шахматами.

— Ну, покажи, — сказал он. — Наказания не будет.

Поскакали они друг за другом в помещение подруливающего устройства: единственное место, где более-менее свободны 7 квадратных метров.

«Фюрер» разделся по пояс и начал махать руками-ногами. Дед не снял своего запятнанного комбинезона и дал противнику в ухо. Тот потряс головой, посчитал, что это нечаянно и не считается. Мобилизовавшись, он начал менять стойки, пытаясь ужалить русского пяткой в голову, в голень и между ног. Стармех не дрогнул и дал голландцу по загривку. Удар «фюрера» несколько ошеломил, поднявшись с колен, он с кашлем бросился в атаку.

— Русская свинья, — каркал он, прицеливаясь к горлу оппонента. Ему хотелось нанести наибольший урон этому варвару.

Внезапно ушам «фюрера» сделалось нестерпимо больно, а потом все звуки пропали, остался только несмолкающий звон. Дед, ладонями хлопнувший голландца по слуховым аппаратам, в это время позволил себе начать ругаться. Его маты были не оригинальны, но несли явную угрозу. Если бы не сунувшийся на шум урка-матрос, то вполне возможно, что каратист-суперинтендант больше никогда бы не смог работать в столь близкой его сердцу судоходной кампании.

Стармех как-то сразу опомнился, закручинился, дал последний пинок под зад «фюреру» и ушел в машину. Он понял, что самое лучшее, что можно ожидать в этой ситуации — улететь домой за свой счет и более не показываться в дверях этой конторы. Но более всего ему грезилась полиция, допросы и тюрьма. Здесь на адвокатов надеяться было нечего.

Однако ничего не произошло. «Фюрер», придя в себя, уехал с парохода, не сказав никому, кроме капитана «до свидания». Дед отработал свой контракт, с кампании его не поперли, он даже уехал жить на Филиппины, где купил себе дом, машину и жену с прислугой. В Архангельск его больше чего-то не тянуло. Зато слава о поединке пошла по мере распространения урок по другим пароходам на других контрактах среди русскоязычных и филиппиноязычных членов команд.

Но «фюрер» нисколько не успокоился. Он бесновался и глумился, как прежде. Просто был он, оказывается, совладельцем этой кампании. А «картофельные мозги» оказался вовсе «pederast», как сказал бы веселый парень Боря Моисеев.

Наконец, все суда в этой кампании были китайской сборки. Случайно заманенные обещаниями высокой зарплаты, «левые стармехи», доселе отработавшие не один контракт где-то у греков, киприотов, немцев, или еще у незнамо кого, в ужасе разбегались. То, что делают китайцы — это праздник для чайнафобов, им можно спать спокойно. С таким уровнем знаний, с таким качеством работы китайцы никогда не станут конкурентами в мире. Разве что для любых африканских стран. Или Индии.

Джону всегда было смешно, когда дома, после чуда возвращения, случайная встреча с былым знакомым-механиком прошлых кампаний начиналась и заканчивалась одними и теми же вопросами.

— Сколько платят-то? — вопрошал знакомый.

Джон называл лихую сумму, без зазрения совести завышая свой оклад.

Собеседник начинал прикидывать в мозгу свои потери от того, что трудится на кого-то другого, с таким мизерным окладом, что и вспоминать неудобно. Далее следовали разные уточняющие вопросы: где контора, что требуют при приеме на работу, какие перспективы? Наконец, он созревал до финала:

— Сколько человек в машине?

— Один и филиппинский моторист. Иногда второй механик попадается в штат. Говорят, что где-то еще и электромеханики случаются, но не встречал.

Знакомый думал, что ослышался.

— На таких больших судах два-три человека в машине? — переспрашивал он.

— Точно!

«Нафик-нафик, кричат индейцы!» — отражалось на лице собеседника, и он больше ничего не пытал.

Действительно, кампания сократила всех, кого только могла. Зачастую получалось, что стармех, обученный еще советским флотом, делал распоряжения о техуходах, чтоб все, значит, было контролируемо и прогнозируемо, чтоб никаких внезапных поломок. Делал такое распоряжение себе и с себя же и спрашивал.