Читаем без скачивания На задворках галактики - Александр Валидуда

Помимо Аршеневского, в помещении находились ещё двое. Ротмистр Муранов – полковой особист, старый кадровый жандарм. И 'вечный' лейтенант Минандо Алексей Игнатьевич, приятный в личном общении и излишне интеллигентный офицер, переведшийся на фронт полковым начхимом из береговой обороны, где лет пятнадцать, примерно, ходил 'вечным' мичманом. Говорят, не сошелся он чем-то на прежнем месте службы с начальством и с сослуживцами, а там и рады были спихнуть его к армейцам лишь только старый мичман подал рапорт. И вот попал он в 7-й ЕВП, так и не сменив флотскую форму, но сразу став поручиком. Впрочем, вдогонку, на радостях избавления, видимо, прежнее начальство прислало на него представление на лейтенанта. Теперь в полку Минандо величали штабс-капитаном, на что тот неизменно поправлял, что всё-таки он лейтенант.

Доложив о собственном прибытии и молодцевато отдав приветствие, щёлкнув полустёртыми каблуками, Масканин вытянулся в струнку, ожидая начальственного дебюта. По первым признакам как будто ничего хорошего сочетание: комбат – особист не обещало. Но вот присутствие Минандо несколько сбивало с толку. Чего вдруг начхим разбавляет сей грозный тандем?

– Явились, господин поручик, – заявил Аршеневский, намеренно 'повысив' Масканина по старым армейским традициям и приличиям. Не понятно только, с издёвкой он это сделал или из врожденной вежливости. Но вопреки тем же традициям, подполковник не любил, когда опускали приставку перед его званием, мол, не дорос, так и не стоит. – Подойдите-ка вот сюда, сударь мой. Чтобы я получше видел, как вы будете бледнеть, покрываясь липким потом, – тон Деда был намеренно строг. – Глядя в ваши честные глаза, поручик, жду не дождусь услышать, как вы наскоро слепите нам ваши детские оправдания. Ну-с, поведайте мне про души прекрасные порывы. Я прямо с замиранием сердца жду вашей интерпретации.

Что означала это преамбула, Масканин прекрасно понял сразу. Но как всегда решил занять выжидательную позицию, посмотреть, как начнет развиваться ситуация. Придав лицу надлежащее выражение 'рожа кирпичом', он, как положено по уставу, строевым шагом прошёл в указанное место, уставившись на висевшую за спиной комбата карту с диспозицией батальона.

– Ну-с, что молчим, мой юный друг? – вопрошал Аршеневский, поглаживая аккуратную бородку. – Вам разве нечего сказать по этому печальному поводу?

– Так точно, – ограничился Масканин краткой уставной формулой, которую можно было истолковать в любом смысле.

– На днях, – отреагировал комбат доверительным тоном, – столкнулся я с чудом нашего батальона – с вашим егерем Ковалёнком. И что забавно, до знакомства с ним до меня доходили лишь смутные преданья и анекдоты про него. Так вот, теперь-то я понимаю у кого научился ваш боец способу выражения недюжинных умозаключений малоинформативными уставными фразочками… Итак, сударь мой, дабы поломать вашу позицию, я так и быть, возьму уж на себя труд открыть вам глаза на хорошо известные вам события. А господ офицеров я пока попрошу подождать за дверью.

Нисколько не смутившись, всё-таки подполковник не был их начальником, Муранов и Минандо вышли. А Масканин подумал, что теперь-то без посторонних глаз, Дед начнёт распекать по-настоящему.

Но комбат спокойно водрузил на переносицу очки в золотой оправе в виде перекрученных змеек и приподнял над столом какую-то бумаженцию.

– Итак, – начал он беря лекторский тон. – Ротмистр Муранов любезно поделился со мной выдержкой из позавчерашней сводки. Вот послушайте. Десятого числа ноября месяца, в промежутке между пятью двадцатью и пятью сорока, на склад хранения трофейного имущества тылового управления дивизии, расположенный близь деревни Дальвитц, совершён налёт организованной бандитской группой в полевой форме вольногорских егерей численностью до двух-трёх человек. Дежурная смена охраны склада, нёсшая караульную службу, не смогла оказать ни сопротивления, ни подать сигнал тревоги. К шести часам, по прибытии караульной смены, которой и был установлен факт налёта, на месте был обнаружен начальник склада, капитан интендантской службы Бокиев, в бессознательном состоянии. Найден Бокиев был среди груды вещевого имущества со связанными конечностями и ярко обозначившейся гематомой в виде так называемого очкового эффекта. Серьёзных повреждений никто из персонала склада либо охраны не получил. По показаниям…

Дед отложил лист, морщась от стилистики зачитанной сводки, и в упор уставился на Масканина, потом с явной издёвкой сделал полупоклон и с той издёвкой выдал:

– Ну спасибо, хоть не покалечили никого… Объясните-ка мне, поручик, ход вашей гениальной мысли, за каким таким чёртом вы полезли на тот склад? И будьте любезны не включать тут передо мной дурака. Ротмистр имеет ориентировку на вас. К слову, поменьше языком молоть надо было. Так сказать, по речевым конструкциям вас опознали. Ну так что? Готовы к самообличению?

Масканин кивнул через силу. Не в его привычках колоться перед начальством. Был бы перед ним не Дед, послал бы уже по матери, чтоб не играл в дознание. Но в том-то и дело, что это Дед. Комбата он уважал. И зная его не первый год, прекрасно понимал, что Аршеневский хочет разобраться и помочь, ничуть при этом не хитря, будучи прямолинейным как железная дорога. Да и играть в дознавателя не мог по природе своей натуры, а главное он видел сейчас его, Масканина, как облупленного. Мог при желании заставить подчинённого почувствовать себя нашкодившим мальчишкой. Было что-то такое в его прищуренном взгляде.

– Превосходно, – тоже кивнул подполковник, – так всё же, что это за партизанщина? Что вы забыли на том складе?

И махнув про себя рукой, Масканин выложил, как задумал и воплотил свой замысел, утаив только круг посвященных и что не в одиночку 'партизанил'. А повествование своё начал с экскурса в перипетии недавних дней, когда неоднократно докладывал по команде о значительной нехватке комплектов химзащиты. Особенно противогазов, которых в одной только его полуроте недоставало аж 42 штуки и ещё два десятка пришли в полную негодность, будучи посечёнными осколками, пулями или вследствие долгой и неправильной эксплуатации. Полурота практически была незащищена от хаконских химических снарядов.

– Всё это и я, положим, знаю, – ответил Дед нахмурившись. – Читал ваши рапорты. Вопрос бы решился в ближайшие дни… Да, знаю, – оборвал он попытавшегося привести доводы Масканина, – знаю, время не терпит. Два-три комбинированных залпа и вашей сотни нет. Вы один хоть там бандитствовали, поручик?

– Так точно, совершенно один.

– Это хорошо, что вы так нагло врёте, даже ознакомясь со сводкой. Впрочем, интендантский капитан непременно ошибся, я думаю. У страха глаза велики… Но…

И тут, после этого 'Но', Масканин на целых десять минут был подвергнут такому мозговому вздрючиванию, без единого кстати матерного слова, что вышел от Деда слегка покачиваясь на подгибающихся ногах в полной решимости праведного энтузиазма учинить несколько внезапных проверок в своём подразделении. Ну не может же во всех трёх взводах и огневой группе полуроты не иметься недочётов. Заодно, он теперь совершенно точно знал, что его место в лучшем случае в штрафниках, а то и у стенки по законам военного времени. Знал, что в самом деле вряд ли адекватно воспринимает действительность, раз из абсолютно правильных посылок делает безумные выводы и, главное, воплощает их в жизнь. Ну и ещё с пару десятков неутешительных выводов о собственном душевном здоровье и умственных способностях.

Погрузившись в себя, Масканин не сразу заметил стоявших в сторонке Муранова и Минандо о чем-то между собой тихо переговаривающихся. Начхим успел избавиться от общевойскового бушлата и теперь во всей красе щеголял своей безупречной флотской повседневкой чёрного цвета. Отутюженные по стрелочкам брюки и скроенный по фигуре китель с серебреными погонами с жёлтыми просветами – обозначавшими принадлежность к береговой обороне. Обнаружив его появление, лейтенант кивнул Муранову и направился обратно к комбату. А ротмистр нарочито оценивающе поглядел на Масканина и произнёс:

– Идёмте, подпоручик. Нам есть о чём поговорить.

В комнате, где обычно трудились в поте лица штабные писари, в это время никого не было. Пустой стол с оставленными писарскими принадлежностями, да закрытые и опломбированные сейфы в каждом углу. Удивительно было смотреть на эти здоровенные чугунные шкафы, неужели их всегда за собой таскают, куда бы ни забросила судьба полк? Хотя нет, не может быть. Подобное имущество конечно остается в гарнизонах, а эти сейфы скорее всего просто прихваченные где-то по пути трофеи. Тут Масканин сам себе подивился, отчего ему вдруг взбрело над канцелярскими делами задумываться. Насущней было бы о непосредственных проблемах побеспокоиться, вот ротмистр, например, начнёт по мозгам ездить. Или не начнёт. Вообще-то, он был неплохим мужиком, хоть и себе на уме. Подлостей никому не делал, не то что прежний особист. Да и так был прост в общении.