Читаем без скачивания Собрание сочинений в десяти томах. Том девятый. Ave Maria - Вацлав Михальский

Та приветствовала гостью на ломаном французском и окинула с головы до ног таким неожиданно дерзким, прицельным взглядом, как будто свою соперницу. На несколько мгновений обе женщины вдруг помолодели несказанно. Словно коснулись друг друга два оголенных электрических провода, произошло короткое замыкание, и в его вспышке на лица обеих вернулась юная свежесть, и непреклонная гордыня, и полудетская спесь.

«Господи, что с ней? Как ревнивая пятнадцатилетняя девчонка!» – удивилась своей старшей подруге Мария.

Лулу покраснела, ее фиалковые глаза сузились, в них мелькнул звероватый огонек готовой постоять за себя невинности.

«Неужели Мишель рассказал Лулу, что он сватался к нашей Нюсе? Не может быть… но как они почуяли друг друга? Сквозь какую толщу времени… О, женщины!»

Конечно же, Мария решила правильно: Мишель никогда и ничего не говорил своей Лулу о тете Нюсе. Если бы Лулу знала, что когда-то ее Мишель официально сватался к тете Нюсе, то она бы точно не поехала на Лазурный Берег. Это было уж слишком, оказаться между двух огней: ей вполне хватало и того страха, который она испытывала перед Марией в молодости и который она с трудом сумела подавить в себе накануне поездки.

Мария отвела приехавших на ту половину дома, где еще недавно гостил новообращенный в ислам доктор Франсуа и откуда особенно отчетливо в предрассветной тишине слышался его гортанный молитвенный шепот.

– Яка гарнэсенька та Лулу, – как ни в чем не бывало встретила Марию тетя Нюся. – Я таки очи, ну, фьялковы очи! Токи раз бачила на Херсонщине!

– А какая тебя муха укусила? Чего ты вызверилась на эту гарнэсеньку?! Она что, у тебя жениха отняла?

– Я вызверилась? Да ты шо, Маруся?! – попробовала изобразить оскорбленную невинность тетя Нюся, при этом, правда, не глядя в глаза Марии.

– Нюся, не крути! – с улыбкой пригрозила ей та пальцем.

– Ой, крутю! – засмеялась тетя Нюся. – Крутю – то правда. А яка муха? Та бис ея знае? Сама не пойму.

– Ладно, – примирительно сказала Мария, – хоть теперь веди себя прилично.

– Буду, – радостно пообещала тетя Нюся.

– Да, глаза у нее бесподобные, и кожа на лице, на шее еще очень живая. И где эту Лулу откопал наш тихий Мишель? Он всегда говорил о ней как-то вскользь, явно чего-то недоговаривая. Но, кажется, Лулу такой открытый человек, что сама все выложит без расспросов.

За окнами стемнело. Через полчаса Мишель и Лулу вышли из своей половины дома в общую гостиную к Марии и тете Нюсе.

– Пойду накрою на стол, – сказала тетя Нюся, удаляясь на кухню. – Камин разжечь? – крикнула она, проходя через столовую.

– Обязательно! – крикнула ей в ответ Мария и тут же обратилась к гостям: – Мадам Нюси говорит, что Лулу прекрасна, я горячо ее поддерживаю. – Лулу замешкалась в дальнем конце гостиной, у рояля, а Мишель подошел к Марии, и она его тут же спросила шепотом: – А что же вы мне сказки рассказывали про то, как укачивает Лулу в машине?

– Виноват, – вполголоса отвечал Мишель, – были тому причины. Но вы с Лулу сами разберетесь между собой.

Лулу в этот момент, как бы между прочим, провела мизинцем по черной лакированной глади рояля – нет, пыли на нем не было, ни пылинки!

– Я первый раз в жизни вижу вашу жену, какая между нами связь? – негромко спросила Мария. – Между нами нет никакой связи.

– Есть. Но я умолкаю, это только ваше личное дело. Сугубо.

– А вы интриган, хотите оживить мои скучные будни?

– Хочу. И я привез целый ящик прекрасного винтажного Порто, вам на всю зиму хватит.

– Сегодня и начнем, – при виде подходившей к ним Лулу громко сказала Мария. – Поужинаем, посидим у камина, понежимся сладостным Порто – я так полюбила это вино!

– Нам лучше не ужинать, – сказала Лулу, – часа два назад мы так плотно пообедали в придорожной таверне, что вы ужинайте, а мы посидим за компанию, да, Мишель?

– Хорошо бы, – согласился мсье Мишель, – от Парижа и до Лиона лупил такой дождь, что мы еле-еле плелись.

– По правде говоря, и нам хорошо бы обойтись без ужина, – неожиданно поддержала супругов Мария, – тем более что уже такая темень, что и не погуляешь перед сном. Нюся у меня вообще никогда не ужинает.

– Замечательно! – обрадовалась Лулу. – Тогда давайте сразу пьянствовать у камина! Наконец-то я попробую это португальское вино.

И ужинать не ужинали, и «пьянствовать» тоже как-то не получилось, хотя Порто и был очень хорош. После первых же глотков ароматного вина Мария заметила, что хорошенькая Лулу давит в кулачке сладкий зевок.

– А может, дорогие Лулу и Мишель, вы пойдете отдыхать, а завтра попьянствуем со свежими силами? – предложила Мария.

Гости с удовольствием согласились и отправились на свою половину.

Мария и Нюся еще посидели часок перед камином, потянули Порто из красивых бокалов, поговорили о том о сем, что называется, с пятое на десятое, как могут говорить без напряжения только очень близкие люди.

– Славная женщина Лулу, – печально сказала Мария, – как жаль, что даже такие красивые стареют.

– А шо значить той ислам? – вдруг спросила тетя Нюся, видимо, этот вопрос давно засел у нее в голове.

– Ислам в переводе с арабского – смиренный.

– Затурканный чи шо?

– Нет, не затурканный, а смиренный – с миром согласный, достигший смирения как духовной гармонии. Это тебе понятно, Нюся?

– Понятно-то понятно, Мария, да чего-то не все понятно.

– Тебе непонятно, а вот Франсуа стало понятно.

– Дай ему Бог, кто ж против, но я свою веру не поменяю, – твердо сказала тетя Нюся.

– И я не поменяю, но нас никто не заставляет. Вера в Бога – дело настолько личное, что, кроме самого человека, тут никто ничего решить не в силах. Ты писателя Чехова знаешь? Помнишь, я тебе «Каштанку» вслух читала и ты плакала?

– Помню.

– Писатель Чехов примерно так сказал, привожу по памяти: «Между понятиями “нет Бога” и “есть Бог” лежит огромное поле, и пройти его каждому человеку нужно одному». А еще мне нравится, как сказала наша императрица Елизавета Петровна: «Я не прорубаю окна в чужие души». Императрица и та понимала, что даже ей это не по чину. А многие любят лезть в чужие души, как к себе за пазуху…

– Мы с тобой не лезем, – помолчав, сказала тетя Нюся.

– Не лезем, поэтому и любим друг друга.

– Поэтому тоже, – после долгой паузы согласилась тетя Нюся. – Слухай, а шож получается, теперь его не рядом с Клодин, а на другом кладбище заховают?

– Конечно, у православных христиан свои кладбища, у католиков свои, у мусульман свои, у иудеев свои. А чего это тебя беспокоит?

– Да так, к слову пришлось, – отворачиваясь от Марии, на чистом русском языке и даже с какими-то не свойственными ей интонациями в голосе сказала тетя Нюся. Мария знала, что эти интонации появляются в голосе ее компаньонки всегда, когда она хочет замять разговор.

«Видно, о многом успели переговорить они с Франсуа за картами, – подумала Мария, – “как туман на рассвете чужая душа”. Что ж, это в конце концов право каждого иметь свою тайну и оберегать ее даже от близких».

– А ты представляешь, Нюся, пошла бы ты за Мишеля и не послал бы ему Бог Лулу? – нарочито переменила тему Мария.

– Плохо было бы всем, кабы я согласилась: и тебе, и мне, и ему, и Лулу, а так всем хорошо! – с облегчением засмеялась тетя Нюся, довольная тем, что разговор переменил русло и Мария не допытывается про доктора Франсуа. Поняла и не допытывается, а что-то она поняла – это точно. – Вот что, Маруся, когда помру, ты отвези меня к моим на это Сен-Сен…

– Сен-Женевьев-де-Буа. Но что-то ты рано погребальную песню заводишь?

– Может, и рано, но ты обещай?

– Обещаю, – сказала Мария бесстрастно, и разговор погас.

Пахучие яблоневые сучья в камине прогорели, подернулись пеплом, сквозь который кое-где еще просвечивали красные угольки, но их становилось все меньше, а топка камина делалась все темней и темней, хотя тепло еще шло из нее. В первый раз в жизни Мария Александровна подумала о месте, где ее захоронят. «В Париже и под Парижем не хотелось бы. В Россию путь закрыт. Поехать в Америку к Аннет, Анатолию, Лавру? Нет, там все чужое. Может, в Тунизию…»

– Пийшли, Маня, спати, – прервала ее размышления тетя Нюся, которая сама же на них и натолкнула.

– Спать, говоришь? Пожалуй.

Спали все сладко и долго, а когда проснулись, то порадовались полосам солнечного света, гуляющего по комнатам вместе с раздувающимися под свежим утренним ветерком легкими кружевными занавесями, порадовались теплу и свету нового дня. Такое утро было особенно приятным оттого, что последние две недели часто лил дождь и солнце едва проблескивало, как правило, на закате, как в тот день, когда доктор Франсуа и Мария увидели между небом и морем зеленую полосу.

С той половины дома, что предназначалась гостям, послышался звонкий, хотя и негромкий, голосок Лулу, напевающей какую-то французскую песенку – что-то про ручеек на опушке леса.