Читаем без скачивания Второй вариант - Юрий Теплов

Начальство тоже сошло на землю. Савин не подошел к ним, но стоял поблизости и слышал, как главный гость выговаривал Мытюрину:

— Не понимаю, какие вам тут пригрезились сложности?.. Выгода очевидная. Даже представитель заказчика, которому вообще дела до этого не должно быть, звонил, доказывал правоту старшего лейтенанта. С партийных и государственных позиций подошел к этому человек.

Савин понял, что речь идет о Дрыхлине. И с грустной иронией по отношению к себе усмехнулся, вспомнив, как тот откровенничал в «Тайге», как предсказывал, что останется «в авторитете».

— Не понимаю, Мытюрин. Но хочу понять. Поехали!

Всего минут тридцать или чуть больше ушло на дорогу. Зимник привел их на галечную косу, где работал комплекс Коротеева. Все гудело, крутилось, двигалось. Безостановочно отползали от экскаваторов груженые самосвалы. В поле зрения не было ни одного бездействующего механизма, и Савин сообразил: спрятал Коротеев неисправные «Магирусы». А тот уже летел навстречу своим пружинистым, похожим на бег, шагом. На всю тайгу прогремел его бас: «Сыр-ра-а», хотя и смирно вроде бы некому было стоять. Сразу определил старшего и зычно спросил разрешения обратиться к Мытюрину...

Эльга была такой же, как и тогда, маскировала под снегом свою увертливость. Только галечная коса выглядела по-другому. Берег весь был изрезан и взрыт. Самый подходящий для насыпи грунт дала Ольгина река, и бульдозер деловито сгребал его в кучу. Тальник на той стороне был помят и прополот гусеницами, и следы от них хаотично расчертили редкую тонкоствольную рощицу.

— Как дела? — спросил председатель комиссии у Коротеева.

— Сменное задание выполняем в среднем на 120 процентов.

— Орлы, а, Мытюрин!

Они двинулись к самому берегу, вся свита, среди которой были Давлетов, Ароян, Савин.

— Где планируете мостовой переход, командиры? — спросил их высокий гость, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Пятьсот тридцать метров отсюда, — сухо доложил Давлетов.

— Так уж и пятьсот тридцать?

— Так точно.

— Поехали, посмотрим. — И не спеша тронулись по берегу Эльги.

Савин ждал, что вот сейчас, сию минуту он увидит крутояр, зимовье на нем, укрытое лиственничником, и молочный парок внизу от спящей подо льдом Эльги. Но не рвалась уже наружу река, успокоилась, верно, до весны. Зимовье же стояло на месте. Даже белый дымок над трубой почудился Савину. Ему захотелось рвануться с места и побежать к избушке, вот она — рукой подать! Но сдержал себя злым усилием, остановился вместе со всеми напротив утыканных голыми лиственницами двух скал. Только теперь они не напоминали ежей, лижущих снег, были просто нагромождением валунника, в расселинах которого росли деревья.

— Мостовой переход здесь, — сказал Давлетов.

— Подходяще, — согласилось начальство.

— Можно для начала поставить совмещенный, как на Бурее. Чтобы открыть автомобильное движение.

— Зачем нам здесь совмещенный мост? — возразил тот. — Время времянок ушло. Сразу капитальный — дешевле!

— Так точно, — сказал Давлетов.

— А вы что думаете, товарищ Мытюрин?

— Все зависит от поставщиков.

— Найдем и на них управу...

Савин почти не слушал, о чем они говорили. Дотронулся до стоявшего рядом Арояна:

— Разрешите мне отлучиться?

Замполит запрещающе качнул головой, но потом, видимо поняв, что происходило с Савиным, прошептал:

— Позже.

«Позже» наступило очень скоро, когда председатель комиссии весело сказал:

— Поехали!

— Разрешите обратиться? — остановил его Ароян.

— Что, комиссар?

— Старший лейтенант Савин нужен вам?

— Мне — нет. Для меня все ясно, — взглянул вопросительно на Мытюрина.

— В чем дело? — спросил полковник Арояна.

— Разрешите ему остаться на комплексе Коротеева?

— Пусть остается, если нужно.

— Тогда до свидания, орел! — подошел к Савину начальственный гость. — Спасибо за доброе дело! Корреспондентов натравлю на тебя. Не боишься? — Тряхнув Савину руку, он первый пошел обратно, ступая уверенно и по-хозяйски.

Давлетов, проходя мимо Савина, осуждающе покачал головой и сказал вполголоса:

— Сегодня же назад!

Не дожидаясь, когда они дойдут до карьера и повернут к тягачам, Савин развернулся и почти бегом бросился к зимовью.

Дверь в него была приоткрыта. Он остановился, чтобы перевести дух, глотнул воздуху и вошел. Конечно же, Ольги не было. Он знал это и раньше, был уверен в том, что ее нет. Нечего охотнику делать сейчас на этом участке. Но все же надеялся, потому что помнил, как говорил: «Ты меня жди». И она ответила: «Хорошо».

Но вот не дождалась, ушла. Куда ушла? Вверх по реке? Вниз? К дяде? В какой стороне стоят ее избушки?

В зимовье было холодно, пусто и голо. На нарах вместо сохатиной шкуры и ватных одеял валялась промасленная солдатская телогрейка. Возле печки была просыпана зола. Пустовала книжная полка и исчезла желтая табуретка. На столе были разбросаны засохшие корки хлеба и пустые консервные банки, в которых торчали окурки. Видно, кто-то из коротеевцев хорошо похозяйничал здесь.

Савин сел на нары и прикрыл глаза.

«Когда зашло солнце, Женя, не надо бежать за ним вдогонку», — произнесла тогда Ольга.

Что она хотела этим сказать? А вдруг прощалась? Вдруг насовсем?

Плывут по воде лебедушки, вытягивают белые шеи, выглядывая милого. Белые лилии сплетают венчальные венки. Ровные круги расходятся по воде свадебными хороводами...

«Пьяный лес», — сказала она. И Савин почти ощутил на своем лице ее узкую ладонь.

Лес не шевелился. В разбитое окошко зимовья были видны молоденькие березки, которые никак не напоминали веселых школьниц. На стенах серел иней, и в бревенчатых пазах заметно проглядывали лохмотья сажи. Из окна тянуло сквозняком...

Савин торопливо вышел наружу и, не отдавая себе отчета, куда идет, зашагал по цельному снегу, подсознательно помня, что тут была когда-то тропинка. Шел, черпая снег валенками, пока не остановился у расщепленной горелой лиственницы. Кормушка для глухаря Кешки была на месте. Савин заглянул в нее и не поверил глазам. Чуть припорошенные снегом, алели ягоды брусники. Видно, уходя отсюда, Ольга наполнила кормушку впрок. Но не прилетал больше краснобровый глухарь. А может быть, жахнули из ружья по нему, привыкшему к людям, как хотел когда-то жахнуть Дрыхлин. Вот и нетронутыми остались ягоды.

Савин медленно побрел в сторону галечной косы, откуда доносился скрежет и гул железа. Шел медленно, а в груди уже нарастало нетерпение: что-то надо было предпринимать, что-то срочно делать. Он еще не смирился с мыслью, что нет и не будет больше Ивана Сверябы. Да и можно ли смириться? Разве что свыкнуться. Не смирился, не свыкся, а вот уже и вторая боль рядышком. Ольга — боль, но не утрата, потому что она есть где-то, ждет где-то. Если человек живой и если искать его, то все равно встреча будет. Потому и хотелось Савину что-то предпринять, куда-то поспешить. Что и куда? Этого он пока не знал.

— Зачем ты убил Сверябу, автор? — спросил меня мой старый бамовский товарищ — подполковник Юрий Половников.

— А помнишь?.. — возразил я.

— Так ведь то случайность.

— Случай из жизни не выкинешь, даже нелепый.

Его жена, Таня, проработавшая на БАМе вместе с мужем от первого колышка до тепловозного гудка, сказала обиженно:

— Но ты же сам говорил, что все придумал. Ну и придумай по-другому!

Я пообещал. И не смог. Потому что видел обелиск у насыпи, хоть и с другой фамилией. Слышал песню «Километры», которую пели строители, хотя ее автора давно уже не было с ними. Держал в руках Диплом общетрассового фестиваля патриотической песни, которым штаб ЦК ВЛКСМ на БАМе наградил автора и исполнителей песни. А позже она как-то прозвучала по радио, то ли в самодеятельном, то ли в профессиональном исполнении — не понял. Но тихо порадовался, что жива песня, и дай судьба ей долгую жизнь!

А время, как вода в реке. Убегает без надежды вернуться. Отсчитывает секунды и километры. Посыпает пеплом горячие угли. Меняет человеческие характеры и поворачивает судьбы людей.

Глава V. «ИДИ ПО МОЕМУ СЛЕДУ, БОЙЕ!»

1

Проснулась по весне Эльга, ахнула от изумления и обиды, обнаружив взрытые берега и веселых, суматошливых людей. Забуйствовала, выплеснув хмельную силу на галечную косу, опрокинула и притопила на несколько дней коротеевский экскаватор. Но успокоилась, вошла в израненные берега и тихо терпела, омывая струями холодные рассветы.

Вышел на берег Туюна путеукладчик и прошагал, груженный рельсовыми звеньями, на запад почти два десятка километров.

А в распадке, который еще помнил последнюю Ольгину лыжню, росла с двух концов железнодорожная насыпь и должна была сомкнуться у кромки горелого леса.

Бородатые парни, в энцефалитках, из нового мостоотряда дробили на той стороне скалы, состригли с ежей иголки-лиственницы и поставили уже береговые опоры для будущего моста через Эльгу.