Читаем без скачивания Девушки для диктатуры сионизма - Михаил Маковецкий

— А ты что здесь делаешь? — изумленно спросила ее Марина.

— Да вот, полюбила в тюряге лечить детишек, только мало мало подучиться надо, — ответила Вера.

— Но ты даже не была на вступительных экзаменах! — изумилась Марина.

— Какие мы нежные, — пожала плечами Вера, — чтоб в институт по блату поступить — это мы ни-ни.

После чего Вера по хозяйски поставила свой рюкзак на кровать и стала переодеваться. Марина смотрела на ее плечи, где под татуировкой неприличного содержания катались мощные мускулы, и в ее душе зародились подозрения, что от Рыжего ей так просто избавиться не удастся.

— А я не хочу, чтобы ты спала на этой кровати, мне тоже хочется спать у окна, — ей хотелось поскандалить, и она не смогла найти лучшего повода.

— Имеешь право, — согласилась Вера, и без всякого усилия передвинула кровать с сидящей на ней Мариной к окну, — так нормально?

— Не нормально, — с вызовом ответила Марина. Она поняла, что скандал не будет, даже если она попросит прикрепить свою кровать к потолку, но признаваться в своем поражении не хотелось.

— На следующий день после вселения Веры комнату двух первокурсниц посетил Рыжий.

— Ну, девчонки, как устроились? — спросил он, усевшись на свободную, третью кровать.

— Спасибо, кормилец, — ответила Вера, — с соседкой я подружились. Она меня уже на «ты» называет.

— Случай, Рыжий, — сказал Марина, — ты, конечно, можешь многое. Но в мою комнату ты сможешь зайти только по моему приглашению. И второе, почему в мою комнату не вселяется третья соседка? Ты приказал?

— Я-я, — сознался Рыжий. В присутствии Марины от волнения он краснел и заикался.

— Ну, так вот, — строго сказала Марина, — чтобы завтра же была соседка. Мне одна девочка говорила, что она просила общагу, а ей не дают. Вот пускай ее к нам поселят!

— Завтра поселят, — пообещал Рыжий.

— Ты только обещаешь, — а сам даже не спросил, как ее зовут.

Рыжий посмотрел на начальника своей охраны.

— Наталья Пятоева, — доложил начальник охраны. На учете в милиции и у психиатра не состоит, хроническими заболеваниями не страдает. Мать умерла четыре года назад, отец служит в псковской дивизии ВДВ. Характеризуется положительно.

— Да вы что, все мои разговоры прослушиваете и всех с кем я знакомлюсь проверяете? — изумилась Марина.

— Так работу у нас такая, Марина Васильевна, — степенно ответил начальник охраны. — Без этого никак нельзя. Вот тут у вас вчера сумочку украли, разрешите вернуть?

— А вора вы, наверное, в бетон закатали и в Неве утопили? — спросила Марина, забирая свою сумочку, в которой хранились все ее документы.

— Бог с вами, Марина Васильевна, все преступную группу карманников задержали, судить будут. У нас все по закону. Ну а если в Неве необходимо утопить… — тут начальник охраны вопросительно посмотрел на Рыжего. Рыжий махнул рукой в сторону Марины.

— Ну, так как, Марина Васильевна? — переспросил начальник охраны.

— Можно я подскажу марку бетона, — вмешалась в беседу Вера, — она все равно в этом ничего не понимает. Помню, мы строили пункт сбора бревен, мороз был градусов 40…

— Никого не надо в Неве топить, — перебила ее Марина, — Это ужасно! Я этого не допущу!

— Слушай, Маринка, ты мне, конечно, пахан, но и безпредельничать нельзя, — обиженно сказала Вера, — Что значит «Рыжий войдет в комнату только с моего разрешения»? Это же общага, совершенно конкретно, и комната не твоя, а общака. Я тоже здесь живу, и эта, которая психическими заболеваниями не страдает. А ко мне Рыжий когда хочет придти может. Он благодетель мой. Это на тебя мужики смотрят как завороженные, а я мужика шесть лет не видела, и если бы не Рыжий, не увидела бы их до самого своего климакса.

Марина молча пожала плечами. Она всеми ими командовала, но на практике получалось, что она делала то, что они ей говорили. Назавтра в ее комнату переселилась Наташа Пятоева.

— Представляете, девочки, приезжает ко мне декан курса, весь в мыле, не представляю, как он меня нашел, и говорит: «Чтоб завтра же вселилась в общежитие. До десяти утра не вселишься — вылетишь из академии к чертовой матери». А ко мне папа хотел приехать, будет где принять, да и деньги у него не лишние, чтоб мне комнату снимать. Вы представляете, девочки? — эмоционально рассказывала она своим соседкам по комнате.

— Представляю, как не представлять, — соглашалась с ней Вера, сидя по-турецки на кровати и закусывая чай сахаром. Ко мне первое время мать тоже на свидание каждые полгода приезжала.

Рыжий приходил к ним почти каждый вечер и тогда все присутствующие садились играть в подкидного дурака. Наташа не понимала отношений между своими соседками и их гостями и чувствовала себя в их присутствии не ловко. Но однажды она набралась смелости и сказала начальнику охраны Рыжего:

— Олег Иванович, почему вы все время стоите, садитесь, не стесняйтесь. Сегодня ко мне мой папа приезжает. Я вас познакомлю. Он вам понравиться. Вы знаете, вы даже чем-то похожи.

— Да только в комнату он не зайдет, Рыжий приказал в комнату мужчин не пускать, — напомнил начальник охраны. Увлеченная игрой Марина пропустила его замечание мимо ушей, Рыжий о чем говорил по сотовому телефону и на реплику своего начальника охраны внимания не обратил.

Через какое-то время в комнату зашел Пятоев. Глядя на него, начальник охраны замер с открытым ртом.

— Этого не может быть! — воскликнул Рыжий, — Как вы сюда проникли?

— И не спрашивайте, — ответил Пятоев, — Кто бы мог подумать, что общежитие педиатрической академии охраняется лучше штаба дивизии в Гудермесе.

— Знакомьтесь, это мой папа, — сказала Наташа, — его зовут Игорь Александрович.

— Вера, — представилась Вера, крепко, по-мужски пожимая руку Пятоева.

— Зовите меня просто Рыжий. Так вам будет легче запомнить, — сказал Рыжий. Пятоев невольно улыбнулся. После даже беглого взгляда на своего нового знакомого его кличку забыть было уже не возможно.

— Здравствуйте, меня зовут Марина, — протянула Пятоеву руку девушка необыкновенной красоты, — Наташа о вас мне много рассказывала.

Лишь однажды ему посчастливилось видеть девушку такой исключительной, выдающейся внешности. Тогда ему самому пришлось лечиться в госпитале имени Бурденко в Москве, и он сохранил об этом лечебном учреждении самые тёплые воспоминания. Будучи в лейтенантском возрасте, он попал в хирургическом отделении главного клинического госпиталя имени Бурденко. Командованием была поставлена перед ним боевая задача вырезать нежданно возникшую у него во время выполнения ответственного задания паховую грыжу. В палате грыженосцев личный состав подобрался холостой и жизнерадостный. Санитарками в госпитале работали девушки-солдатки, имеющие лимитную московскую прописку и учившиеся в вечернем медучилище. Палату грыженосцев в качестве санитарки обслуживала девица удивительной красоты с явными садистскими наклонностями. Она кокетничала со всеми пациентами одновременно, но доступа к телу не позволяла. Госпиталь тогда являлся военным учреждением, и в нём соблюдался режим секретности. Поэтому никто не знал, когда его возьмут на операцию. График операций висел в комнате врачей. Садистка-санитарка подглядывала, когда кто идёт на операцию, и в ближайшую после операции ночь обещала отдаться. Будучи девушкой не только исключительно красивой, но и честной (такой её воспитал комсомол), она пребывала вечером в день операции в вызывающих одеждах. После операции по поводу грыжи, когда у человека разрезан живот, ему больно не только любить, но даже кашлять и глубоко дышать. Красотка-санитарка объяснений никаких не принимала, отсутствие взаимности связывала с недостатком любви и расставалась навсегда. Ослабленные потерей грыжи военнослужащие очень переживали, клялись в любви, и при воспоминании о ней им было мучительно больно. Горячий псковский парень, лейтенант Пятоев, не спал два дня и старался не смотреть на неё, пока не выписался из госпиталя. А снилась она ему, пока он не получил звание старшего лейтенанта.

Но эти опасные игры с офицерским составом элитных подразделений Советской Армии не могли продолжаться бесконечно долго. Однажды один старший лейтенант спецназа откликнулся на её зов. Она точно знала, что его операция закончилась два часа назад, и поэтому безбоязненно провела его в операционную и позволила себя раздеть, а так же положить на операционный стол. Разошедшиеся швы послеоперационной раны и обильная кровопотеря не помешали спецназовцу выполнить свой солдатский и человеческий долг.

Когда голая, залитая кровью с головы до ног, только что лишившаяся невинности, проживающая в столице своей родины по лимитной прописке, редкой красоты санитарка вбежала в комнату дежурного хирурга и сообщила ему, что ее суженый истекает кровью на операционном столе, у врача с двадцатилетним стажем выпала из руки уже поднесенная ко рту рюмка с неразбавленным спиртом. В главном лечебном учреждении Вооруженных Сил такого не случалось со дня его основания.