Читаем без скачивания Король ничего не решает (СИ) - Марс Остин

— Я должна была спросить раньше. Ну что ж, теперь буду знать. Ты хорошо себя чувствуешь?

— Отлично.

— Я пригласила тебя в свой дом потому, что только здесь могу быть уверена, что всё сказанное не выйдет за эти стены.

— Хотите рассказать секрет? — хитро улыбнулась Вера, госпожа Виари улыбнулась ещё хитрее:

— Даже два. И первый состоит в том, что в ночь перед балом короля Георга ни один человек в моём доме не сомкнул глаз, мы все работали, как один многорукий раб, и мы поработали очень хорошо. И мы очень хорошо заработали, милая моя Вероника. Тебе не понять, я знаю, но просто поверь мне на слово — бывают дни, которые стоят недель и месяцев, и это был такой день. У меня большая семья, и много слуг, и мы не будем голодать этой зимой, все мы. И в этом большая доля твоей заслуги. И я отплачу тебе тем же.

Вера молчала, заинтригованная и предвкушающая, Госпожа Виари собирала нитки, загадочно улыбаясь:

— Я ничего тебе не дам, чтобы ты не чувствовала себя обязанной, ты дала мне эту свободу, и я дам её тебе. Ты ничего отсюда не унесёшь, кроме знаний. Но эти знания я буду вбивать в твою память без пощады. Готова?

— Готова, — кивнула Вера, вызвав у госпожи Виари ироничную улыбку.

Вернулись служанки, принесли столик, чайный набор, быстро сложили и убрали постель, зажгли ещё свечей, принесли воды и закусок, унесли шитьё. Госпожа Виари села за столик, пригласила Веру садиться напротив, и кивнула служанкам, они открыли двери.

Вошла красиво одетая девушка с совершенно белыми руками, как Вера поняла через время, намазанными какой-то краской, села сбоку, стала медленно заваривать чай, выверенными движениями, больше напоминающими балет, чем приготовление напитка — она мягко гладила чайник и чашки, брала их двумя руками, поднимая выше, чем нужно; когда взяла блюдце, то развернула его рисунком к зрителям, как будто приглашая полюбоваться. Каждое движение посуды в её руках дополнялось поворотами и наклонами головы, сменами поз, улыбками, жестами; заколки в её волосах перекликались по форме с узорами посуды, а цвет её костюма и помады повторялся в росписи чашек.

«Она — часть сервиза…»

Когда до Веры это дошло, она стала улавливать всё больше и больше — плавные движения пальцев рисовали в воздухе те линии, которые получились бы, если бы она гладила чашку или поднос, пар над водой повиновался движениям рук и рукавов, даже он был управляем и вносил свою лепту. Вышивка на костюме девушки не копировала рисунки на чашках, но если бы её перенесли на чайник, она бы вписалась.

«Эти чашки можно расставить просто на ней. Положить её на стол и пить с неё чай. Женщина-блюдо, великие боги… Женщина-главное блюдо.»

Девушка разлила чай, медленно поклонилась и замерла, госпожа Виари с гордостью сказала:

— Спасибо, милая, можешь идти.

Девушка встала и вышла, с таким достоинством, как будто уходила со сцены, где только что выступила идеально, служанки ей открыли дверь и закрыли за ней, она ни к чему не прикасалась, и несла свои руки, как музыкальный инструмент.

Вера посмотрела на госпожу Виари. Хозяйка пару секунд внимательно посмотрела ей в глаза и сказала:

— Она ги-син.

* * *

Вера просидела в этой комнате несколько часов, она бы даже примерно не сказала, сколько — туманная хмарь за окном создавала вечные сумерки, а свечи в комнате их только сгущали, ужимая и так крохотное пространство до размеров спичечной коробки. Госпожа Виари учила её варить обездвиживающее зелье из трав и лекарств, которые можно купить на любом рынке, она так сказала. Вера сварила это зелье ровно двадцать раз, здесь же, на низком столике, за которым приходилось сидеть на коленях, и на котором помещались только две тарелки, две чашки и спиртовая горелка, этого должно было хватить.

Потом госпожа Виари распорядилась принести манекен, и стала учить Веру смертельному удару шпилькой в горло, этот удар Вера тоже сделала двадцать раз, и они вернулись к обездвиживающему зелью.

И что бы она ни делала, перед глазами плавно двигались белые руки ги-син.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

«Зачем она мне её показала? Зачем сказала, кто она?»

Ответа не было, и ответ был очень простой, но Вера предпочитала считать, что это не ответ, а её глубоко личные домыслы. Хотелось сбежать. Казалось, что даже безжизненный пыльный холод дворца Кан будет легче пережить, чем это мягко сгибающее в нужную сторону гостеприимство. Она готовила зелье в тридцать какой-то раз, и каждый раз пробовала — оно должно было вызывать онемение, и каждый раз исправно вызывало. Она хотела облиться им вся.

Госпожа Виари отпустила её после сотого безошибочного удара шпилькой в шею манекена, и после сотого зелья и сотой пробы на язык — немеет, да, всё сделано правильно. Она поняла, почему у хозяйки так болит спина и ноги — ещё бы не болеть, с такой мебелью.

«Интересно, они не пробовали такое ноу-хау, как стулья?»

У неё опять было это ощущение психотренинга от непрофессионала, когда кто-то давит и сверлит мозг, вымогая овации и поддержку, а потом предлагает зарегистрироваться в его сеть, и сразу стать богатым и успешным, прямо как он сам.

«Богатые и успешные лежат в шезлонгах с коктейлями, а ты по сцене скачешь. Почему я должна хотеть быть как ты?»

Она понимала, что это приглашение для госпожи Виари очень важно, и просто делала что ей говорят, ей было не сложно, и она понимала, что это полезные навыки и они могут пригодиться. Но иногда ей казалось, что у неё белые руки.

«Я не хочу становиться столовым прибором.»

Этот мир в который раз тыкал ей под нос этот путь — обслуживать. Да, талантливо, изысканно и очень дорого, но обслуживать.

«Тогда почему сейчас я протыкаю манекену горло?»

Внутри манекена была шерсть, остриё входило внутрь легко, а обратно возвращалось с тонкими волосками — край шпильки был почти невидимо зазубрен.

«Прекрасные хрупкие создания знают толк в нанесении тяжких телесных.»

Она била и била, десять из десяти правильно, госпожа Виари хвалила её и вслух надеялась, что ей это никогда не пригодится.

— Тогда зачем вы меня этому учите?

— Когда меня учила этому мать моего мужа… а она была сильной и отважной женщиной, она владела мечом. В семье моего мужа обучают боевым искусствам всех, без исключения, даже старых и больных. Она сказала мне, что женщина слаба, но она не должна зацикливаться на своей слабости и оправдываться ею, она тоже может защитить себя и свою семью, и она конечно же должна, если придётся. Мне это не пригодилось ни разу в жизни, но знаешь… Быть уверенной в том, что можешь убить человека, сидящего напротив, за секунду — это даёт такое спокойствие при переговорах. Бизнес становится легче, общаться с бандитами проще. Ты вроде бы не собираешься никого убивать, но ты можешь, и это даёт тебе силы думать, трезво рассуждать о других, более благополучных путях разрешения конфликтов. Это даёт точку опоры внутри себя, что особенно важно, когда опора снаружи подводит. Надеюсь, ты никогда этого не испытаешь, дорогая Вероника. Достаточно, ты устала, и я тоже устала. Мы отлично поработали, и имеем полное право хорошо отдохнуть.

— Спасибо.

Вера на неё не смотрела уже очень давно, она вообще никуда не смотрела, только на белые руки в своей голове.

Служанки убрали зелья и стол, помогли подняться им обеим, Вера подумала, что её боль и усталость может быть болью и усталостью хозяйки, и пройдёт сразу же, как только они окажутся друг от друга подальше.

«Мечтай, Вера, это бесплатно.»

— Я рада, что ты зашла тогда в мой магазин. Я думаю, нас впереди ещё ждёт много приятных и полезных встреч.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Да, я тоже так думаю. Спасибо вам.

— До встречи, Вероника, спасибо за прекрасный вечер.

— Вам спасибо. Это было очень полезно.

— Надеюсь, не пригодится. Счастливо.

— До свиданья.

Она смотрела на юную телепортистку, как на дозу обезболивающего, которую уже почти ввели, когда госпожа Виари взяла с чайного столика блюдце и протянула: