Читаем без скачивания Семь мелодий уходящей эпохи - Игорь Анатольевич Чечётин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эй, Митрич, открывай пьяная скотина! Отчего двор не почистил, фонарь не зажег?
Я любил пошуметь в тихом дворе на сутулом крыльце старого московского дома, примеряя на себя образ замоскворецкого купчишки.
– Виноват, барин! Я водки с утра откушал, на сон меня пробило. Сей момент – исправим.
Актерского таланта Мише было не занимать, и когда он, отгремев лопатами и ведрами, представал нашему взору в образе упитого в хлам работника метлы, словно сходя с полотна передвижников, мы с женой от смеха неизбежно оседали в сугроб.
– Мы рады сиськи-масиськи, так сказать, гхм-ццц, встрече с настоящим артистом искусства!
Если в телефонной трубке сквозь шум, треск и эфирные шорохи я слышу голос генсека Брежнева, значит, мой друг Михаил звонит из Москвы, и уже в его квартире стоит шумный переполох, предвещающий большую дружескую вечеринку.
– Встреча будет необычная, потому что я собираюсь пригласить очень многих наших друзей, про которых ты уже даже и забыл благополучно – сказал мне Миша по телефону торжественно и интригующе одновременно, приехав на побывку в очередной раз.
Мне и в самом деле стало любопытно, так как добрая половина нашей дружной компании уже давно расселилась по заморским городам и весям не от авантюрной склонности к перемене мест, а исключительно в силу обстоятельств, определявших сложность известного исторического периода конца века прошлого. И уже без всякой нумерации – не первая и не вторая и не третья эмиграция, а просто наши ровесники и современники устраивали посильный быт и карьеру на землях, заменивших им Родину.
– Вы тут наверно думаете, что мы в Швейцарии лаптем щи хлебаем.
Наобнимавшись, Михаил повел нас с женой в комнату, где располагался стол, цвет скатерти которого невозможно было определить из-за количества закуски и запивки, покрывавшей все его пространство. Притом, что и широкий подоконник, и старинная этажерка и даже часть пола большой комнаты были заставлены подносами, салатницами и соусницами, мы сразу заметили огромных размеров ноутбук, стоявший особняком на журнальном столике.
– Я за отчетный период подружился с высокими технологиями и освоил компьютер, и сегодня на этом волшебном экране мы увидим многих наших далеких друзей благодаря замечательной компьютерной программе Скайп. Надеюсь, друзья, вы поняли, что я сказал?
Михаил, шутливо лукавил, так как Скайп он первый раз увидел у меня в свой прошлый приезд.
Я искал ему в интернете слова одной старой французской песни, и мне в это время по Скайпу пришел вызов из Балтимора. На экране появился мой заспанный приятель, который стал меня укорять, что меня невозможно застать за компьютером, и он должен вместо глубокого сна ловить меня в сети, чтобы перекинуться парой слов по нашим общим делам.
– Этот большой мужчина с открытым ртом, что сидит с тобой рядом – кто он? спросил меня приятель из темной части земного шара.
Я не успел ответить, так как Михаил, оправившись от культурного шока по случаю увиденного, принялся немедленно окучивать моего заокеанского собеседника простыми и искренними вопросами и даже просьбами:
– Товарищ, вы меня видите? Вы меня, правда, видите? А вот сейчас я поднял руку – вы видите, что у меня рука поднялась? А вы сейчас поднимите руку, только не говорите какую, я постараюсь сам понять…
В итоге, я отключил Балтимор и долго и, как мне показалось, совершенно напрасно, рассказывал своему восторженному другу про программу Скайп, а заодно и про другие компьютерные технологии, доступные сегодня обывателю.
Я и представить тогда не мог, что за прошедшие полгода Михаил не просто созреет до покупки собственного компьютера и, возможно, научится его включать, а сделает его инструментом сетевого общения, и сегодня, как он гордо мне заявил, справедливо утрет нос всей нашей гуманитарной братии. Нос утереть не удалось, так как многие из нас уже давно срослись с этой замечательной программой, хотя Мишину затею учудить пир на весь мир восприняли с воодушевлением.
Чьи-то шустрые и смышленые дети с радостью взялись заведовать техническим обслуживанием мероприятия. Кто-то возился с камерой и светом, кто-то расставлял и настраивал купленные для того случая большие мультимедийные колонки. Было весело, суетно и бестолково – гости не стремились рассаживаться за накрытым столом, явно нарушая продуманную Михаилом режиссуру мероприятия. В итоге все как-то образовалось – сдвинутые в ряд два больших стола, тесно сидящие люди, которые смотрели на Мишу, который расположился в старинном кресле у самого монитора с большим фужером шампанского.
– Господа, начинаем! Айн, цвай, драй – Бремен включай!
И вот, человек, которого мы не видели лет пятнадцать – лицо в пол-экрана, в руке рюмка и бутылка виски, на заднем плане – что-то напоминающее зимний сад.
– Экран не целовать – весело закричал Миша, говорить по одному, громко, искренне, волнительно. У нас еще Хайфа, Прага, Кельн, Лион и Нью-Йорк, даже два Нью-Йорка. В Хайфе нас встретили за большим столом – многочисленные родственники и даже соседи нашего старого приятеля были рады слиться с нашей московской компанией. Председатель и режиссер эфира Миша уже сменил фужер на хрустальную водочную стопку. Восторг и всеобщее оживление прирастало с каждым тостом.
Всех друзей на экране встречали маршем Агапкина «Прощание славянки». Даром у нас в компании свой баянист-виртуоз с дипломом консерватории. Под семь сорок наша компания простилась с Хайфой. Мишина жена с ужасом смотрела на происходящее – она впервые не знала, как подавать горячее – добрая часть компании поселилась на полу перед монитором. Для нашего друга из Праги наш стойкий баянист исполнил «Марш Радецкого полка», видимо по принципу территориальной близости, при этом дети нещадно кричали «Мы кукуруза сладкая, мы кукуруза гадкая!». Три часа неуправляемого шабаша с многочисленными тостами утомили, наконец, и Мишу и неунывающего баяниста-виртуоза. Было решено первый экспериментальный сеанс дружбы завершить и вернуться за праздничный стол.
Другими словами – продолжить застолье с тостами, воспоминаниями, веселыми шутками, песнями. Собственно, для тостов и шуток сил и времени практически не осталось.
– А что друзья, – Миша оживился после горячего чая, – не хлопнуть ли нам по чарочке перед главной песней.
Главная песня – это традиция, это святое. Все посмотрели на солиста московского оперного театра, который не пил чай, а дремал за столом, устало уронив голову на грудь. Солист с шумом набрал внутрь необходимое количество воздуха и запел, не открывая глаз, про казака и несколько пуль, сразивших и казацкого коня и его
