Читаем без скачивания Чудеса в решете (сборник) - Светлана Алешина

– Галина Дмитриевна, а что произошло в день гибели Насти? Вы помните? – спросила Лариса, не давая собеседнице углубиться в воспоминания и ностальгию по советскому прошлому.

Женщина с сожалением покачала головой:

– Нет, ничего не знаю и не помню. У нас обычно слышно, когда к соседям кто-то приходит. Но в тот день я, как назло, стирала белье и ничего не слышала. Потом уборку устроила и пылесосила все, что могла. А когда убираться закончила, пришел Николай – вот его я слышала, потому что как раз в магазин собралась. А тут слышу – с Настей беда. Я и про магазин забыла. Какое там!

– А что вы можете сказать о вашем соседе из однокомнатной квартиры? – спросила Лариса, имея в виду третью квартиру их секции, где наверняка и проживал тот самый алкоголик.

– Пьет, – кратко, с видимым сожалением ответила женщина. – А ведь какие золотые руки у мужика! Цены ему нет. Но увы! Лет восемь как стал пить, с тех пор, как жена с сыночком погибли в автомобильной катастрофе.

– Как его зовут?

– Сашка Шалеев.

– Сколько ему лет?

– Да где-то около сорока. А может, и больше. Выглядит-то он сейчас на все пятьдесят.

– Вы не знаете, где он сейчас находится?

– Не знаю, – ответила соседка. – Его уже с месяц не видно и не слышно. Может, к родным куда уехал. У него мать живет в Бурове, ее Марьей Трофимовной зовут.

– А адрес? – уточнила Лариса.

– Нет, не знаю, – ответила соседка Насти. – Да и зачем его знать? Бурово – это тебе не город. Там у любого спроси – кто-нибудь да знает, где тетя Маня живет. Она родилась там и всю жизнь прожила.

– Галина Дмитриевна, еще один вопрос: какой размер обуви носят ваши мужчины?

– У всех сорок пятый.

– Ну что ж, спасибо. У меня больше нет вопросов.

Лариса уже встала, чтобы уйти, когда соседка ее остановила:

– Это… дочка… Не знаю, надо тебе это или нет… Я в тот день, когда Настя померла, утром выносила мусор. Иду обратно и вижу – Сашка из своего балкона лезет на соседний, то есть на карякинский… Ах, думаю, стервец этакий!.. Не иначе украсть чего хочет! Ладно бы с балкона, а то у Карякиных дверь балконная была открыта, мог и в квартиру войти.

– Вы подтверждаете, что балконная дверь у Карякиных была открыта?

– Ну, милая… Я, может, и старая, но еще не слепая, – слегка обиженно ответила соседка.

– А что было дальше?

– Да ничего. Я хотела ему крикнуть, чтобы не баловал, да побоялась, что он с перепугу с балкона свалится. А потом подумала, что раз дверь открыта, значит, Настасья дома, и пошла своей дорогой. Это уж потом я узнала, что ее не стало.

– Вы считаете, этот Сашка мог убить Настю? – спросила Лариса.

– Нет, не думаю, – ответила женщина. – Он, конечно, пьяница, но не убийца. Может, я зря про балкон рассказала, может, вам и ни к чему? – вдруг обеспокоилась она. – Вряд ли это Сашка, зачем ему Настю убивать?

– Вы не беспокойтесь, мы во всем разберемся, – постаралась успокоить ее Котова. – Спасибо вам большое. У меня больше нет вопросов. До свидания.

– До свидания, – несколько озадаченно попрощалась с ней Галина Дмитриевна.

А Лариса поспешила на выход.

И едва она вышла на улицу, как сразу попала в поле внимания двух бабушек лет семидесяти: одна, более сухопарая, была в теплой кофте, а другая – пополнее, одета в летнее платье. Они сидели на лавочке и подозрительно рассматривали незнакомую им женщину.

– А ты, красавица, к кому приходила? – поинтересовалась бабушка в теплой кофте. – Чевой-то мы тебя здесь раньше не видели!

– Я приходила к Галине Дмитриевне, – доброжелательно ответила Лариса, присаживаясь рядом с ними на лавочку. – Вы здесь часто сидите?

– А чего нам еще делать? – ответила полная старушка. – Для нас лавочка – и театр, и кино, и концерт.

«И суд присяжных», – мысленно добавила Лариса, однако вслух спросила:

– Вы, наверное, знаете обо всем, что в вашем доме происходит?

– Знамо дело, – довольно ответила «толстуха».

– Я слышала, что в вашем доме на девятом этаже в начале апреля девушку убили. – Лариса попробовала забросить удочку.

– Убили. Было такое, – кивнула головой «толстуха».

– Да нет, не убили. Она сама чего-то там напилась или накололась, – поправила бабушка в кофте.

– Я слышала, что ее убили, – повторила Лариса.

– Может, и убили, – ответила «толстуха». – Долго ли сейчас человека убить? Телевизор вон как включишь: боже ты мой, там каждый день кого-нибудь убивают. Насмотришься – так ночь потом не спишь.

Котова показала старушкам удостоверение и спросила:

– В тот день, когда погибла Настя Карякина, никто из вас ничего не заметил подозрительного?

– Да ничего не заметили, – ответила полная. – Пожалели девчонку, поохали – и все.

– Меня интересует некто Александр Шалеев, – сказала Лариса. – Его соседка говорит, что он уже месяц не живет дома. Кто-нибудь из вас случайно не видел его? Где я могу его найти?

– Да он, наверное, у матери, – неуверенно ответила «толстуха». – В Бурове.

– Не-а, он, наверное, у Пашки, – возразила другая бабулька. – Это друг его, такой же пьяница.

– Вы знаете, где он живет? – спросила Лариса.

– Нет, не знаем, – дружно ответили бабушки.

– А ты его поищи, – посоветовала бабушка в кофте. – Пашка либо бутылки по мусоркам собирает, либо возле пивного ларька отирается.

Едва сдержавшись от того, чтобы не скорчить недовольную гримасу, Котова встала с лавочки:

– Спасибо вам за совет. До свидания.

– До свидания, – ответили старушки.

«Эх, милые бабушки!.. Знаете ли вы, сколько мусорок в нашем областном центре?!» – подумала Лариса, направляясь к своей машине.

Глава 5

Виталий Евгеньевич Павлов был человеком честолюбивым. С самого детства он старался вести себя настолько мужественно и солидно, насколько требовали этого социальные нормативы. Он очень хорошо усвоил правило: «Не наколешь ты – наколят другие». И всегда играл на опережение.

Вернее, старался это делать. Не всегда получалось. Карьера его шла вперед, но очень вяло, поступенно, как это и было принято в социалистические времена. Работал он на заводе снабженцем и вырос до начальника отдела. И в сорок лет ему было этого мало. Тем более что наступили другие времена, капиталистические, когда упоминание о должности снабженца на оборонном заводе могло вызвать только горькие усмешки.

Кроме того, вторая жена Павлова явно затыкала его за пояс своим социальным положением – она была очень предприимчивой и организовала свою собственную фирму.

Звала она с собой и Виталика, но мнящий себя крутым и преуспевающим, Павлов не мог пойти в услужение к «какой-то бабе» и отверг это предложение. В этот момент на горизонте возник старый его товарищ, некто Владимир Карякин. Тот был еще более властным и самодуристым господином, чем Павлов.

Карякин предложил другу начать свой собственный бизнес. Виталий Евгеньевич тут же загорелся. Если бизнес пойдет, думал он, то представится великолепная возможность утереть нос своей Людмиле и ее дочери, которая победила на региональном конкурсе красоты и мнила себя пупом земли. Дело в том, что у Павлова своих детей не было, и ему оставалось довольствоваться должностью отчима красивой и довольно сложной по характеру падчерицы Илоны.

Все комплексы, хранившиеся в подсознании Павлова с юности, взыграли в нем, и он, уволившись с завода, с головой окунулся в новое для себя дело.

– Раскрутимся, все будет хок-кей! – любил повторять ему Карякин.

Сей достойный муж не был обременен комплексами, как его товарищ. У него было как минимум двое детей – и еще двое претендовали на то, чтобы ими быть, будучи зачатыми от случайных связей Карякина. Жил бизнесмен уже с третьей женой. Владимир Петрович руководствовался известной формулой: «Раз в десять лет меняем квартиру, машину и жену». Все переменные этой формулы подвергались изменениям в лучшую, как считал Карякин, сторону, примерно раз в десятилетие.

Квартира сначала была хрущевской двухкомнатной, потом трехкомнатной в девятиэтажке, потом четырехкомнатной в «сталинке» и, наконец, двухуровневой в доме улучшенной планировки. Машины соответственно – «шестерка», «девятка», «БМВ» и последняя модель «Форда». Ну а женщины – с этим тоже все было в порядке. По крайней мере, как казалось Карякину.

Первая его женщина была ошибкой – страсть молодости, Зиночка, очень скоро обнаружила склонность к красивой жизни, запоям и любовникам. Это очень не понравилось Карякину, и он избавился от нее. Причем, надо отдать ему должное, проявил достойные отцовские чувства – оставил дочь у себя. Зиночка и не протестовала – материнский инстинкт у нее находился в зачаточном состоянии.

Потом были случайные связи, но спустя некоторое время пришла-таки к Владимиру Петровичу настоящая любовь. Учительница начальных классов Марина Юрьевна Лицова своей неброской красотой и преданностью покорила суровое сердце Карякина. И прижила от него сына Никиту.