Читаем без скачивания Кто стрелял в президента - Елена Колядина

— Звони, — обрадовались развлечению продавцы и охранник.

— Алло! — услышала Люба свой голос, эхом несущийся из музыкального центра на стойке. — Вы меня слышите?

— Отлично слышим! — ответил веселый голос. — Как вас зовут?

— Ой, нас тут много, — ответила Люба. — Кристина, Анжела, Паша, Ромка.

— А вы — это кто? Неформалы?

Люба на секунду задумалась.

— Мы — это абсолютно свободные люди. Нас тут… ой, сколько же? Человек двадцать!

— Двадцать абсолютно свободных людей? — развлекательным голосом переспросили на радио. — Супер! Может вы поделитесь своей свободой с нашими слушателями?

— Конечно, — согласилась Люба. — Нам свободы не жалко.

— Тогда приходите к нам в студию, — пригласила ведущая, которая вторую ночь отмечала день освобождения от своего бывшего.

— В студию? — завопила Люба. — Уже идем!

Через час инвалиды были в радиостудии в районе Ленинского проспекта.

— Ы-ы-ы! — поприветствовала слушателей глухонемая Анжела.

— Кристина веселая, потому что Кристина сейчас котлету ела, — поделилась в микрофон счастьем Кристина-даун.

— Во чума! — сказала звукооператору веселая от горя по своему бывшему ведущая. — Слушай, это надо записать и завтра еще раз в эфир пустить.

— А я спою собственную песню, — предложила Люба. — О любви.

К утру компания прибыла в райотдел милиции.

— Куда же нам идти? — прошептала Люба, изучая перечень кабинетов.

«В первую голову к начальству иди, — подсказала коляска. И добавила, вспомнив наставления Ладиной лакированной сумочки: — Может, у него хорошенькая мордашка, так сразу общий язык найдем?»

— Верно, — согласилась Люба. И обернулась к друзьям:

— Ребята, идем на второй этаж.

— Чего-чего? — спросил начальник райотдела милиции Павел Квас, когда к нему в приемную ввалилась компания инвалидов.

— Видите ли, — вновь принялась объяснять Люба. — У нас нет денег, чтоб в обход закона в Москве зарегистрироваться, поэтому мы очень просим зарегистрировать нас бесплатно. Вы уж извините, что мы с пустыми кошельками к вам пришли, но сами видите, в каком мы положении.

— В самом деле, Павел Иваныч, кто только не лезет в Москву со своими погаными деньгами, — отложив толстую иглу, которой она шила дела, с жаром высказалась секретарша. — И прямым ходом — в милицию. Думают, мы тут за деньги мать родную продадим. Да за кого они нас принимают?! А тут люди — честь по чести пришли, с уважением.

— Сам вижу, — пробурчал Квас. — И внимательно посмотрел на Любу. — Выговор у тебя… Ты откуда?

Люба назвала свой городок на берегу Белого озера.

— Да ты что? — завопил начальник. — И я оттуда!

Он поглядел на Любину коляску.

— А ты Светлану случайно не знала, тоже колясочница? Спинальница?

Теперь пришел черед вопить Любе.

— Света? Спинальница? Это моя подруга!

— Да ты что?! — опять закричал начальник.

— А вы? — мелькнула у Любы догадка, когда она взглянула на табличку с именем на двери.

— Паша! — взмахнул рукой Квас.

— Механизатор широкого профиля? — радостно вспомнила Люба. — Света вам в армию писала?

— Писала, — затряс головой Квас. — Да вы чего стоите-то все? Заходите, рассаживайтесь. Выпить хотите? Я ведь благодаря Светлане в милицию попал, и в короткие сроки дослужился до звания подполковника.

— Правда? — обрадовалась Люба. — Выпить можно. Чаю.

— Что я, врать, что ли буду? Томочка, чаю… сколько чаю?

— Семнадцать стаканов, — отрапортовала Люба.

— У меня такой красивой девушки, как Света, никогда больше не было, — задумчиво признался Квас. — Присылает она мне в армию фотографию — артистка! Я приколол портрет на дверцу изнутри тумбочки. И в первый же вечер один старослужащий срывает эту фотографию и начинает издеваться, мол, будет тебя такая девочка ждать, да она сейчас с другим трахается, извиняюсь за выражение. Ну я этого деда и уделал! И деды с командирами так меня после этого зауважали, бешеным называли! Командир сразу сказал: да тебе в органы прямая дорога, с чистой душой даю рекомендацию от части на учебу в школе милиции. Уверен: не подведешь! Ну и такую характеристику мне выдал, мол, не посрамит, физически и морально силен и всякое такое. Меня в Москве с распростертыми объятиями в курсанты взяли. Параллельно участковым работать начал, прописку получил, квартиру служебную. Теперь вот — начальник райотдела.

— Паша, какой ты молодец, — охала Люба. — Светка бы тобой гордилась.

— Как, кстати, у нее дела? Ты ее давно видела?

— Год назад встречались. Она ведь замуж вышла, из города уехала.

— Черт, вот рад за нее! Ну, а ты как здесь оказалась?

— Вообще, приехала в шоу-бизнес поступать, я ведь певица. А конкретно сейчас — пришла с друзьями временную регистрацию получить. Можно это?

— Да никаких проблем! Томочка, вызови мне паспортно-визовую. Паспорта есть?

— Не у всех, — покачала головой Люба.

— Томочка, набери начальника приемника-распределителя и попроси от моего имени оформить задним числом размещение и выяснение личностей. Пусть подошлет кого-нибудь с бланками справок, а мы тут со слов инвалидов впишем их данные.

— Фотографии нужны, — подсказала секретарь.

— Скажи Кудрявцеву, пусть подготовит фотоаппаратуру, а ребята сейчас к нему подойдут по очереди. И пускай он их в порядке поощрения цифровой камерой щелкнет, а снимки срочненько в паспортно-визовую по сети перекинет.

— Будет сделано, Павел Иванович, — кивнула секретарша.

И погладила по голове Кристину-дауна, протянувшую за чаем третью пустую чашку.

Фотограф Кудрявцев оказался не просто фотографом, а художником. В милиции он трудился по той же необходимости, по какой поэты работали ночными сторожами, а рок-певцы кочегарами в котельной — жилье, сутки через трое и возможность без лишних вопросов погружаться в творчество. Увидев, кого предстоит фотографировать, Кудрявцев сразу понял, что сможет осуществить съемку редкой глубины и концепции. А подтексты! Какие подтексты! Кудрявцев решил, что съемка должна быть черно-белой, и снимать героев нужно на фоне ростомера, с номером на груди, там, где фотографируют задержанных. «Разыскивается опасный преступник» — это название серии сразу пришло в голову Кудрявцева. Вся съемка будет построена на контрасте между беспомощной внешностью инвалидов, и тех тягот жизни, за которые с несчастных спрашивают по полной программе. Опасные преступники! Они воруют у здоровых граждан нажитое нелегким трудом спокойствие. Живет себе честный здоровый человек, коммунальные услуги в срок оплачивает, кредит возвращает, и вдруг навстречу ему нагло выруливает колясочник и лишает покоя. Подать несчастному рубль? Жалко рубля. Да к тому же если б один инвалид за всю жизнь встречался, а то вон их сколько, полные вагоны. Это что же, у своих детей деньги забрать и чужих кормить, пока их родители-алкаши пьянствуют, да новых уродов строгают? А если не дать? Получается, что ты плохой, говнюк и барыга, раз пожалел рублик-копеечку? А хочется быть хорошим, благородным, меценатом и спонсором. Но только без больших затрат. В общем, по какому праву этот чертов инвалид ездит по городу там же, где нормальные люди, и оскорбляет полноценных граждан своим камуфляжем с тельняшкой? За это ведь можно мошенников безногих и к ответственности привлечь, к уголовной.

— Кристина, садись вот сюда, — пригласил Кудрявцев Кристину-дауна. — Удобно?

— Да-а, — сказала Кристина.

— Сейчас, Кристина, ты у нас побудешь фотомоделью. Хорошо?

— Да-а, — радостно согласилась Кристина.

— Покачай головой, туда — сюда. Отлично! Улыбнись. Молодец, Кристина. А теперь вспомни что-то очень грустное. Вспомнила?

— У Кристины котлету забрали.

— Да, Кристина, это очень грустно!..

В обед, а ни один сотрудник милиции не ушел обедать, пока все инвалиды не были снабжены временными справками или паспортами, фотограф сделал последний снимок — Любы.

— Попробуй со снимка мысленно обратиться к тому, кого ты любишь, — предложил Кудрявцев. — Не торопись.

Люба подъехала под нарисованный на стене ростомер, развернулась и, подавшись вперед, стала вглядываться в камеру, словно через объектив могла рассмотреть Николая.

«Коленька, любимый мой, где ты? Без тебя мои дни на исходе. Мысль, что я могу тебя не увидеть, невыносима. Как долго еще жить… Я не хочу так долго, если тебя не будет рядом. Найди меня скорее, пока я не устала писать песни!»

— Люба, по какому адресу вас регистрировать? — спросил Квас, когда она вернулась к кабинету начальника, возле которого толпились радостные инвалиды.

— По адресу? — Люба растерялась. — А без адреса нельзя?

— Да ты что! — развел руками Квас. — Вы где проживали все?