Читаем без скачивания Принц и Ида 5. Новая кровь (СИ) - Вальц Карина

— Я не зря спрашивала, что случилось, — ответила Рьяна, глядя мне в глаза. — Связь с мертвыми оборвалась, по крайней мере, я не смогла их почувствовать и взять под контроль. Ни одного из тех, что лежали вокруг вас. Хорошо бы исследовать их кровь, чтобы понять… но ученых среди нас нет. Надеюсь, университет отреагирует на случившееся и кого-нибудь пришлет.

Слова Рьяны повисли в воздухе.

Выходит, это не сивиллы отступили, а… им пришлось, ведь связь исчезла? Я думала, их напугала летящая вверх земля, но правда: чего бояться? Все летит на головы мертвецам, а уж они выдержали бы. Меня следовало добить, это логично… но не получилось из-за разрыва связи.

— Вы еще хотите осмотреть лагерь? — Рьяна изобразила вежливую улыбку, хотя думала явно о другом. — Если да, то пройдемте, иначе скоро стемнеет.

Я бы предпочла еще посидеть под навесом, попить водички и в себя прийти. Меня не отпускало, все эти мертвые игры заставляли нервничать и ерзать на месте. Впервые я поняла Яниса, который когда-то жаловался на некромантию и не мог собраться в кучу… кто бы мог подумать, что мне придется на его месте побывать. Я знала о науке, знала о мертвых, я все знала… но знать и чувствовать связь с землей, при этом не понимая, как этим чувством управлять… страшно совершить ошибку, сделать что-то не так. Некромантию можно изучить, как и другие отрасли мертвой науки, а у меня учебника нет и не будет. Не будет рядом учителя, который направит и подскажет, как делать правильно, а как не стоит. Ничего не будет.

Пора заканчивать с нытьем, ведь дальше могут случиться вещи и похуже. Но роль Новой Крови страшила своей неотвратимостью. Возможно, поэтому я так нервничала и не могла взять себя в руки.

Когда-то мы с Дарланом фантазировали о будущем, которого ни у одного из нас не будет. Надо мной висело смертельное пророчество, над ним… его мутная личность, не способная жить как нормальные люди. Но каким-то невероятным образом наши фантазии о будущем двигались в одном направлении — в сторону жизни обычной, лишенной интриг Храма, заговоров противников короны, политических переговоров. Земля даровала мне новую жизнь, это правда. Но лишила этой простой мечты, ведь роль Новой Крови обязывает быть в центре всех событий. Отныне и… до конца.

Рьяна водила меня по лагерю, что-то рассказывала… ее история была складной, заранее подготовленной, и сильно отличалась от тех ужасов, что поведал ранее Шим. Поначалу я думала, что это театральное представление для меня лично, но потом поняла, что Рьяна вполне себе искренна, хоть и недоговаривает. Ей нравится лагерь и нравится его история, нравится рутина, строгий порядок, мертвые и планы по отражению атак. Вопрос угла восприятия, не более. Кому-то жизненно необходимо чувствовать себя важным, незаменимым. Делать великое дело. Карабкаться вверх, завоевывать титулы и награды. Кто-то в этом лагере на своем месте, и появление Новой Крови этим людям как кость в горле.

Не знаю, что за план у Мертвой Земли, но она безжалостно кинула меня в гущу событий, туда, где меня никто не ждал. А ведь есть еще Александр… король. Настоящий король Мертвоземья, Гранфельтский, повелитель мертвых. Что будет с ним, с нами? И это лишь один из множества назревающих вопросов.

Рьяна старательно выполняла свою задачу: рассказывала, показывала, но я шла за ней и думала обо всем том, что грядет. Лагерь прошел мимо меня. Кажется, мне не показали ни одной ямы с мертвыми, не рассказали об экспериментах Хакона Армфантена… но все это я только отмечала, запоминала как факт. Меня ничего не трогало, кроме мыслей о будущем. Они навалились так резко, взлетели в голове вместе с комьями мертвой земли, и теперь летали в безумной лихорадке.

— Ваше величество! — голос Рьяны заставил вздрогнуть и сосредоточиться.

Перед нами стоял Хал, его лицо ничего не выражало, но смотрел он на меня так, словно все на свете понял. Обычный его взгляд, как всегда невыносимый, но от него неотделимый.

— Я продолжу сам, — обратился он к Рьяне.

— Конечно, — она еще раз кивнула и ушла по тропе.

Мы с Халом остались вдвоем. Его взгляд потемнел ровно настолько, чтобы я поняла: он уже все знает.

ГЛАВА 20. Карты расскажут правду

Человек нуждается в драматизме и сложных жизненных переживаниях. Если в своих достижениях, пусть и великих, он не находит удовлетворения, то сам создает для себя драму разрушения.

Из наблюдений альтьера Луциана.

Хал жестом пригласил прогуляться до берега.

Мы шли вдвоем, хотя впечатление может быть обманчивым. Вряд ли король может вот так запросто бродить в пограничном Аллигоме, не опасаясь за свою жизнь. Значит, у нас точно есть зрители.

К вечеру поднялся ветер, и чем ближе мы подходили к воде, тем более влажным и пронизывающим он был. Ноги вязли в песке… как ни странно, эта прогулка пошла мне на пользу, я перестала прокручивать в памяти произошедшее и видеть летящую вверх землю, и приняла все как данность. Невероятная скорость для девушки, что годами не могла отпустить принца и шагнуть в дальнейшую жизнь, пусть и короткую.

— Как твои переговоры? — устало спросила я. Усталость обрушилась от ощущения, что меня вот-вот поставят в угол за нехороший проступок, чтобы в другой раз неповадно было. А мне в угол не хотелось, и вообще… поздно со мной такие практики проводить. И показательно молчать тоже поздно. От лагеря мы давно отошли, а Хал все хмурился.

— Успешно завершились.

— Прямо-таки успешно?

Хал кивнул.

— Я и раньше подозревала, что у тебя невероятный дар к убеждению, но чтоб он был настолько хорош… — присвистнула я от неожиданности. — Судьи, надеюсь, мертвая наука не шагнула и в эту область? Махнул рукой — и все вокруг согласны на все, что его величество скажет, даже если это величество на днях оскорбило целую семью. Хотя… да, сейчас понимаю, что это глупость, иначе… — я притихла, решив не продолжать.

— Иначе что? — Хал криво усмехнулся. — Позволь угадать: ты решила, что такое средство я бы первым делом на тебе испытал.

— Ничего такого я не решила.

— Неужели?

— Возможно, я хотела это сказать, — пришлось сдаться, раз передо мной человек, имеющий привычку читать все мои дурацкие мысли. Делать ему больше нечего, в самом деле…

Мы дошли до воды и резво повернули в сторону города — волны бушевали нешуточные, а промокнуть насквозь не хотелось. Да и на берег выкинуло столько льда, что постоянно приходилось вилять.

— Хотела сказать, но передумала, потому что у нас любая неверная фраза — начало скандала?

— Не преувеличивай, я вообще скандалить не умею.

— А я не хочу.

— Ага, поэтому ты шел и драматично молчал половину дороги. Не забывай: мне тоже приходилось в театрах бывать, о драматических паузах наслышана. Но… Судьи, это глупо! — я усмехнулась и головой покачала, не веря, что из ничего мы оба смогли выжать практически ссору. Лучше остановиться, пока не поздно: — Так что там с переговорами?

Хал покосился на меня и вздохнул:

— Я понимаю, что ты делаешь и зачем. Этим же занимаюсь я сам, но разница в том, что я вижу, как это неправильно и что это путь в никуда, и стараюсь действовать иначе. Ничего страшного, если тебе хочется прямо сейчас назвать меня сволочью и послать подальше. Просто сделай это, Ида. Закричи, скажи, что лагерь — преступление против законов Мертвоземья, что ты зла и ненавидишь меня за увиденное. Ударь меня, в конце концов. Только не держи в себе и не подбирай мучительно слова, иначе каждый наш разговор превратится для тебя в пытку. Иногда лучше наткнуться на острый угол, просто чтобы узнать, что он существует, чем потом… все развалится из-за глупого страха наткнуться на острый угол.

Он был прав, конечно. Как иначе.

Хал всегда видел меня насквозь, понимал лучше, чем я себя понимала. Вот и сейчас сходу распознал мои слабые попытки уйти от неприятного разговора, как раньше распознал нежелание обсуждать прошлое. Потому что я правда боялась всех тех острых углов, что вопьются в кожу, а может, даже в сердце. Один скандал, другой, третий, бесконечные взаимные претензии… неужели мы по-другому просто не умеем и никогда не сможем? Хал прав, молчать вечность не получится, все неизбежно накопится и взорвется. Но что он предлагает взамен? Те самые постоянные скандалы? И эта альтернатива видится ему спасением? Или он полагает, что в какой-то момент острые углы перестанут вырастать перед нами каждый новый день?