Читаем без скачивания Самый французский английский король. Жизнь и приключения Эдуарда VII - Стефан Кларк

Париж был надежно лишен как практической, так и моральной поддержки. Но еще труднее, чем населению центра Парижа, приходилось жителям окраин, ныне пригородов, и не только потому, что они были оккупированы пруссаками, их еще регулярно обстреливали парижане. У художника-импрессиониста Камиля Писсарро был дом в Лувесьене, небольшом городке на Сене к западу от Парижа, и ему пришлось бежать в Лондон, оставив в мастерской сотни картин. Вернувшись год спустя, он нашел свой дом целым, но частично преобразованным в прусский сортир. Некоторые из его полотен было изрезаны для использования в качестве (достаточно жесткой) туалетной бумаги, в то время как другие служили подстилками для разделки туш животных. Даже соседи художника поучаствовали в мародерстве, и местные женщины расхаживали в фартуках[221], скроенных из того, что сегодня могло быть бесценными полотнами.

Всю самую холодную на памяти живущих зиму Париж сопротивлялся, наконец у пруссаков лопнуло терпение, и в январе 1871 года начался убийственный трехнедельный артобстрел города.

День и ночь прусские военные беспорядочно палили по городу, разрушая дома, школы, больницы и церкви. По нынешним меркам артиллерийская техника все еще была примитивной, поэтому ущерб оказался незначительным, особенно если сравнивать его с бомбардировками в ходе мировых войн, стерших с лица земли многие французские города, но и тех снарядов, что сыпались на Латинский квартал, Люксембургский сад, Монпарнас и Дом инвалидов (последнее пристанище Наполеона Бонапарта), было достаточно, чтобы убедить парижан в бессмысленности дальнейшего сопротивления.

Достигнутое перемирие позволило пруссакам занять Париж. Но только частично – оккупанты захватили небольшой участок города, по обе стороны Елисейских Полей. И очень ненадолго – через пару дней они снова покинули Париж. Такое впечатление, что для пруссаков главной целью этой бутафорской оккупации была возможность пройтись победным кавалерийским маршем через Триумфальную арку вниз по Елисейским Полям.

Парижане выказали вражеским солдатам полное презрение: окна были наглухо закрыты ставнями, магазины не работали, и кордон солдат местной гвардии строго следил за тем, чтобы оккупанты не выходили за пределы своего сектора. Когда группа безоружных пруссаков направилась в Лувр, это вызвало гневный протест общественности, и предполагаемый визит победоносных генералов в Дом инвалидов был отменен.

В результате ненавистные захватчики ушли из города несолоно хлебавши, и французский министр внутренних дел, Эрнест Пикар, поблагодарил население. В присутствии врага, сказал он, «поведение парижан было выше всяческих похвал. Повсеместно и в одночасье захлопнулись двери всех общественных зданий, фабрик и магазинов». Как же это не похоже на то, что произойдет в 1940 году, когда многие cafés, кабаре и бордели Парижа приветливо распахнут двери перед правнуками этих пруссаков.

Если франкофилы вроде Берти надеялись на скорое возвращение к привычной жизни в Париже, то их ожидало сильное разочарование. Еще до того как пруссаки вывели все свои войска из Франции, в стране были проведены парламентские выборы, и подавляющее большинство населения проголосовало за депутатов-роялистов. Это было типично французское противоречие – новую, Третью республику возглавили те, кто хотел вернуть на трон короля.

Президентом был избран Адольф Тьер, семидесятитрехлетний государственный деятель, женатый на старшей дочери своей любовницы, что позволило ему влиться в богатую банкирскую семью и обзавестись роскошным парижским особняком. Тьер служил министром внутренних дел при короле Луи-Филиппе, так что нынешнее вхождение во власть стало для него «возвращением в будущее», и парижане, считавшие, что они, пережив осаду, защитили свои республиканские завоевания, отказались принять этот политический выбор, презрительно называя новое правительство «сельским парламентом».

Депутаты Национального собрания намек поняли и переехали в Версаль, что лишь накалило обстановку – это что же, парламент республиканский, а заседает в логове королевской власти? Парижские пролетарии знали (а если кто не знал, тому напомнили левые радикалы), что предыдущие три революции – 1789, 1830 и 1848 годов – закончились империей или монархией, и на этот раз не собирались повторять прошлых ошибок. В марте 1871 года город избрал Коммунальный совет[222] и перешел на самоуправление. Началась La Commune[223].

К сожалению, город по-прежнему оставался во вражеском кольце. Пруссаки, выступавшие против идеи Французской республики, немедленно освободили 60 000 пленных и передали их вместе с артиллерией президенту Тьеру. Совершенно неожиданно у роялистов появилась большая, хорошо вооруженная армия.

Военные действия между правительством Франции и жителями столицы начались 17 марта 1871 года, когда Тьер послал отряд солдат, чтобы забрать парижские пушки с холма Монмартр. Миссия провалилась главным образом потому, что военные устроили братание с парижанами, которые возражали против захвата пушек на том основании, что это из их налогов было оплачено производство орудий во время прусской осады, и непонятно, с какой стати они должны отдавать свое добро. Генералы, возглавившие миссию, были взяты в плен и расстреляны. Это стало фактически объявлением гражданской войны.

В течение следующих двух месяцев продолжалась вторая осада Парижа, и правительственные войска вместе с Communards[224] снова пережили все ужасы прошлой зимы. Правда, на этот раз около половины населения покинуло город, предоставив пролетариату самому разбираться с обороной.

Состоятельные жители Больших бульваров не собирались участвовать в популистском восстании. Чиновники бежали, решив, что лучше держаться людей из Версаля, которые хотя бы выплачивают зарплату. Покинули город и другие представители среднего класса – юристы, учителя, хозяева мелких предприятий. Париж остался во власти рабочих, мелких лавочников, политиков левого толка и антироялистов обоего пола, которые еще недавно с оружием в руках защищали город от пруссаков. Они начали выковыривать булыжники из мостовых наполеоновских бульваров и возводить уличные баррикады. На фотографиях того времени мужчины и женщины позируют рядом с пушками, что выстроились вдоль улиц, по которым сегодня прогуливаются парижане, совершая излюбленный шопинг. Бросаются в глаза чистенькая униформа коммунаров и аккуратно сложенные груды булыжников. Но эта благостная картинка сохранится ненадолго.

Парижане, бежавшие из города во время Коммуны, вероятно, поступили мудро, поскольку все указывало на то, что безумие классовой паранойи распространялось стремительно – всех подозреваемых в антикоммунаровских настроениях революционный суд приговаривал к смертной казни. Художник Огюст Ренуар, известный своими портретами пухлых дамочек и солнечными пейзажами, едва не стал жертвой этой карательной юстиции. Он поначалу покинул Париж, но вернулся в мае 1871 года; и вот, когда художник безмятежно зарисовывал прибрежный пейзаж, его арестовали солдаты Commune, заподозрив в том, что он составляет карту местности для врага. Ренуар чудом избежал расстрела – вовремя вмешался другой коммунар, которому импрессионист спас жизнь, отдав свой рабочий халат и кисть, чтобы тот мог притвориться безобидным художником, когда за ним гнались солдаты Тьера.