Читаем без скачивания Ловушка для Лиса - Максин Барри

Девушка не подозревала, что первым же выстрелом попала прямо в цель.

Гилберт издал странный звук — то ли смех, то ли рычание.

— В том-то и беда, — устало проговорил он, — что я и сам этого не понимаю! — И отошел к окну, глядя на ряды бесконечных стеклянных крыш. Чувства его находились в таком смятении, что он предпочел глазеть на оранжереи, чем тонуть во взгляде ее дымчато-зеленых глаз. — Каролина, меня влечет к вам. Впрочем, это вам теперь уже известно. — Гилберт тщательно подбирал слова, стремясь не нарушить тонкую грань между истиной и ложью. Нельзя допустить, чтобы эта женщина отдалилась от него. Он до смерти боится стать для нее чужим!

Сердце девушки ликующе застучало. Его влечет к ней, он сам в этом признался! Не спеши, тут же одернула она себя. За этой фразой непременно должно следовать какое-то «но».

— Это так плохо? — спросила Каролина, стараясь, чтобы в ее голосе прозвучала усталая насмешка опытной женщины, но в нем было одно лишь детское любопытство.

Гилберт круто развернулся к ней, едва удержавшись на ногах от нового удара, бившего прямо в цель.

Плохо?! Да, черт побери, да! Он приехал на этот остров в полной уверенности, что Каролина вместе с Освальдом Хейденом виновны в гибели его отца.

Стивен Льюис рассказал сыну об украденной орхидее, лишь когда заболел раком легких. До тех пор он не хотел мешать стремительной карьере Гилберта, отягощая его собственными бедами. Прилетев из Штатов, Гилберт сидел в больнице у постели отца, только что перенесшего первую из множества мучительных и бесплодных операций, и с нарастающим ужасом слушал его рассказ о похищении орхидеи. Старик ни слова не сказал о том, как потрясла его эта потеря, но это было ясно всякому, кто знал и любил Стивена Льюиса, а Гилберт очень любил своего отца.

После его смерти сын потратил годы и истратил прорву времени, денег и сил ради того, чтобы осуществить справедливое правосудие. И вот в списке потенциальных воров осталось только одно название. «Мир орхидей».

Тогда-то Гилберт и повстречал Каролину Хейден, женщину, которая была виновна во всех его несчастьях.

Та проклятая молния, как видно, вышибла из него остатки здравого смысла. Вопреки всему, что он знал, или, точнее, подозревал, вопреки всему, в чем он винил Каролину, Гилберт с каждой минутой все больше и больше поддавался ее чарам.

Вначале он еще мог убедить себя, что это чисто физическое влечение. Каролина действительно была чертовски хороша собой. Но потом к уже сложившемуся образу хищницы и бесстыжей воровки начали добавляться совсем неподходящие детали: первая любовь, завершившаяся так трагически, трогательная уязвимость… Гилберту просто не верилось, что это может быть тонкой актерской игрой. Ее искренность и пылкое желание вывести «Мир орхидей» на вершины мирового бизнеса, которое так напоминало его собственные честолюбивые устремления. Ее дружелюбное отношение к окружающим. Черт, даже эта милая привычка краснеть…

Все эти капельки исподволь точили камень уверенности Гилберта, и с каждым днем Каролина становилась для него все желанней.

А она еще спрашивает, что в этом плохого!

Гилберт беспомощно рассмеялся:

— Ох, Каролина, я и сам не знаю! Просто я не привык к подобным чувствам.

Сердце девушки забилось сильнее. Так вот оно что! Как и все мужчины, Берт попросту боится настоящей любви.

— Берт, — сказала она негромко, подошла к окну и остановилась рядом с ним. Теперь нужно быть очень осторожной, чтобы не отпугнуть его. — Нам ведь некуда спешить, верно? Что нам мешает сначала получше узнать друг друга?

Губы Гилберта скривились в подобии усмешки. Еще неделю назад его бы обрадовала такая доверчивость. В конце концов, именно этого он и добивался. Но теперь все изменилось.

Он тяжело вздохнул.

— Ладно. Давайте сегодня поужинаем вместе. Я заеду за вами в восемь, идет?

Сияющее лицо Каролины подействовало на него сильнее, чем удар под дых.

— Замечательно! — воскликнула она. — Жду вас в восемь. Значит, мир?

— Мир, — улыбнулся Гилберт, но, пожав ее руку, почувствовал себя худшим из подлецов. Он знал, что если Каролина действительно виновна в похищении орхидеи, то никакие чувства не помешают ему отомстить.

На сей раз, открыв дверцы одежного шкафа, Каролина уже не колебалась в выборе наряда на сегодняшний вечер.

Сегодня она впервые в жизни ушла из офиса пораньше и направилась прямиком в торговый центр. Там девушка, не колеблясь, пошла в один из самых модных бутиков. Если когда-то она и нуждалась в сногсшибательном наряде, так это сегодня, и если где-то можно было найти подобную вещь, то именно здесь.

Очаровательная золотоволосая дама, взглянув на посетительницу и выслушав сбивчивые, невнятные объяснения о том, что той нужно нечто совершенно особенное, без лишних слов сняла с вешалки одно-единственное платье.

Каролина опасалась, что поход по магазинам будет долгим и томительным, но у нее ушло на все не больше десяти минут. Едва оказавшись в примерочной и надев платье, она поняла, что продавщица попала в самую точку. Не моргнув глазом, девушка уплатила за наряд сногсшибательную сумму и беспрекословно согласилась купить туфли и сумочку, дополнявшие ансамбль.

Сейчас, надевая этот фантастически дорогой наряд, Каролина твердо знала, что потратила деньги не зря. Она подошла к зеркалу, взглянула на свое отражение и медленно перевела дух.

Цвет платья не поддавался описанию, но если бы Каролину все же принудили дать ответ, она назвала бы его морским. Мерцающий атлас переливался всеми оттенками синего и зеленого, от небесно-голубого до прозрачно-изумрудного, и эти переходы просто невозможно было уловить глазом.

Медово-золотистые волосы Каролины, мягкими волнами ложившиеся на обнаженные плечи, составляли восхитительный контраст с нежной зеленовато-синей тканью корсажа. Ближе к талии цвет платья заметно синел, а к ногам Каролины ниспадали уже дымчато-зеленые, словно штормовая волна, складки переливчатого атласа.

Все это выгодно подчеркивало золотистый загар ее плеч и обнаженных рук. Непривычно низкий вырез жесткого корсажа почти обнажал грудь и привлекал взгляд к узкой талии и округлым бедрам.

Каролина снова надела материнское наследство — подвеску с бархатисто-зеленым агатом, который как нельзя лучше подходил к этому наряду. Дымчато-зеленые босоножки на высоких каблуках, состоявшие из множества хитроумно сплетенных ремешков, прибавляли изящества ее длинным стройным ногам, а серая сумочка на длинном ремне при всей кажущейся простоте довершала образ неземной тайны, порожденный переливами атласа.

Каролина наложила на веки серебристо-зеленые тени, коснулась губ помадой и сочла, что вполне готова выйти в свет.

Она поняла, что трудилась не напрасно, когда, открыв дверь, увидела потрясенно вспыхнувшие янтарные глаза Берта. У него попросту перехватило дыхание.

— Каролина! — хрипло пробормотал он.

Сам Гилберт надел свой лучший белый костюм с черной шелковой рубашкой; и когда Каролина увидела его мужественное лицо и отливающие медью волосы, у нее тоже захватило дух.

Они поехали в самый лучший ресторан города. У его дверей вертелись несколько репортеров, и Каролина заметила, как они при виде лакомой добычи мгновенно схватились за свои камеры.

Излишняя огласка была ей совсем ни к чему. Каролина всегда предпочитала держаться в тени, предоставляя блистать на потеху публике людям, которые привыкли к этому, таким, как, например, принцесса Милеа.

Заметив нервозность своей спутницы, Гилберт ловко заслонил ее собой от вездесущих объективов, и это тоже не осталось незамеченным журналистами. Ведущая колонки светских сплетен мысленно взяла эту сцену на заметку. Пора бы уже Каролине Хейден, владелице знаменитого «Мира орхидей», потрудиться на благо жадной до подробностей чужой личной жизни публики.

Хотя у стойки бара было людно, Гилберт одним небрежным взмахом руки тотчас привлек внимание бармена.

— Виски без содовой для меня, апельсиновый сок для дамы, — заказал он.

Смешно и глупо было так радоваться тому, что он запомнил ее любимый напиток, но тем не менее в груди Каролины разлилось приятное тепло. Все в этом человеке нравилось ей — и то, как решительно защитил он ее от репортеров, и то, как был к ней внимателен. Она ощущала себя рядом с ним покойно и безопасно, и это чувство, непривычное для деловой женщины, которая слишком привыкла быть одна, пугало ее своей новизной.

— Вам нравится Лаоми? — спросила она и тут же выругала себя за такой банальный вопрос.

— Очень! — искренне ответил Гилберт. — Я бы с радостью остался здесь навсегда. — Они уселись за тихий угловой столик, где в серебряной чаше плавали яркие цветы, а одинокая свеча романтично трепетала под ветерком, долетавшим с открытой веранды. — Впрочем, для ребенка, выросшего в буквальном смысле слова в трущобах, вполне естественно влюбиться в Лаоми с первого взгляда.