Читаем без скачивания КОМАНДИРОВКА - АНДРЕЙ ЛОМАЧИНСКИЙ

Патриотизм и любовь к Америке у американца очень сильны, не даром у половины частных домов висят национальные флаги. Можете сделать эксперимент – перед обывателем второго типа полейте дерьмом не американскую политику (это американцы делают больше вас), а саму Америку. Посмотрите на реакцию – вы ему сделали очень больно, действительно наплевали в душу. Перед обывателем первого типа такой эксперимент делать не рекомендуется – потому что больно будет обоим, кому морально, кому физически. Пожив среди американцев, вы вдруг реально осознаете, что вся эта разномастная публика отнюдь не помешана на деньгах, и при самом крайнем индивидуализме, казалось бы полностью исключающем любое бескорыстное действие для други своя, вполне способна к самому настоящему самопожертвованию. Ради бога – никакой фанатичности, никакой тоталитарной «смело мы в бой пойдем». Помилуйте, не Северная же Корея, да и Коран здесь к счастью мало читают. Но сколько случайных прохожих топнет каждый год, пытаясь спасти незнакомого утопающего! Топнут нищие и миллионеры, черные и белые, профессора университетов и мойщики стекол… Сколько пожарников сгорает заживо, вытаскивая из огня полоумную старую бабку. А полицаи? Ангелы, что ли? Не смешите – мент, он и в Африке мент со всякими своими нехорошими ментовскими заморочками. Но частенько лезет американский мент-коп под пули, наплевав на инструкцию меняет у бандитов свой собственный организм на заложников и делает другие какие-то нементовско-хорошие поступки. Не всякий раз конечно, но встречается. Правда тут следует оговориться – в какой-то степени героизм и обычная ментовская пакостность интернациональны.

Поэтому хочется, что бы поверили – четвертый самолет разбили пассажиры. Не потому, что так «красивее», а потому, что так было. Один ФБР-овский эксперт, специалист по крэш-сайтам (crash site expertise – экспертиза мест падений самолетов), уже через час был на месте падения и облазил те самолетные обломки вдоль и поперек. Так как он с Ванькой Доу в приятелях ходил, то инфа достоверная – следов взрыва или иного боевого поражения там не было. Исправный самолет по косой в землю ткнулся. Поэтому относитесь к американскому геройству так же, как русскому или любому другому. Явление редкое и характерное в основном для экстремальных ситуаций, но вполне реальное.

Стоял Юра-2, смотрел со всеми на рушащиеся небоскребы и думал тяжелую думу: «Гады террористы-фанатики! Тыщи невинных людей конечно жалко, но еще жальче, что может быть война. Будет война, а я в солдатах.» Прав Юра оказался, после этой трагедии все спецслужбы вообще на лиц «мусульманской национальности» переключились, а новобранцы в свете новой государственной политике оказались даже очень желанными. Вот те и откосил: не хотел в родную Чечню, а поди в чужой Ирак. Ну не так страшен черт, как его малюют. С того самого дня до ближневосточных боевых действий полтора года мирной армейской жизни прошло. За это время Юра худо-бедно к Американской Армии привык, английский подучил и солдатское дело освоил. В начале думал дезертировать, да рвануть домой в Россию, а потом понял, что хрен редьки не слаще. Рукой махнул, с судьбой смирился. Видать карма у него такая – солдатом быть. Еще пофилософствовал в таком же ключе – рожденный быть повешенным не утонет. На такой вот оптимистичной ноте малюсенький винтик Юрий Гмыр в составе громадной махины Первой Пехотной дивизии пересек ирако-кувейтскую границу.

Война навалилась тяжелым изнуряющим трудом, хроническим недосыпом, грязью, потом и кровью. Порой позиции обстреливали ночами, в основном довольно бестолково. Где-то кто-то погибал, кто-то случайно, кто-то по глупости, но все потому, что война. Правда пока никто не погиб на Юркиных глазах, да и друзья пока все целы. Были ранения снайперами, подрывы на минах, арабские трупы и пленные. Но все как-то стороной, ты вроде не актер в этом театре. Ну пусть актер, и пусть это твой театр, но ты не играешь в этой пьесе. Ладно, пусть и пьса твоя, то ты не выходишь в этом действии. Этакий зритель за кулисами. То есть ты участник, но с тобой такого быть не может. Ощущения безысходности, как при обороне Сталинграда или при наступлении на Берлин ни у кого не было. Как не странно все совсем не так страшно, как в фильмах Спилберга или Бондарчука. Хотя серьезнейший стресс все же чувствовался. Это не злобность или бессонница, это не приступы гипертонии, поноса, невротического тремора или беспричинного страха. Страх есть, но причинный. Страх это война, это враги рядом, это когда чувствуешь, что освобожденное население вполне искренне мечтает тебя убить и желательно самым садистским образом. И убьет, если будет возможность, и поиздевается всласть. А ты наоборот, хочешь остаться живым, получить причитающиеся деньги кучкой, жизнь новую начать. И чтобы тебя не убили принимаешь незамысловатые такие меры – согласованно воюешь в составе своего подразделения, убивая сам. Такая вот простецкая дилемма – или ты его, или он тебя. Третьего не дано, а кто прав, кто виноват, в такой ситуации дискутировать крайне вредно. Результат таких дискуссий всегда один – он тебя. Этому в Американской Армии железно учат: хочешь домой – воюй, хочешь жить – убивай. Честный бой, это где ты победил.

Рядовой первого класса Иури Гмиа (Yury Gmyr) на своем «Страйкере» ушел на боевое патрулирование окрестностей Тикрита. Ну не один, конечно, а в составе патруля из трех боевых машин. Нарвались на засаду. Первым шел легенький «Хаммер», затем «Страйкер», а замыкала колону «Брэдли». За ночь арабы умудрились подкопаться сбоку под асфальт, да засунуть туда пяток артиллерийских снарядов с проводами. В этом месте по обе стороны дороги шли заборы, сложенные из желто-серого сырцового кирпича. Где-то была проковыряна дырка. За этой дыркой, служащей смотровой щелью и прицелом одновременно, сидел араб-партизан с большим заряженным конденсатором, «оператор» электро-проволочной детонации. Фугас сработал под «Хаммером». Взрывом с кузова выбросило пулеметчика, тот кувыркнулся в воздухе, да неудачно приземлился «рыбкой» прямо на голову. Тут и каска бесполезна – по странному повороту головы было видно, что шея сломана, и солдат мертв. Водителя вышвырнуло на обочину, «Хаммер» валялся на боку, а из его окна беспомощно выныривала окровавленная рука, видать третий солдат ранен и самому ему не вылезти.

Патруль встал. За забором что-то мелькнуло, раздалась сухая автоматная очередь. В ответ взвыла ракета, пущенная со «Страйкера», ухнула куда-то в забор, не столько кого-то убить, сколько для общего эффекта. Загрохотала пушка «Брэдли», ее снаряды рвались в сырцовой кладке, обваливая забор неровной синусоидой. В поддержку огрызнулись пулеметы, застрекотали автоматические винтовки. В ответ – тишина. Неужели один подрывник был? Солдаты вынырнули из под брони, кувыркаясь откатились с дороги, залегли. Все тихо. Эх, опасный это момент, в паре с подрывником снайпер может сидеть. Но «Хаммер» разгорается, тут уж не до раздумий. Юра вроде самый ближний… «Эй, Иури! Ну, что, давай бегом. Нырнул, вытянул, мы прикрываем.» Это лейтенант. Значит бегом. Юрий зигзагом бежит к «Хаммеру», за пару метров падает на колени и буквально въезжает под его повернутое брюхо на наколенниках. Не будь их, то ноги бы до мяса стер бы об грубый асфальт. Теперь глубокий вдох. Днище стеной скрывает его от опасного забора. Раз, два, три – резко на ноги! Надо не просто вскочить, а еще суметь вскорабкаться – машина широкая, когда лежит на боку, то дверь высоко. Дверь заклинило, хорошо, что окна большие, да без стекол. Черт, боец в бессознанке, одному не вытянуть. Юра орет на помощь, кладет винтовку и сползает внутрь машины. Кое-как подлез под раненного, положил его на плечо. Вроде жив еще. Это Макс, их сержант. Лицо в кровищи, стеклом посекло. Ну и приглушило его здорово. Тяжелый, зараза, и скользкий. В узком пространстве безжизненное тело удержать никаких сил нет. Ногти загибаются о ткань, царапают ее оставляя белые линии и кажется вот-вот вспыхнут от трения. В пальцах боль, от напряжения мышцы сводит до судорог. Наконец еще один солдат прыгнул на машину. Вдвоем вытянули сержанта, передали ребятам внизу – на крик еще народу подбежало. Теперь бегом к водителю – тоже вроде жив. Напряжение несколько спадает, офицер по рации «кричит вертушку». И тут началось.

Где же эти черти сидели! И сколько их! И как такую кучу федаинов не засекла воздушная разведка… Во истину Тикрит, вотчина Саддама, самый «федаинистый» город. Забор на противоположной стороне дороге в момент озарился всплохами десятков «Калашей». Асфальт зазвенел, из его крупной наждачки посыпались пыль и искры, выбиваемые частыми пулями. Потом с десяток раз гулко ухнуло – гранатометы, драконами выплюнув пламя, саданули длинными дымными ручищами своих ракет-гранат сразу по всей технике. Рисковые ребята, сами под перекрестный огонь засели, но дело сделали – три единицы подбито из одной засады, на тот день рекорд войны. «Страйкер», нашпигованный реактивными снарядами, взорвался первым. «Брэдли» казалось выдержала удар. Но это только казалось – винегрет из стали и алюминия, что составляет ее бочины, далеко не так прочен. Крепок для пули и осколка, но не для РПГ – и вот уже из нее валит черный дым, до взрыва счет идет на секунды.