Читаем без скачивания Екатерина Великая - Кэролли Эриксон

Иоганна впервые отвезла принцессу в Берлин, когда той исполнилось восемь лет. Они пробыли там несколько месяцев, и София являлась ко двору разодетая, как маленькая дама, в платье с длинным шлейфом. Ее позвоночник больше не выписывал зигзаги, плечи стали симметричными. Проходя по залам королевского дворца, который уступал в размерах дворцу ее прабабушки в Брауншвейге, она гордо несла свою маленькую головку. Королева пригласила ее к обеду. За столом был кронпринц Фридрих, молодой человек двадцати пяти лет. Королеве и ее сыну девочка показалась очаровательной, и Фридрих, как и София, обладавший недюжинным умом и неугомонным, пытливым духом, надолго запомнил ее. То, что ее восьмилетняя дочь уже сумела обратить на себя внимание высочайших особ и тем самим обошла ее, раздражало Иоганну, по понятиям которой девочки могли цениться лишь за их красоту. София, по мнению ее матери, была дурнушкой, и весь ее ум, каким бы высоким он ни был, не мог затмить этого недостатка. Иоганна не распространялась по этому поводу, но ее чувствительная дочь обо всем догадывалась. Кроме того, София росла в таком окружении, где главным достоинством женщины считалась ее внешность. Всем было известно, что из некрасивых маленьких девочек вырастали такие же некрасивые женщины, а некрасивых женщин никто не брал в жены, и они чахли в домах своих родителей или в монастырях, где жили с роскошью в затворничестве, не принимая монашеского обета. При этом им отводились великолепные апартаменты, не шедшие ни в какое сравнение с обычными скромными кельями. Почти в каждой семье, включая и семью Софии, были такие неудачницы, никому не нужные женщины. По мнению Иоганны, ее дочери грозила опасность стать одной из таких отверженных.

Очень умная, приятная в общении, но некрасивая — таков был вердикт по отношению к Софии Ангальт-Цербстской. Ребенок же делал то, чего и ждали от него, наблюдая за миром своими большими яркими глазами, задавая тысячи вопросов и ожидая своего звездного часа.

Глава 2

После того как ей исполнилось восемь лет, София все меньше и меньше времени проводила в унылом до отупения, холодном Штеттине, надолго уезжая туда, где жизнь била ключом и искрилась роскошью — к пышным дворам Берлина и Брауншвейга. В течение трех-четырех месяцев в году Иоганна жила при дворе своей бабушки, а долгие северные зимы проводила в Берлине, куда брала с собой и Софию.

Христиан Август не возражал против столь долгих отлучек жены. Ему было уже под пятьдесят, ей еще не было и тридцати; они различались характерами — серьезный, суровый и аскетический у мужа, тяготевшего к одиночеству, и живой, остроумный и легкомысленно-кокетливый у жены, предпочитавшей вращаться в обществе друзей и поклонников. В этой супружеской паре Иоганна, по воспоминаниям ее дочери, считалась средоточием ума, но в действительности Христиан Август превосходил ее по этой части, «будучи человеком незыблемых моральных устоев и глубоких, трезвых суждений», знакомым со многими предметами благодаря своей начитанности. Интересы Иоганны и ее мужа были слишком разными, чтобы их могло связывать что-то еще, кроме воспитания детей. Христиан Август уже начинал стареть, болеть и не мог участвовать в бесконечных охотах, балах и прогулках, чего требовала придворная жизнь.

Поэтому Иоганна уезжала без мужа, с Софией и другими детьми, и занимала место среди представителей и представительниц знатных, но захиревших фамилий, окружающих короля Фридриха Вильгельма. Она напоминала себе о том, что хоть ее муж и был захудалым принцем, сама она происходила из семьи, тесно связанной с королевским родом. Ее прадедушкой был Фридрих II, король Дании, ее покойный отец был князем-епископом Любека, а ее кузен Карл Фридрих женился на Анне, дочери российского императора Петра Великого. Сын Карла и его тезка, девятилетний Карл Ульрих, являлся наследником шведского и российского престолов. Покойный брат Иоганны Карл Август был помолвлен с младшей дочерью Петра Великого Елизаветой, но умер накануне свадьбы.

Однако все эти царственные связи Иоганны не принесли ей богатства, а замуж она вышла за человека, стоявшего ниже ее по своему происхождению. Она была лишь четвертой дочерью князя-епископа, принадлежа к числу наименее значительных из его двенадцати детей, разлученных с матерью по причинам, о которых история умалчивает. И все же она питала надежды, что ее собственным детям уготована лучшая участь. Возможно, из-за того, что ей самой удалось достичь немногого в жизни, Иоганна была болезненно честолюбивой. И если нахальство, смелость и гордость смогут помочь детям выбиться в первые ряды общества, то она готова подталкивать их изо всех сил. Она советовалась с медиумами и предсказателями судеб в надежде узнать, что уготовано ее отпрыскам, хотя, когда дело доходило до невзрачной малышки Софии, Иоганна имела обыкновение морщиться, как от боли, вне зависимости от предсказаний прорицателя.

Среди других детей, находившихся с родителями при Брауншвейгском дворе, была маленькая принцесса Марианна Брауншвейг-Бевернская, чье прелестное личико обещало стать невероятно красивым. Иоганна прониклась к ней приязнью и стала расхваливать ее. «Вот маленькая девочка, на голове которой в один прекрасный день окажется корона», — сказала она в присутствии гадкого утенка, Софии. Эти слова долетели и до ушей одного монаха-ясновидца, принадлежавшего к свите князя-епископа Корби.

Монах поспешил исправить предсказание, сделанное Иоганной, сказав ей, что в будущем Марианны он не видит ни одной короны, зато над головой Софии отчетливо просматриваются целых три.

Это был миг триумфа для Софии, которая связала его со словами Больхагена, ментора и друга ее отца. Этот человек жил неподалеку от Штеттина и много времени проводил с детьми Христиана Августа. Однажды, читая газету, Больхаген обратил внимание на одно объявление, о котором рассказал потом детям. В нем говорилось о предстоящей свадьбе принцессы Августы Сакс-Готской и старшего сына короля Англии Георга II.

— Ну вот, — заметил он. — Эта принцесса Августа куда хуже воспитана, чем наша; она нисколечко не красива, и все же ей суждено стать английской королевой. Кто знает, кем станет наша принцесса!

Германские принцессы пользовались спросом в других государствах. Казалось, что им несть числа. Конечно, за ними не давали большого приданого, но зато их отцы в силу своей незначительности не предъявляли особых претензий к женихам. Многие правящие дома Европы посылали своих гонцов на смотрины немецких принцесс, с которых писались и увозились портреты.

Иоганна принялась размышлять — сначала, правда, без особого задора, — что и София может стать предметом торга на этом рынке невест, пусть даже и за невысокую цену, но и не совсем задаром. Между тем девочка подрастала, и ее некрасивые черты потихоньку сглаживались. Вдобавок она производила все более внушительное впечатление своей способностью впитывать в себя и обсуждать новые идеи. Многие восхищались ее оригинальными мыслями и делали комплименты матери, называя Софи яркой натурой. Иоганна по-прежнему скептически смотрела на будущее дочери, но все же поспособствовала тому, чтобы она обзавелась нужными друзьями и почаще мелькала в кругу лиц, близких к прусской королевской фамилии — так, на всякий случай.