Читаем без скачивания Загадочное происшествие в Стайлзе - Кристи Агата

Она прервала меня, выразительно погрозив указательным пальцем.

– Молодой человек, уж поверьте мне. Я прожила в этом мире намного дольше вас. И прошу вас лишь смотреть в оба да держать ухо востро. Тогда вы поймете, о чем я говорила.

В открытое окно донеслось чихание мотора, и мисс Говард встала и направилась к двери. Послышался голос Джона. Взявшись за дверную ручку, мисс Говард обернулась и кивнула мне.

– А главное, мистер Гастингс, не спускайте глаз с этого хитрющего чёрта… с ее муженька!

Времени на дальнейшие разговоры не осталось. Голос мисс Говард затерялся в нестройном хоре протестов и прощальных пожеланий. Чета Инглторп на прощании не появилась.

Когда шум мотора затих вдали, миссис Кавендиш вдруг отделилась от нашей группы и, перейдя через подъездную аллею, направилась по лужайке навстречу высокому бородачу, очевидно, шедшему к нашему дому. Заметно раскрасневшись, она протянула ему руку.

– Кто это? – резко спросил я, интуитивно испытав недоверие к бородатому незнакомцу.

– Доктор Бауэрштайн, – коротко бросил Джон.

– А кто такой доктор Бауэрштайн?

– Он живет в деревне, наслаждается полным покоем, восстанавливается после острого нервного расстройства. Работал в Лондоне, весьма сведущий специалист; говорят, один из крупнейших ныне здравствующих экспертов в области ядовитых веществ.

– И он близко сдружился с Мэри, – не удержавшись, добавила Синтия.

– Давайте пройдемся, Гастингс, – нахмурившись, сменил тему Джон Кавендиш. – Какая ужасная неприятность. Эви, конечно, всегда резко высказывала свое мнение, но во всей Англии вы не найдете более преданного друга, чем Эвелин Говард.

Я углубился вслед за ним в парковую аллею, и мы направились в сторону деревни через лесок, граничивший с поместьем.

На обратном пути, когда мы подходили к воротам усадьбы, нам навстречу попалась симпатичная молодая особа; эта цыганского вида красотка склонила голову и улыбнулась нам.

– Какая прелесть, – со знанием дела заметил я.

– Это миссис Рэйкс, – с непроницаемым видом пояснил Джон.

– Уж не та ли, о которой упоминала мисс Говард…

– Именно та, – с излишней резкостью подтвердил Джон.

При виде этого улыбнувшегося нам прелестного и соблазнительного личика, я вспомнил вдруг убеленную сединами старую даму, властвующую в этом большом особняке, и невольно похолодел от смутного дурного предчувствия. Но предпочел решительно отбросить его.

– Ваш Стайлз поистине являет собой славное местечко доброй старой Англии.

– Да, прекрасное владение, – кивнув, уныло согласился Джон. – Когда-нибудь это имение станет моим… а могло бы уже принадлежать мне, если бы отец оставил надлежащее завещание. И тогда я не находился бы сейчас в таком чертовски сложном положении.

– А разве у вас серьезные проблемы?

– Мой милый Гастингс, мне не хотелось говорить вам, но я только и делаю, что ломаю голову над тем, где бы раздобыть денег.

– А почему бы брату не помочь вам?

– Лоуренсу? Да он сам спустил все свои деньги на издание своих дрянных стишков в затейливых дорогих переплетах… Нет, мы действительно пребываем в бедственном положении. Надо признать, что наша матушка всегда оказывала нам щедрую поддержку. То есть до нынешних пор. Но после нового брака, разумеется… – он нахмурился и умолк.

Впервые я почувствовал, что с отъездом Эвелин Говард атмосфера как-то неуловимо изменилась. Ее присутствие создавало ощущение спокойствия и уверенности. А теперь, после ее отъезда, благополучие словно испарилось, и сам воздух, казалось, пропитался странной подозрительностью. В памяти вдруг всплыло зловещее лицо доктора Бауэрштайна. Смутные подозрения о всех и каждом заполнили мой ум. И лишь на мгновение у меня мелькнуло предчувствие надвигающегося несчастья.

Глава 2

Шестнадцатое и семнадцатое июля

Я прибыл в Стайлз пятого июля. А теперь хочу сразу перейти к событиям, произошедшим в этом же месяце шестнадцатого и семнадцатого числа. Для удобства читателя я как можно точнее изложу происшествия этих дней. Позднее они были доподлинно установлены в ходе следственного разбирательства и долгих и утомительных перекрестных допросов.

Через два дня после отъезда мисс Говард прислала мне письмо, в коем сообщала, что она устроилась работать сиделкой в большую больницу Миддлингхэма, фабричного городка, находящегося от нас милях в пятнадцати, и просила меня дать ей знать, если миссис Инглторп проявит хоть какое-то стремление к примирению.

Единственной ложкой дегтя в бочке меда моих мирных отпускных дней мне представлялось то необычайное – и, на мой взгляд, необъяснимое – предпочтение, которое миссис Кавендиш отдавала общению с доктором Бауэрштайном. Не представляю, что ей приглянулось в этом человеке, но она постоянно приглашала его в дом и частенько отправлялась с ним на долгие прогулки. Должен признаться, что я совершенно не понимал, в чем может заключаться его привлекательность.

Шестнадцатое июля пришлось на понедельник. День выдался страшно суматошный. В субботу состоялся долгожданный благотворительный базар, а сегодня вечером в честь его завершения устраивался большой концерт, где миссис Инглторп собиралась декламировать посвященные войне стихи. Целое утро все мы трудились в деревенском клубе, подготавливая и украшая зрительный зал к вечернему событию. Подкрепившись поздним завтраком, мы расположились в саду на после полуденный отдых. Я заметил, что Джон ведет себя как-то странно. Он выглядел возбужденным и встревоженным.

После чая миссис Инглторп отправилась полежать, набраться сил перед вечерним концертом, а я предложил Мэри Кавендиш сыграть партию в теннис.

Незадолго до семи часов вечера миссис Инглторп позвала нас, опасаясь, что мы опоздаем к сегодняшнему более раннему ужину. Нам пришлось спешно переодеться, дабы успеть вовремя; и еще до окончания трапезы к выезду уже подали автомобиль.

Концерт имел большой успех, а декламацию миссис Инглторп встретили бурными аплодисментами. Синтия тоже принимала участие в нескольких драматических сценках. С нами она не вернулась, поскольку ее пригласили на вечеринку, и она решила заночевать у подруг, выступавших вместе с ней.

На следующее утро миссис Инглторп, чувствуя переутомление, не спустилась к завтраку; но около половины первого она появилась в необычайно веселом настроении и увлекла Лоуренса и меня на какой-то званый обед.

– Такое любезное приглашение от миссис Роллстон… Вы же знакомы с сестрой леди Тэдминстер? Они принадлежат к одному из древнейших родов, предки Роллстонов пришли в Англию вместе с Вильгельмом Завоевателем.

Мэри Кавендиш отказалась под предлогом более ранней договоренности с доктором Бауэрштайном.

А мы с Лоуренсом насладились отличным обедом, и на обратном пути Лоуренс предложил проехать мимо Тэдминстера – крюк всего лишь в милю – и навестить Синтию в аптеке. Миссис Инглторп заявила, что это прекрасная идея, но поскольку ей еще надо написать несколько писем, то она решила подвезти нас до госпиталя и уехать домой, не сомневаясь, что мы в состоянии сами вернуться в Стайлз-корт вместе с Синтией на двуколке.

Нам пришлось задержаться под наблюдением бдительного привратника, пока вышедшая Синтия не поручилась за нас. В длинном белом халате девушка выглядела совершенно великолепно и очаровательно. Она отвела нас в свое святилище и представила своей коллеге-фармацевту, внушающей трепет особе, которую Синтия шутливо величала «Ваша Милость».

– Боже мой, сколько же здесь разных склянок! – воскликнул я, обведя взглядом маленькое помещение. – Неужели вы умудряетесь помнить, что содержится в каждой из них?

– Могли бы быть пооригинальнее! – со стоном промолвила Синтия. – Такие же слова произносит каждый, кто впервые заходит к нам. Мы уже подумываем учредить приз для первого человека, который, войдя сюда, не скажет: «Сколько же здесь разных склянок!» И я даже знаю, какой вопрос вертится у вас на языке: «Сколько же людей вам уже удалось отравить?»