Читаем без скачивания Ричард Длинные Руки – воин Господа - Гай Орловский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да что они так об этом высоком рождении, подумал я зло. Конечно же, я инстинктивно чувствую себя… высокородным, если пользоваться здешними терминами. Когда мы в тот единственный раз были в подшефном селе, все чувствовали себя королями среди… среди простолюдинов, ибо те не знают компов, Интернета, мобильников, роликовых коньков, безопасного секса, диджеев. И хотя среди тех простолюдинов почти всякий мог легко набить нам морды, парни в селе крепкие, но осознание превосходства над простыми сильными существами из нас выбить не удалось бы никакими кулаками.
Так и сейчас я все равно чувствую себя в таком же селе, куда меня послали на уборку, прополку или силосование. И перед королем кланяюсь, как кланялся перед председателем колхоза, потому что здесь так принято, а не из внутренней потребности, как однажды инстинктивно поклонился идущему вдруг по моей улице Ростиславу Плятту. Стараюсь не забывать кланяться всем, кто «выше», но иногда, конечно, забываю… И если бы не мой молот на поясе, о котором уже рассказывают разные страсти, и не торчащая над левым плечом рукоять гномячьего меча, у меня могли бы возникать неприятности.
В оправдание себе, что позволили простолюдину не поклониться, эти оскорбленные усиленно распространяют слухи о моем тщательно скрываемом высоком рождении.
Я вздрогнул, ибо они перестали шептаться, король раздраженно громыхнул, как бронетранспортер, которого подбросило на ухабе:
– Иди в костел!.. Если отец-инквизитор все же сочтет, что тебя можно послать… я мешать не буду.
Тяжелые ворота костела оставались неподвижными, но сбоку без всякого скрипа отворилась толстая, как дверь в сейфе, калитка. Я пригнулся – здесь рассчитано на людей помельче, – ступил во двор и уже там ощутил, как в душу заползает священный трепет. Это в мою-то душу атеиста!
Служка провел через двор, в самом здании отворилась дверь побольше, а ворот нет вовсе, и я ступил под прохладные своды храма. Эхо сопровождало каждый мой шаг, я старался идти как можно тише, горбился от неловкости.
– Сюда, сэр Дик, – сказал служка тихо, ему явно еще не по чину называть меня сыном, – отцы на втором этаже…
Широкая лестница вывела наверх. Мы прошли по узкому коридору, там служка приоткрыл одну из дверей, заглянул, я слышал его приглушенный голос. Ему что-то ответили, он открыл дверь шире, а когда я шагнул через порог, прикрыл за мной.
Помещение было уютным кабинетом, где в креслах расположились отцы-инквизиторы. Несмотря на теплый день, в камине полыхают березовые поленья, от них идет сухой бодрящий жар. Один из священников сидел прямо перед камином, ноги поставил на металлическую решетку, от мокрых сапог валил пар. Отец Дитрих что-то горячо доказывал, с ним напряженно спорили. Мне он указал жестом: подожди, сейчас займемся тобой, а сам продолжал:
– Мысли лучших умов всегда становятся в конечном счете мнением общества. Сейчас лучшие умы сосредоточены в церкви, что бы о нас ни говорили! Так что все человечество придет к тому, что знаем сейчас и на чем стоим пока только мы. Но, зная это, мы должны, однако, действовать осторожно, а человека вести в царство Божье не кнутом и каленым железом, а морковью и ласковым словом…
Сидящий перед камином тяжело вздохнул:
– Боже, помоги мне смириться с тем, что я не в силах уразуметь. Боже, помоги мне уразуметь то, с чем я не в силах смириться. Упаси меня, Боже, перепутать одно с другим. Отец Дитрих, как вы смотрите на то, что жизнь человеческая на земле не просто воинское служение, а бой? Так сказал великий Тертуллиан… А это значит, что мы должны быть активнее… Вы слышите, что там на площади?
Я потихоньку подошел к окну. С этой стороны окна выходят на городскую площадь. День солнечный и теплый, из соседних сел прибыли подводы с провизией, что-то выменивают или покупают у местных кузнецов, оружейников, с приезжими явно прибыл певец, взобрался на перевернутую телегу и весело запел разудалую «Поеду к милой в замок». С пением в Зорре туго, как я знал, и изголодавшийся народ на площади дружно подхватил эту песню.
Отец Дитрих не успел раскрыть рот, как яростно загремел священник, который и в прошлый раз мне не понравился своим исступленным видом, фанатичным блеском в глазах:
– Вот-вот, слышите? Стоит нам проявить слабость… как слуги Сатаны уже здесь! Ведь главное прозвище Сатаны – Совратитель!.. Соблазнитель!.. Вся его мощь в том, что он умеет смущать людские души. Он умеет доказать, что невыгодно трудиться, а выгоднее воровать, что плохо быть добрым, справедливым, честным!.. Он умеет доказать очень просто, что… человеком быть плохо, а зверем – хорошо. Зверя все боятся – раз, зверь счастливее человека – два, зверю не надо ходить в церковь – три!..
Умный в гору не пойдет, мелькнуло в меня в голове насмешливое, умный гору обойдет… Ну, конечно, это тоже от дьявола, если брать шире. А может, и в самом деле от дьявола. Как и житейская мудрость: плюй на все и береги здоровье. С другой стороны, возражения против прогресса всегда сводились к обвинениям в аморальности. Наверное, все-таки человек действительно должен вмещать в себя по возможности все, как хочет Сатана, плюс еще нечто более высокое – от Бога. Я же знаю, что, когда у меня не было чего-то выше… не знаю чего, я чувствовал себя пустым, как муравьиный кокон.
Песня закончилась под лихие «два притопа – три прихлопа», разудалые вопли, смех, веселое ржанье. Певцу поднесли кувшин, он отхлебнул малость, настроил свой инструмент и запел красивую песню «Средь полей и лесов». Несколько сотен человек с готовностью подхватили ее. Песня пошла реять над площадью, сильная и красивая.
– Мы должны бороться с соблазнами, – прокричал священник, и я вздрогнул, возвращаясь с площади в этот мир, – мы должны противостоять им!.. Но «мы» – это не только мы, воители монастыря святого Тертуллиана, но и весь народ королевства Зорр!.. Вот когда весь народ королевства как один человек встанет под святое знамя христианской церкви, когда проникнется ее возвышенными идеями спасения души…
На меня внимания не обращали, я отвернулся к окну. Песня звучала сильно и мощно, я даже пожалел, что оборвался этот рев, под который во мне начали подрагивать какие-то струны. Певцу снова поднесли кувшин, он сделал пару мощных глотков, я видел, как двигается его острый кадык, затем он кивком поблагодарил, тонкие пальцы быстро вытерли рот, он начал перебирать струны и запел, насколько я понял, умную и строгую песню «Над облаками». Два десятка человек запели вместе с ним, другие слушали, но нашлись и такие, что повернулись спинами и начали протискиваться к выходу с площади.
Мне что-то показалось знакомым, но я перехватил внимательный взгляд отца Дитриха, умная мысль тут же выпорхнула из черепа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});