Читаем без скачивания Держава (том третий) - Валерий Кормилицын

После церкви, с ветерком прокатив по Рубановке, проехали под мокрой от дождя аркой, и Максим Акимович велел остановить ландо у корявой, тёмной от дождя акации, неизвестно зачем поклонившись памятнику конногвардейца.

На этот раз Глеб не засмеялся, а подойдя, погладил скульптуру.

Максим Акимович вздрогнул от удивления, увидев на каменных ступенях парадного подъезда маленького мальчишку — точную копию старшего сына в детстве.

«Привидится же», — поднялся по ступеням, столкнувшись с выскочившим из дверей старостой.

— Максим Акимович, — кинулся тот целовать генеральскую руку, попутно сумев пустить лицемерную слезу. — Как обрадовался, получив от вас телеграмму.

— Ну хватит, хватит руку мусолить, — добродушно заворчал Рубанов. — А что за мальчишка давеча здесь стоял?

— Да это Настасьин сынок. Вместо нянюшки вашей бабу к дому приставил. Убраться, сготовить что–нито…

— И без неё сготовим, — упёрла руки в бока Марфа. — Антип, чего встал, тащи вещи в дом, — решила назначить себя на место ключницы–домохозяйки.

— А вот и Настя, — кивком головы староста, и по–совместительству — волостной старшина, указал на высокую чернобровую женщину в кумачовом сарафане и белой кисейной рубахе.

Отец с сыном невольно залюбовались её свежим белым лицом и высокой грудью.

Когда, поклонившись приезжим, она стала подниматься вверх по лестнице, мужчины, затаив дыхание, наблюдали за игрой покачивающихся бёдер.

Перебросив заплетённую в две пряди косу за спину, она взяла за руку подбежавшего мальчишку, и они скрылись из глаз в одной из комнат барского дома.

— Хороша–а! — отчего–то застеснялся Максим Акимович, удивившись себе.

— Сударыня–барыня! — подтвердил сын.

— Баба — высший сорт, суперфлюс! — поставил свой диагноз староста. — И походка — словно маятник на часах. Серьёзна и недоступна. Сынишку до беспамятства любит и балует, чем может. Денисом паренька назвала. Шесть лет ужо дитяти, — пошёл впереди, указывая приготовленные гостям комнаты.

— Водки прикажете подать? — с безнадёгой в голосе, громко поинтересовался у господ Ефим.

— Геть отседова! Сперва самовар поставлю и поснедаем, — шуганула конюха Марфа. — Водовки ему, вишь, захотелось, — доставая привезённые припасы, ворчала она.

— Ох, красота и лепота, — потянулся Максим Акимович, растворяя затем балконную дверь, и с трудом удерживая её от порыва расшалившегося ветра, принёсшего в комнату влажность из сада и запах осени: «Кто охоты собачьей не любит, тот в себе душу заспит и погубит, — напрягшись, захлопнул дверь. — Чего–то Некрасов на ум пришёл?! — поразился он. — Думаю, что к удачной охоте. Только вот кроме рыжего пса, собак боле не имеется… Приобрету у кого из местных помещиков гончака либо борзую, — стал переодеваться в халат. — А мальчишка как на Акима в детстве похож, — вспомнил парнишку и задумчиво покачал головой. — Да дети — все друг на дружку похожи, — сделал вывод. — А мать его — красавица! Статная женщина. Эх, мне бы годков десяток скинуть… Или пяток хотя бы, — полюбовался садом за окном. — Теперь наше дело — охота!..»

— Самовар готов, ваше превосходительство, — по привычке щёлкнул каблуками Антип, прежде постучав в дверь. — Прикажете подавать?

— Подавайте, подавайте, сейчас будем с сыном.

В столовой весело горел камин, рисуя отблески огня на стене.

Над столом с пыхтящим самоваром ярко светила лампа с зелёным абажуром.

Марфа, недовольно косясь на молодую женщину, внесла с кухни испечённый пирог.

Настасья, опустив голову и глядя на скатерть, раскладывала тарелки, вилки и чашки.

Хлопнув дверью и чертыхнувшись, в столовую влетел Глеб и кинулся к камину греть руки.

— Не холодно, но ветер, — обращаясь к отцу, но глядя на Настю, громко сообщил прогноз погоды. — Даже замёрз, пока по саду прогулялся и конюшню осмотрел. Григорий Иванович Косой с Ефимом на совесть за лошадьми приглядывают, — услышал, как молодая женщина смешливо фыркнула.

«Чем, интересно, даму развеселил?» — направился к умывальнику ополоснуть руки. — Рыжий Трезор для знакомства облизал.

— Ну да, как мне — рыжий староста, — покивал головой, пока молодая женщина, ловко нарезав, раскладывала по тарелкам куски пирога. — А где ваш сынишка? — и, не дождавшись ответа, закончил, — пусть с нами ест. Скучно одному–то, без друзей–товарищей, — не заметил, как вспыхнув лицом, Настасья благодарно улыбнулась на его слова.

Глеб, нарушив заповеди мадам Светозарской, поскрёб пальцем затылок, потом почесал ухо и задумчиво глянул на даму.

Поймав мужской взгляд, она смутилась и стала разливать по чашкам заварку из цветасто крашенного фарфорового чайника.

— В деревне можно и с вареньем пить, — поджала губы вошедшая с подносом Марфа. — Настя наварила за лето.

— Ни я одна, помощницы были, — улыбнулась поварихе.

«Да вроде бы — ничё девка… Не наглая и скромная… Ни то что эта стервь — Камилка».

К обеду следующего дня один за другим прибывали гости.

Первым приехал ильинский помещик. Следом — чернавский барин с женой и дочерью. Последним прибыл предводитель уездного дворянства с супругой.

— Имею честь рекомендоваться, — самоваром пыхтел толстяк–предводитель, — местный землевладелец, титулярный советник Полстяной Зосима Миронович. Консерватор и патриот, ни то, что многие земцы, — мял руку генералу. — Когда Витя паковал чемоданы, в Америку ехать, я так и подумал, что Россию продаст, — затронул больную тему. — А это супружница моя, — спохватился, отступая на шаг, — Пелагея Харитоновна, — указал на худую женщину с высокой причёской. — Хранительница очага, — чуть подумав, добавил он.

Коснувшись губами дамской руки, Максим Акимович пригласил общество за стол, вспоминая, как же зовут соседских помещиков.

Те, думая, что давно знакомы, не представились.

— Мелкопоместные не решились к вам ехать, — после первой рюмки сообщил чернавский барин.

— А губернатор, видимо, прослышал, что в отставку подал, и решил не рисковать, — засмеялся Рубанов.

— В отставку выходите? — изумился ильинский помещик. — Вот славно. На охоту станем ездить, — обрадовался он. — А то ведь Тавелев Фадей Михалыч ни в какую не хочет, — кивнул на чернавского барина.

— Стар я стал — охотиться.

— Да и радикулит у батюшки, — отмела поползновения соседа бдительная супруга. — Доживёте, Севастьян Тарасович, до его летов — погляжу на вас, — ворчала она.

«Ага! — отметил для себя Рубанов–старший. — Чернавский — Тавелев, а ильинский — Севастьян Тарасович. Фамилию не назвали.

— А я вот охочусь — охочусь, но не худею, — прожевав, вздохнул предводитель.

— Как же вы похудеете, свет мой, коли перед охотой целую телегу с провизией наперёд посылаете, — аккуратно обгладывала куриное крылышко его супруга.

— Я пятерых волков самолично взял, — гордо выпятил жирную грудь.

— Да–да–да! — отложила обглоданное крылышко, аккуратно вытерев салфеткой губы. — Зайцы животики надорвали от смеха, прошлогоднюю вашу охоту вспоминая, — напропалую язвила Пелагея Харитоновна, поглядывая на супруга.

Аппетит у того, от насмешек, ничуть не уменьшился.

— Я‑то ещё что, а вот папаня мой в старые года какие своры держал… И-их! — мечтательно взвизгнул он. — До сотни собак… И борзых и гончих. Пойнтеров разных и сеттеров — терпеть не мог. Как и охоту на болоте.

— А сынок наоборот — как выпь на болоте сидит, — лениво отхлёбывала чай супруга. — Лучше бы музыкой увлеклись.

— Так я в честь твоей музыки собачек и назвал: Фагот и Флейта.

— А ещё двух сеттеров — Орало и Будилка…

— Это в честь ключницы, — выкрутился супруг. — Какие голоса у псов музыкальные были. Звонкие, да с заливом…

— Теперь жирного поесть, да с подливой, — оглядела необъятный супружеский живот. — Сам у стола, а спина в стену упирается.

«Правильно одну из собачек назвал», — подмигнул сыну Максим Акимович. — Настасья, подавай дамам кофе, а мы с господами в кабинете покурим и ружья поглядим.

— Погода сейчас прекрасная, — загремел стулом предводитель, — только на охоте и быть. Угощу вас скоро, Максим Акимович, вкусной охотой… Ох ты! — восхитился он, взяв двустволку. — «Чарльз Ланкастер». Знатное ружьецо.

— «Лебо» лучше, — прицелился через окно в сидящую на дереве ворону ильинский помещик. — А у меня простая бельгийка с фабрики Генри Пипера. И хотя стоит дешевле тульского куркового ружья, однако лупит кучно и точно.

— Курите, господа, — раскрыл коробку с сигарами Рубанов–старший и достал из ящика стола непочатую бутылку коньяка, подумав: «Здесь–то я от кого прячу? Сила привычки». — Вот шикарный «русский винчестер», — указал бутылкой на одностволку. — Рядом с ней «русский ремингтон». Ижевский фабрикант Петров выпускает.

— Наши ежели возьмутся — не хуже иностранных образцы получаются, — похвалил отечественных оружейников предводитель дворянства, отдуваясь и икая.