Читаем без скачивания Самый французский английский король. Жизнь и приключения Эдуарда VII - Стефан Кларк

Но даже если и так, суровый врачебный вердикт, должно быть, стал тяжелым ударом для Берти. Сегодня мы бы тотчас задумались о контрацепции, но в 1871 году не было иного средства предотвращения беременности, кроме как воздержание. В Англии супружеским парам был доступен только coitus interruptus[229]. Резиновые презервативы появились в начале 1850-х годов, но ранние модели были толстыми, как кухонные перчатки, и мужчины прибегали к ним, когда занимались сексом с проститутками. Кстати, это была одна из причин, почему «ходоки» вроде Берти предпочитали замужних любовниц. Досадную оплошность можно было списать на мужа (хотя Берти эта политика выйдет боком, как мы очень скоро узнаем).

Французские cocottes высокого класса беременели довольно часто, поскольку в деле предохранения их единственным помощником оставалось биде. Презервативами они не пользовались. Неудивительно, что реальной проблемой становились нехорошие болезни, и если Наполеон Бонапарт первым делом легализовал проституцию во Франции, то исключительно ради того, чтобы женщины находились под постоянным медицинским наблюдением. И гарантия безопасного секса стала еще одним стимулом для плейбоев-туристов, хлынувших в Париж.

Хотя Александра была не слишком искушенной в вопросах секса, о похождениях своего мужа она знала и, должно быть, догадывалась об опасности подхватить от него сифилис. Ловеласу Берти повезло с такой терпеливой и кроткой женой. Но теперь, по предписанию врачей, его везению пришел конец.

Конечно, Берти был не из тех, кто стал бы убиваться по поводу обета безбрачия. К сожалению, отсутствие контрацепции почти сразу сказалось на нем самом. Одна из его любовниц, Сьюзен Вэйн-Темпест, близкий друг их семьи – она была подружкой невесты на свадьбе сестры Берти, Вики, – в течение нескольких лет числилась в донжуанском списке принца, когда в сентябре 1871 года объявила ему о том, что беременна. Она была молода – тридцать два года, – но уже вдова, и это означало, что виноват любовник, если только викторианское общество не верило в возможности непорочного зачатия среди высшего сословия.

Берти договорился о визите к врачу, который, как известно, делал аборты. Но беременность Сьюзен зашла слишком далеко, и врач отказался. Тогда Берти решил, что надоедливую любовницу необходимо сослать куда-нибудь подальше. Не во Францию, куда он отправил Бланш де Караччоло (чтобы снова навещать ее тайком), но в более прозаическое местечко, Рамсгейт, где Сьюзен и поселилась вместе со своей горничной, которая тоже была беременна (quelle côncidence)[230]. Сьюзен посылала Берти душераздирающие письма, умоляя лишь о единственной прощальной встрече, но он их игнорировал, и о ребенке, если он родился (есть подозрения, что доктор все-таки сделал аборт, несмотря на опасность), так никто и не слышал. Возможно, горничная объявила младенца своим, не догадываясь о его королевском происхождении. Не исключено, что он умер в младенчестве, как это часто бывало. В любом случае, вся эта история продемонстрировала безжалостность Берти, которую можно объяснить лишь его ужасом перед тем, что правда выйдет наружу. В 1871 году его репутация (как, впрочем, и британской монархии) висела на волоске.

Годом ранее имя Берти фигурировало в бракоразводном процессе. Это скандальное событие было спровоцировано сэром Чарльзом Мордаунтом (тем самым, который застрелил пони на лужайке) после того, как его жена призналась, что родила ребенка не от него. Она сделала это в приступе паники, опасаясь, что у новорожденного проявятся признаки сифилиса. Нарушая главное правило высшего света, которое предписывало решать семейные проблемы тайным расставанием, зубовным скрежетом или убийством домашних питомцев, сэр Чарльз подал на развод по причине неверности жены, передав суду целый список имен возможных виновников. Вызванный повесткой, Берти был вынужден предстать перед судом, чтобы отрицать – в стиле Клинтона – связь с этой женщиной. Судья ему поверил, но пресса, как и следовало ожидать, принялась смаковать подробности.

Примерно в то же время, как Сьюзен Вэйн-Темпест отправилась в изгнание, Берти пришлось разбираться и с письмами Баруччи[231] – записками, адресованными парижской кокотке. Тот факт, что он заплатил шантажисту огромные деньги, подтверждает его горячее желание избежать огласки в газетах.

Берти находился под огнем прессы и из-за своих безумных трат на приятные роскошества. Отлученный от Франции, в то лето он развлекался в казино на немецком спа-курорте Бад-Хомбург (с симпатиями во франко-прусском конфликте было покончено), и ходили слухи, что он здорово проигрался. «Рейнольдс Ньюспейпер», охочий до скандалов английский еженедельник, принадлежащий борцу с привилегиями по имени Рейнольдс (ожидаемо), пригвоздил Берти к позорному столбу за то, что он швырял на ветер золото, «добытое потом и кровью британского рабочего человека, в то время как сам не наработал и на полпенса». Заголовки о «королевских особах, проматывающих наши деньги, пока мы голодаем» – сильные аргументы в пользу республиканизма в любое время, и XIX век не был исключением.

Кампанию, призывающую к созданию в Британии республики по образцу французской, возглавляли активист радикального либерального движения Джозеф Чемберлен (отец будущего премьер-министра, Невилла, который в 1938 году подпишет с Гитлером печально известный документ[232]) и депутат-либерал парламента Чарльз Дилк, из уст которого звучали настойчивые призывы положить конец «политической коррупции, которая царит в нынешней монархии». Эти воинственные молодые политики и их партии были решительно настроены реформировать консервативную Англию, и публичная порка была эффективным инструментом в их арсенале, особенно когда мишенью оказывался Берти.

Пока слухи о амурных похождениях принца и его азартных играх в Германии ширились и обрастали красочными подробностями, Берти навлек на себя еще больше неприятностей, пригласив к себе в Сандрингем боксера. Нас, живущих в век селебритократии[233], этим не удивишь, но в 1871 году профессиональный бокс в Англии был под запретом. Хотя поговаривали, что принц Уэльский и его дружки-аристократы были частыми зрителями этих кровавых боев без правил и перчаток и спускали там немалые деньги, делая ставки. Приглашением боксера, солдата по имени Чарли Буллер, в свою загородную резиденцию Берти лишь подтвердил слухи и доказал – по крайней мере, в глазах республиканцев, – что он выше законов своей страны.

Возможно, вся эта бравада была вызвана тем, что принца лишили Франции, которая с юношеских лет служила ему отдушиной. А может, так он пытался заглушить боль от потери ребенка и сознания того, что и Александра отныне потеряна для него как женщина. Как бы то ни было, Берти шел по канату над Ниагарой общественного мнения и осенью 1871 года был, как никогда, близок к тому, чтобы сорваться вниз.