Читаем без скачивания На задворках галактики - Александр Валидуда

– Зимнев? – Чергинец рассмеялся. – Было дело, пытался он к ней подъехать. Только Танюша его сразу отсекла. Зелёный он ещё, два года разницы в их возрасте – многовато. Он теперь второй месяц к связистам бегает, есть там одна среди телефонисточек к нему благосклонная.

– Знаю.

Масканин ухмыльнулся. Вспоминать Вадика Зимнева, единственного офицера из взводных командиров в его подчинении, он без ухмылки не мог.

В роту Вадим прибыл в середине июня сразу после выпуска, отучившись два года по ускоренной и предельно интенсивной программе Кирилловского Высшего Пехотного Училища. В начале войны, в июне 150-го все военные сухопутные ВУЗы выпустили, как положено, подпоручиков и корнетов, проведших в своих заведениях четыре года. Потом программу подготовки будущих офицеров ужали на полгода за счёт отпусков, выходных дней учебного процесса и изъятия 'лишних' часов гражданских дисциплин. Одновременно наборы в училища решено было проводить дважды в год вместо одного. В конце того же 150-го года остро встал вопрос нехватки офицеров в действующей армии, программу подготовки сократили ещё на полгода и к лету 151-го выпускались скороспелые прапорщики. По табелю о рангах прапорщик был младшим офицерским чином, вводимым в военное время. А осенью 151-го, когда кадровый офицерский состав был выбит на семьдесят процентов, подготовку курсантов сократили ещё на год, вдобавок было введено промежуточное звание подпрапорщика, в которое производились после сдачи квалификационных экзаменов в аттестационной комиссии, унтер-офицеры и вольноопределяющиеся, стоявшие на должностях командиров взводов, с перспективой дальнейшего роста до капитана.

Вот так в подчинении Масканина появился девятнадцатилетний прапорщик Вадим Зимнев. Парень он был толковый и сообразительный, но имел в силу возраста и недосформированного характера один большой недостаток – отсутствие командирской жилки. Проще говоря, Вадим терялся в окружении подчиненных ему двадцати-тридцатилетних парней, а были и такие бойцы, кому и под сорок. Поэтому Масканину приходилось мягко опекать Зимнева, да делится опытом.

Масканин же не был кадровым офицером. Будучи вольногором, то есть выходцем из автономной южной провинции Новороссии, он начал службу в армии в шестнадцать лет. Именно в этом возрасте у вольногоров мальчик уже считался мужчиной и вразрез с общепринятой в Новороссии практикой обретал дееспособность не в восемнадцать лет, а двумя годами раннее. Соответственно и возможность служить в армии с шестнадцати лет, чем многие молодые вольногоры пользовались. То что в иных провинциях да и странах воспринималось частью молодёжи с некоторым страхом, у вольногоров считалось естественным и почётным. В Вольногорье было много чего выпадающего из общих рамок, широкая автономия всё-таки. Эти 'выпадения' коснулись и принципа структурной организации вооруженных сил.

В русской армии существовали вольногорские соединения и части трёх родов войск: егерские, горно-егерские и кавалерийские, имевшие собственную нумерацию, комплектуемые нижними чинами и унтер-офицерами только из вольногоров. В мирное время офицерский состав комплектовался выходцами из других провинций, окончивших военные ВУЗы. Офицеры-вольногоры стремились служить в других частях, что негласно поощрялось.

Срочная служба в Новороссии последние шестьдесят лет была трёхгодичной. Поэтому девятнадцатилетний Максим Масканин, благополучно уйдя на дембель, следующие четыре с половиной года учился в Старградском Университете. Экстерном сдав на первой сессии пятого курса все экзамены за год и защитив дипломную работу в январе 150-го, он получил вожделенный диплом и после месяца законного отдыха начал подыскивать работу.

Но его планы были нарушены войной. В феврале Велгон вторгся в Аргивею. После чего Новороссия объявила Велгону войну воскресным днем 14 февраля. Спустя две недели Масканин уже был в расположении своего родного 7-го егерского вольногорского полка 2-й егерской вольногорской дивизии. По нормам законодательства Новороссии, он как получивший высшее образование, в мобилизационном управлении военного округа перешёл в категорию резервистов второй очереди, то есть мобпредписания мог ожидать через полгода, а то и позже. Однако навестив семью и всё взвесив, Масканин явился на сборный пункт к концу первой недели войны. Там ему торжественно вручили добровольческий крест, выдававшийся всем добровольцам в два первых месяца войны. А на следующий день его эшелон вышел на Памфилион, куда перебрасывались предназначенные к вторжению в союзную с велгонцами Хакону армейские корпуса. Там же под Памфилионом, он был зачислен вольноопределяющимся в свой полк на должность рядового. Дивизия вступила в дело, как принято было выражаться в военной среде, на исходе февраля, расширяя захваченный морской пехотой на побережье плацдарм.

К октябрю 151-го года Масканин сменил свои погоны вольнопёра на погоны подпрапорщика, успев покомандовать отделением и взводом. К зиме 152-го стал прапорщиком, а к весне подпоручиком, приняв командование полуротой.

Словно бы нарушая паузу в разговоре, со стороны траншеи послышались сумбурные голоса. А минуту спустя через крытый ход сообщения в полукапонире появился чем-то взволнованный боец из взвода Зимнева. Белобрысый и лопоухий, не начавший бриться ещё, паренёк шестнадцати лет от роду. Имелись, однако, у Масканина подозрения, что юноша этот подправил себе возраст минимум на год. Отменная новенькая вольногорская чёрная шапка, в каких ходила вся дивизия, кроме особистов и некоторых офицеров из старых кадров, сидела на его голове таким образом, что он вынужден был словно подглядывать из-под неё. Шапка была ему великовата. Правда, лопухи ушей, каким-то макаром всё равно умудрялись выпирать. Одет он был в заляпанную и подобранную не по росту полевуху, неисправимо сидевшую на нём что тот мешок. Доброволец однако. Пришедший с последним маршевым пополнением в прошлом месяце. Звали этого 'чудо-богатыря' Ковалёнок. В роте он уже успел стать персоной знаменитой благодаря своей чрезмерной исполнительности и усердию, из-за которых не раз вляпывался в смешные и неловкие ситуации. И надо же ему было, словно по шутке судьбы, попасть во взвод Зимнева, у которого тактические таланты начисто перечеркивались неумением работать с личным составом. Вот и получалось – поручит взводник Ковалёнку какую-нибудь ерундовину, а тот так расстарается, что потом анекдоты в батальоне ходят.

– Господин подпоручик! – Ковалёнок старательно попытался принять строевую стойку, всей мимикой выражая важность момента, да неловко козырнул в спешке.

– Отставить! – гаркнул Масканин, давя смех, и официально обратился к Чергинцу: – Фельдфебель, разъясните егерю правила поведения, раз уж никто больше не снизошел до этого.

Дружба дружбой, а субординацию Масканин на людях старался не нарушать, пусть даже и перед 'чудо-богатырём'. И поймав растерянный взгляд Ковалёнка, скомандовал:

– Садитесь, егерь.

По прежнему растерянно, но преданно глядя в глаза командиру, боец как стоял, так и бухнулся на пятую точку. Икнул даже, наверно копчиком приземлился.

– Запомни, рядовой, – начал Чергинец грозно и на 'ты', всякими там выканьями он как истинный унтер не утруждался, – здесь тебе не учебный полк и показывать твою хромую строевую выучку не только не нужно, а и вредно. К слову, выдрессировали тебя погано. Незачёт… Строевые приемы, заруби на своем сопливом носу, только за пределами переднего края. В тылу, на марше, в гарнизоне, где угодно, но не здесь. Тебе всё ясно, егерь?

– Так точно, господин фельдфебель! – браво выпалил Ковалёнок и машинально опять козырнул. Впрочем, на сей раз рука не прошла и половины траектории.

– Та-ак, – протянул Масканин как можно ниже тоном, по-прежнему давя улыбку. – Объясняю на пальцах. Всякий раз, когда вы, егерь, подносите свою рученьку к вашей по-детски светлой, но не обременённой сложными мыслями головке, вы тем самым указываете вражескому снайперу на вашего же командира. Нет, здесь не стоит озираться, здесь никакой снайпер нас не увидит. Однако до передней хаконской траншеи каких-то семьсот метров. И нехорошие дяденьки на той стороне очень даже наблюдательны. И это правило должно для вас также чётко работать, как закон всемирного тяготения… А теперь докладывайте.

– Господин подпоручик! – уже не козыряя, но так же браво начал паренёк. – Вас срочно вызывают в штаб батальона. К шести часам.

– И это всё?

– Так точно!

– Можете идти, – и наблюдая в миг прописавшуюся на лице Ковалёнка попытку понять куда же ему сейчас всё-таки следует идти, Масканин покачал головой. – Ох, горе ты моё. Марш в расположение, егерь.

Ковалёнок сорвался с места как хороший спринтер. А Масканин в след ему подумал, что так и не спросил, каким таким чудом тот оказался в штабе батальона. Хотя, смысла было спрашивать? Попался салага на глаза порученцу, со своей вечно 'одухотворенной', по молодости лет, физиономией, вот и помёлся искать командира. Интересно другое, зачем к шести нолю в штаб вызывают? Обычно Дед всех собирает часам к семи, к семи тридцати. А тут что за спешка такая? Эх, самое время вздремнуть бы.