Читаем без скачивания Буржуй ищет таланты - Вероника Терентьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Надо же… — подумала она, задрав голову и разглядывая затянувшееся черное небо, — те, кто могут позволить себе купить курс из расчета по две капсулы на четырнадцать дней, напрасно думают, что у них все так плохо».
Но дойдя до ресторана, Веро узнала, что утро может быть куда как хуже.
У ступенек сидел печальный, похожий на мокрого лисенка пес. Он был уже не щенок, а скорее подросток, и хотя с родословной явно были вопросы, но Веро сразу разобралась, что даже через год выше ее колена пес не вырастет. На груди у собаки светлым окрасом выделялось белое, словно у аристократа, жабо, но сейчас оно уныло свесилось, так же как печальные мокрые уши, как несчастный рыжий хвост. Ручейки дождя, не останавливаясь, бежали по его шерсти, скатывались на мостовую, и промокший, озябший пес застыл с выражением полной безнадеги в глазах. Иногда он вдруг вздрагивал, отряхивался и вглядывался в прохожих, словно надеялся кого-то увидеть, но люди спешили, спрятавшись под зонтами, дождь все больше и больше заливал улицу, и пес снова опускал голову, с каждым разом все ниже и ниже.
На его носу повисла огромная, похожая на слезу капля. Заметив, что на него смотрят, пес поднял голову и исподлобья посмотрел в ответ. Капля, сорвавшись с носа, упала на мостовую.
Веро продолжала стоять как зачарованная, не отводя взгляда от собаки, дождь стал еще сильнее, на ее носу тоже повисла капля. Веро подумала, что это полный привет и лучше бы ее с утра пристрелил кто-нибудь.
Ей вдруг припомнилось, что в холодильнике у Робертино были припрятаны котлеты. Сначала они, конечно, были приготовлены для посетителей, но срок годности не бесконечен и ходили упорные слухи, что персонал сегодня кормить будут ими.
Веро, конечно, любила Робертино, но иногда ее так и распирало спросить:
— Серьезно? Это наш обед? А ты сам-то это есть будешь?
«И все же, все же, — размышляла Веро, заходя в ресторан и затылком чувствуя взгляд собаки, — как бы достать ту котлетку».
В подсобке натолкнулась на Принчипессу. Та, мрачно вглядываясь в зеркало, оправляла черную футболку. Веро подумала, что сегодня она особенно похожа на одичалую ворону — ту, что и рада к стае примкнуть, но гордость не позволяет.
— Опаздываешь, — бросила Принчипесса хмуро.
— А ты не опаздываешь? — огрызнулась Веро. — Сама меня на минуту опередила, я твою спину видела, когда ты в ресторан заходила.
Принчипесса не ответила, зашвырнула в угол туфли и, пнув чью-то сумку, хлопнула дверью. Веро вышла следом, по-шпионски огляделась и крадучись направилась в кухню. От хандры не осталось и следа, мысль о котлете удивительным образом придала ее жизни смысл.
Утро на кухне уже было в самом разгаре — звон тарелок, хлопанье крышек, окрики Робертино. Тут вовсю жарили, варили, запекали. Робертино отдавал указания.
— Чеснока мало — больше чистите! Свежую зелень привезли? Почему до сих пор сыр не натерт?! Мяту не трогай! Кто взял мой нож?! Кому руки оторвать?!
Веро неуверенно потопталась на месте — храбрости у нее заметно поубавилось. До холодильника был один прыжок, но Робертино тоже одним ударом наотмашь бил.
«Не пойму, в каком он настроении, — щурилась она. — Попросить? Не попросить? О, Принчипесса! А она что здесь делает? И тоже к холодильнику. Оп! Уступаю… Робертино как раз свой нож нашел».
— Робертино, я котлеты возьму? Что? Что ты смотришь как бешеный, я тебе чек принесла. Я за них заплатила, говорю. Понимаешь, заплатила. Ну и взгляд у тебя. Тебе плохо? Веро, а ты почему не в зале? Мы открываемся.
Еще пару секунд Робертино приходил в себя.
— Что?! — взревел он. — Да как ты смеешь?! Веро! Да как она смеет?! Ты видела?! Своими ручищами в мой холодильник! Без разрешения! Такая наглая… такая… Такая…
— Да, да, да, — закивала Веро, но в душе смутно шевельнулась надежда, — такая дрянь. Я тебе всегда об этом говорила. Но она уже убежала. Робертино! Я тебя прошу, не махай так ножом!
И, подобострастно улыбнувшись, сделала два шага к выходу, почти вывалилась из кухни и помчалась за Принчипессой. Сама себе не верила, перескакивала через ступеньки, боялась все кино пропустить. Очень запыхалась, прибежала к самым титрам, но тоже понравилось. Пес стоял за окном и с блаженством на морде уплетал котлеты. Принчипесса потрепала его по загривку, улыбнулась, став на мгновение даже на человека похожа, и вернулась в ресторан.
— Уже пять минут, как открыться должны, — рыкнула она на застывшую у входа Веро. — Ты чего встала у прохода?! И пятно на скатерти. Почему не поменяли?!
— Да пошла ты, орать с утра, — бросила в ответ Веро… Но как-то с уважением.
…С тех пор пес повадился ходить в ресторан каждый день. Принчипесса показала ему вход у кухни, приказала ждать там и незаметно перевела на трехразовое питание. Назвала Буржуем.
— Имя какое-то дурацкое, — неодобрительно морщилась Веро, глядя, как белое жабо у пса на груди от сытой жизни расправляется, а сам он весь становится круглее и круглее, как колобок в лучшие годы его откормки у бабушки и дедушки.
Как только Принчипесса взяла опеку над Буржуем, Веро вмиг перестала терзаться его судьбой.
Поначалу, как обычно бывает в незнакомом обществе, Буржуй немного стеснялся, присматривался, всем спасибо говорил. Но потом пообвык, обнюхался, выбрал себе вожака. Стал каждый вечер Робертино до помойки провожать.
— Что, опять со мной пойдешь? — усмехался Робертино, вынося вечером тяжелые мешки трудового дня. — Ну, пойдем-пойдем. Только под ногами не путайся.
И Буржуй, очень довольный, семенил рядом, украдкой поглядывая на усталого великана, который, наступив на него случайно, мог запросто его прикончить.
После этого Робертино доставал из кармана что-нибудь вкусное, какую-нибудь особенную сахарную косточку. Буржуй повизгивал от удовольствия, осторожно брал ее из рук и, довольный, убегал куда-то спать. А уже утром поджидал у порога заспанного Томми — тот выходил с чашкой эспрессо, неторопливо закуривал и, небрежно потрепав пса по голове, угощал его ломтиком ветчины.
Так Буржуй стал общим любимцем. Алессандра, Хорошая и Принчипесса охотно делились с ним обедом, кидали мячик и чесали за ушком.
— Что это за клуб любителей Буржуя? — сердито недоумевала Веро.
Сама-то она с ним едой никогда