Читаем без скачивания Невидимый свет. Приключенческая повесть - Николай Коротеев

— Да.

— И, конечно, не завтракали?

— Не успел, — признался Майский.

— Ну, садитесь, — показал на кресло полковник, доставая из шкафа бутылку лимонада и тарелку с бутербродами.

— Я тоже еще не ел. Давайте-ка закусим.

— Но дело важное, — пробовал возразить капитан 1 ранга.

— Я слушаю вас, — сказал полковник, подвигая Майскому тарелку с бутербродами.

Капитан 1 ранга рассказал о разговоре с Дунаевым. Слушая его, Радунов записывал что-то в лежавшем перед ним блокноте.

— А теперь я хочу посоветоваться с вами, — продолжал Майский. — Что нам делать с подводной лодкой, если она появится еще раз? Заставить ее всплыть, отогнать от наших вод?

Радунов ответил не сразу. С минуту он сидел, наклонив голову, будто изучая записи, сделанные в блокноте.

— Нет, — сказал он наконец. — Пускай лодка ходит. Не трогайте ее.

— Я вас не понимаю.

— Сейчас объясню… Мы сделаем другое. Я поговорю с командующим, и, надеюсь, он даст согласие. Капитан-лейтенанту Дунаеву придется выехать в командировку…

В МАТРОССКОМ ПАРКЕ

Густой, тенистый парк, раскинувшийся на холмах у самого берега моря, был гордостью жителей города. За войну парк этот сильно поредел. В дни оккупации фашисты вырубили много деревьев для строительства укреплений. Вернувшиеся в город после освобождения жители и моряки много потрудились над восстановлением парка, посадили деревья, разбили дорожки и клумбы. И парк помолодел, его буйная зелень радовала глаз, манила отдохнуть в тени аллей. Сюда любили ходить жители города, но особенно многолюдно было в парке в дни увольнений с кораблей. На танцевальной площадке играл оркестр, кружились моряки в белых кителях и форменках. За высоким забором летнего кинотеатра смеялись и разговаривали невидимые герои кинокартин. В парке было весело и шумно. Только на дальних темных и узких аллеях, где над головой аркой нависли кроны деревьев, было тихо.

Здесь находили себе уединенный приют влюбленные пары, слышался приглушенный говор.

В дальнем углу парка, среди густой зелени, на склоне холма, стоял белый павильон. В нем безраздельно господствовал известный всему городу фотограф Федя Луковоз, молодой человек лет двадцати пяти, подвижной и веселый, влюбленный в свое дело. Снимки у него получались замечательные, и моряки охотно шли к нему фотографироваться. Внешность у Феди была довольно примечательна. Он был высок, тощ, узкоплеч. На тонкой шее покачивалась большая готова с огромной копной каштановых волос, которые Федя чуть-чуть завивал. Одевался он очень элегантно. В летние дни фотограф носил желтые туфли, светлые брюки и голубую тенниску. Головные уборы он презирал. В любое время года его львиная грива оставалась непокрытой.

Жил Луковоз тут же в павильоне, в пристройке на втором этаже. На письменном столе в его комнате стояло десятка три отлично выполненных женских фотографий, давших повод считать Федю непревзойденным сердцеедом. И мало кто догадывался, что веселый, разбитной фотограф имеет только одну сердечную привязанность, доставлявшую ему много беспокойства и переживаний.

Студентка Педагогического института Наташа Дунаева, девушка с карими лукавыми глазами, частенько наведывалась в павильон. Федя учил ее фотографировать, ходил с ней на танцы, а иногда и в ресторан. Он несколько раз пытался объясниться с Наташей, но смуглая, бойкая на язык девушка всегда сбивала его с толку.

— Наташа! — начинал Федя

— Ты хочешь поступить в вечернюю школу? — улыбаясь, спрашивала она.

— Нет, я хочу…

— Поступай, я помогу тебе.

Федя обиженно замолкал. Учеба его не интересовала

Наташе будто доставляло удовольствие дразнить его. Вот и сегодня: они договорились кататься на лодке, а она привела с собой молодого рослого лейтенанта с сильными, покатыми плечами.

— Знакомьтесь. Иван Горегляд, — представила Наташа. — Сослуживец моего брата и мой знакомый. Хочет сфотографироваться.

— Очень обрадован, — уныло произнес Луковоз и принялся устанавливать треногу с фотоаппаратом.

— Чудесный вид! — сказала Наташа, показывая в сторону моря.

— Красиво, — согласился Горегляд.

Со склона холма видна была безбрежная, чуть выпуклая голубая гладь моря. В бухту тихо входил пароход. Из-за ограды военного порта виднелись мачты военных кораблей. На фоне голубой воды отчетливо вырисовывались контуры эскадренного миноносца, стоявшего на рейде.

— Это «Мятежный», правда? — спросила Наташа.

— Да, — неохотно промолвил лейтенант.

Пока Луковоз усаживал лейтенанта в кресло, искал удобную позу, заставлял клиента улыбаться и целился в него объективом фотоаппарата, Наташа притащила из комнаты толстый альбом в бархатной обложке.

— Посмотрите, Ваня, какие чудеса можно сделать простым фотоаппаратом, — не без гордости сказала она. — Это все Федина работа.

— Ничего особенного, — скромно отозвался польщенный Луковоз.

В альбоме действительно оказалось много замечательных видов, но больше всего здесь было фотографий Наташи. На пляже, на вершине дерева, в окне трамвая и, наконец, три одинаковые улыбающиеся Наташи стоят рядом, держась за руки.

— Здорово! — восхитился Горегляд. — Как это вы умудрились из одной три сделать?

— Фотоэффект. Современная фототехника способна свернуть горы, — ответил Федор.

На следующей странице оказалась фотография брата Наташи, капитан-лейтенанта Дунаева. Он стоял на берегу моря, скрестив руки на груди, а за его спиной виднелись очертания корабля. По надстройкам, по сильно скошенной назад мачте Горегляд узнал «Мятежного» и нахмурился фотографировать военные корабли было запрещено.

— Это я для ее брата. Только две штуки отпечатал, — смутился Луковоз, перехвативший взгляд лейтенанта. — Издалека ведь. Не видно даже, что за корабль.

После этого общий разговор не клеился. Горегляд досмотрел альбом и простился, сказав, что придет за карточками дня через два.

— Сует нос во все дырки, — сердито сказал Федор, когда лейтенант ушел.

— А ты не делай, что не положено, — резонно заметила Наташа.

— Слушай, я интересную штуку придумал, — оживился Луковоз. — Садись, садись в кресло.

— Опять снимать будешь?

— Опять. Знаешь, блеск! В три четверти, подсвет снизу. Волосы светятся, как нимб. Это же люкс! А потом в рембрандтовском стиле. Тонкий луч направлен на глаза, а все лицо в полутьме.

Домой Наташа возвращалась под вечер. Шла торопливо, поглядывая на часы. Надо было накормить брата. В другие время он сам подогрел бы себе еду на плитке, но последние дни он был какой-то странный, рассеянный и хмурый, редко показывался дома, забывал про еду. «Что-то случилось на службе», — думала Наташа.