Читаем без скачивания Шаг за край - Тина Сескис

— Ради бога, Кэт, я что, все снова должна повторять? Я Саймона предупреждала, что вам этого не потянуть, у вас же, по сути, нет никакого опыта.

— Прошу прощения, Тигра, — говорю. — Не в том дело. — Пытаюсь говорить в шутливом тоне, но от ее взгляда страх меня до потрохов пробирает и тон выходит писклявый. — Я еще кофе не пила, и, боюсь, мне трудно въехать: малость от понедельничного утра не отошла. Вы кофе хотите?

— Ладно, — говорит она после паузы, и, по–моему, на этот раз я выкрутилась.

25

Из консультации Эмили вернулась потрясенной. В то утро она отправилась выяснить, что ненормального обнаружилось, когда у нее брали последний мазок. Бен предложил сопроводить ее, но она ответила отказом, сказав, что все хорошо, сегодня ей ничего не скажут и ему незачем отпрашиваться с работы. И в этом была не права. Сидела, нервничая, в виниловом серо–зеленом кресле режуще–ярко освещенной приемной, листая какой–то древний номер журнала «Ридерз дайджест», когда к ней подошла медсестра и попросила заполнить какой–то бланк: необходимо получить кое–какие сведения, прежде чем ее примет доктор. Эмили взяла бланк на черной пластиковой подложке с защепкой и по привычке потянула в рот кончик ручки, прикрепленной к подложке ниткой, которая (как в наказанье!) оказалась противно–сальной, и глянула на вопросник. Имя–фамилия, адрес, дата рождения, принимаете ли в настоящее время какие–либо лекарства (нет), имеются ли другие заболевания (нет), переносили ли в последние пять лет какие–либо операции (нет), дата последней менструации (?).

Эмили поискала в памяти ответ на этот вопрос — и ничего не нашла. Когда у нее в последний раз месячные были? Вспомнить не удавалось. До их летнего отпуска или после? Точно не было, пока они оставались на самом Крите. Она не знала, что и подумать. В конце концов поставила вопросительный знак и положила бланк на столик медсестры. Опять сидела, уже встревоженная, пытаясь мысленно вернуться на несколько недель назад, но в последнее время на работе была такая запарка, что она вообще не могла припомнить, были ли у нее месячные вообще. Сверилась с дневником. Они вернулись с отдыха… когда?.. пять недель назад. Значит, должно бы быть больше пяти недель тому назад. Намного больше, чем пять недель назад. Она снова взяла журнал и полистала пожелтевшие страницы. Никак не могла сосредоточиться. Раскрыла сумочку, достала мобильник и подумала, не позвонить ли Бену, у него спросить, может, он знает, но кругом были чужие люди, ей не хотелось, чтобы они слышали, а уйти из приемной опасалась: вдруг ее позовут? Подумала, не отправить ли смс–сообщение, но муж решит, что она с ума сошла, у него об этом понятия еще меньше, чем у нее.

— Миссис Коулман, — позвала доктор. Эмили вскочила и направилась за ней в кабинет, стараясь не глядеть на кресло с холодными металлическими подставками для разведенных ног и стараясь на думать, что скоро ей предстоит расположиться в нем.

Доктор села, просмотрела ответы Эмили: привычно быстро, поверхностно, — а потом дошла до последнего вопроса. Вопросительно подняла взгляд на Эмили, и та призналась:

— Понимаю, простите, это смешно, но я представления не имею. — Она помолчала. — Недавно я ездила на Крит, — продолжила, словно бы это служило объяснением, а может, так оно и было.

Доктор улыбнулась.

— Не хотите провериться на беременность?

— Как, сейчас? А вы сможете мне сказать, если так и есть?

Едва произнеся это, Эмили почувствовала себя глупо, ведь всем известно, как на беременность проверяются. Разница только в том, что сама Эмили никогда этого не делала, она всегда тщательно заботилась (почти до паранойи даже) о предохранении. В конце концов, она не желала кончать тем же, что и Кэролайн.

— Разумеется, мы все устроим. Сможете сейчас сделать? — Эмили кивнула. — Хорошо. Тогда давайте сначала проверимся, а потом перейдем к осмотру.

Медсестра отвела Эмили в маленькую комнатку, где она переоделась, сняв черные брюки и ослепительно–белое белье, накинула выданный ей халат, отправилась в туалет по соседству, после чего вернулась в смотровой кабинет, зажав в руке пробирку — свидетельство (или отсутствие такового) будущей новой жизни.

— Располагайтесь, миссис Коулман. — Эмили взобралась на кресло и неохотно развела ноги, попадая ступнями в подставки. — Понимаю, что это неприятно, но не могли бы вы развести ноги пошире? — сказала доктор. — Вот, так лучше. Потерпите, может быть слегка холодно.

Эмили поморщилась. Это она ненавидела больше всего, не столько из–за боли, сколько из–за ощущения уязвимости. Она закрыла глаза и сделала глубокий вдох, пытаясь унять жуткое желание свести ноги в коленях.

Две минуты спустя в кабинет суетливо вернулась медсестра. Доктор, прервавшись, подняла взгляд.

— Ну как у нее? Есть? — произнесла она так обыденно, словно спрашивала, припарковалась ли Эмили на больничной стоянке.

— О да! — ответила медсестра, и у Эмили перехватило дыхание, а потом она закрыла ладонями лицо и принялась плакать, тихо, приглушенно всхлипывая: «Ой, ой». Тогда доктор с медсестрой встали у нее по бокам, запричитали: «Это ж чудесное известие, миссис Коулман, не плачьте», — каждая заключила ее в объятия, хотя ноги ее по–прежнему находились на подставках. Сквозь волнение и панику две мысли пробились в сознание Эмили одновременно: как же трогательно они себя ведут и что она скажет своей сестре.

26

Делаю себе с Тигрой по–настоящему хороший кофе, даже молоко подогреваю в микроволновке, но она едва его взглядом удостаивает, когда я подаю ей чашку: занята чтением поступивших к ней на электронную почту сообщений. Решаюсь оставить ее на некоторое время, чем идти на риск еще больше раздразнить, так что возвращаюсь за свой стол. К этому времени подтягивается остальная команда и начинается оживленный обмен мнениями о выходных: кто c кем переспал, кто какие клубы посетил, надо ли очередной обманутой знаменитости бросать своего партнера. Мне как–то неловко вступать в общий хор, не потому, что нахожу подобные разговоры легкомысленными (теперь такого рода треп мне нравится), а потому, что еще в пятницу я была всем сотрудникам ровня, сегодня же я им — босс, и во мне нет уверенности в том, как они к этому отнесутся.

— Миленькие туфли, — говорит Натали. — Наверное, дорогие?

— Спасибо, дороговаты малость, — отвечаю, держа в уме три сотни фунтов, которые отдала за туфли на прошлой неделе, празднуя свое повышение, и то, что девять месяцев назад я на те же деньги всю спальню себе обставила. Чувствую укол стыда.