Читаем без скачивания Операция "Яманак" - Джилмен Рэнкин

По дороге Шеврон сказал:

– Следовательно, вы знали ее очень хорошо. Замечали ли вы какие-либо признаки того, что имело бы отношение к случившемуся?

– Нет, ничего. Я уже говорила. Она была вполне счастлива. И если вам изменяет память, я напомню – я предпочитаю не говорить об этом.

– Ну, вы должны понять, что любой на моем месте проявил бы заинтересованность. Если все так, как вы говорите, то это может случиться с любым из нас. С вами, например. Потерять рассудок, оказывается, так же легко, как старую шляпу. Возможно, она была стеснена в средствах. Или какой-нибудь мужчина. Безнадежная любовь. Или, наоборот, слишком счастливая любовь.

Айрис Бэверс внезапно остановилась и, глядя прямо ему в глаза, серьезно заявила:

– Послушайте, я уже сказала, что не хочу говорить об этом. Она была симпатичным человеком и хорошей подругой. Не надо способствовать распространению слухов, не имеющих под собой основания. Я скажу вам, чтобы покончить с этим. С деньгами у нее все было в порядке. И она не была жадной, скорее, наоборот. Ее отец давал ей приличное содержание. И сверх того, она получала здесь. Ни при чем также какой-нибудь мужчина или женщина – раз у вас такой извращенный взгляд на вещи. Она была в полном порядке. Я не видела ее вчера. У нас были трудные дежурства. Я знала ее лучше, чем кто-либо, и, насколько я могу судить, тут нет вообще никакого смысла. О'кей?

Это звучало вполне правдиво. К тому же, за этим угадывалось искреннее чувство. Вопреки видимости, Айрис Бэверс воспринимала случившееся как личную утрату.

Шеврон мягко ответил:

– Хорошо, Айрис. Прошу прощения, но мне необходимо было задать эти вопросы. Во всяком случае, я вижу, что это ничего не даст мне. Может, вы напишете письмо ее отцу? Я позабочусь о том, чтобы оно дошло.

К его удивлению, глаза девушки неожиданно наполнились слезами и она отвернулась, боясь обнаружить их.

– Я напишу, если есть время. Все это сводит меня с ума. Это так несправедливо. Она определенно не заслужила, чтобы умереть такой смертью. В этом точно нет никакого смысла.

Стоя в шлюзовой камере в ожидании, когда бригада техников закончит заправку челнока, Шеврон прокрутил все последние события в уме и пришел к тому же самому выводу. Во всем этом не было никакого смысла. Это внутреннее дело. Отделение безопасности проведет тщательное расследование и составит рапорт. Это не имеет отношения к международной арене. А может, он, действительно, пропустил что-то важное, как явствовало из его последней конфиденциальной проверки. Возможно, он был сбит с толку слишком большим количеством событий за слишком короткий срок, так что совсем не было времени остановиться и внимательно оглядеться?

Голос Бьюкза внезапно вмешался в его мысли. Он говорил с придыханием, словно ему пришлось дать времени обратный ход для того, чтобы встретиться с Шевроном.

– Ах, Марк. Рад, что успел застать тебя. Ты ничего не говорил о своем отъезде. Какие-нибудь незаконченные дела? Очень жаль, мы так хорошо поладили. Дамон и Пифий, ха, ха ‹Дамон и Пифий – неразлучные друзья (античная мифология).›. Я знаю, ты не откажешь, если я попрошу кое-что сделать для меня. Только письмо для моей сестры. Пишу ей каждую неделю. Она – все, что осталось от моей семьи. Она любит меня и поддерживает со мной отношения. С фактории письмо дойдет быстрее. Внеси немного радости в ее серую жизнь, ха, ха.

– Конечно.

Шеврон сунул пакет в наружный карман. Пришел пилот. Шеврон защелкнул передок шлема, тем самым избавив себя от какой-либо дополнительной боли в ушах, полностью изолировав себя. Он махнул рукой в знак всеобщего благословения и проследовал за пилотом через люк.

Получив почти 5 г/с, когда челнок совершил маневр, корректируя курс, Шеврон вдруг ощутил тонкую нить еще свежего шрама, протянувшегося от правого плеча к левому бедру, словно вычерченную острым ножом. Возможно, у департамента были основания для тревоги, подумал он. Тот провал позволил оппозиции добиться такого поворота событий. Его уже перевели на запасной путь из-за того затруднительного положения, в которое он никак не должен был попадать.

Прежде чем потерять сознание, Шеврон четко увидел, как это было: иранка Паула, стоящая на коленях у его открытого чемодана, оборванного по подкладке умелой рукой. Той самой рукой, которая со знанием дела теребила его волосы так, словно хотела завладеть ими навеки.

Все вдруг стало ясно. Отдельные, разрозненные части встали на свои места, дав полную картину происходящего. Его, Марка Шеврона, одного из шести высших операторов департамента, прикончила смуглая, податливая гурия чуть ли не из средней школы.

Даже потом, когда глаза полностью выдали ее, он все еще медлил. Овальное лицо выглядело вполне серьезным и деловым. Она мгновенно оценила ситуацию и приняла решение, в то время как он все еще не мог справиться с чувством утраты и пустоты. У нее в руке появился маленький изящный бластер, и она выпустила тонкий обжигающий луч через всю комнату, прежде чем он справился с собой.

Только Блэкетт, появившийся следом и ей не видимый, спас ему жизнь.

Для Блэкетта она была не более чем пучком волос, обмотанным тряпками. К тому же она была врагом. Одним-единственным выстрелом он рассек ее лоб пополам.

Перегрузка уменьшилась, и видение отошло назад, на путаную ленту памяти, оставив лишь воспоминание об изящных гладких бедрах и высоких округлых грудях под рукой. Боже мой, он, должно быть, был слишком бесхитростен. Такое не должно повториться снова. Но, в таком случае, это не должно было произойти вообще.

Он услышал голос пилота:

– Все в порядке, мистер Шеврон? Прошу прощения за случившееся. Я должен был скорректировать курс. Эти зомби на пятом собирались посадить нас в Браззавилле.

Шеврон хрипло выдавил:

– Все отлично. Я в порядке.

Какой поворот событий мог представлять угрозу для его департамента? Подключенный к детектору лжи, он стал бы, несомненно, ценным приобретением для разведки Южного Полушария. Конечно, он никогда бы не позволил случиться этому. В Уставе на этот счет говорилось достаточно ясно. В случае реальной угрозы захвата он, повинуясь долгу, обязан был прокусить капсулу забвения, находящуюся в ремешке часов.

Как он относится к этому? Было уже слишком поздно что-либо передумывать. Он отбросил все сомнения, загнал их в самые отдаленные уголки памяти, к другим нерешенным проблемам, засевшим в голове, и стал наблюдать за белым городом Аккрой, выросшим словно под линзой с большим увеличением.

На уровне улиц образ парящего мраморного города вызывал изумление. В основном он был оштукатурен, и при этом на скорую руку. Ему надолго запомнился распространяющийся повсюду острый, с примесью гнили запах. И жара. Она давила, словно реально существующая тяжесть, которую нельзя сбросить с плеч.