Читаем без скачивания Тарзан и сокровища Опара - Эдгар Берроуз

– Верпер! – сказал он. – Я много думал нынче вот о чем: ты так неожиданно вернулся в лагерь человека, которого ты обманул и который искал тебя с гневом в сердце. Я много лет прожил с Ахмет-Зеком. Даже его мать никогда не знала его так хорошо, как знал его я. Он никогда ничего не прощает и никогда не доверился бы он человеку, который уже однажды обманул его: это я знаю. Я много думал об этом и пришел к заключению, что Ахмет-Зек действительно умер, потому что в противном случае ты никогда не посмел бы вернуться в его стан; для этого ты должен был быть или более храбрым человеком, или большим дураком. А если даже мои предположения недостаточно основательны, то я сейчас из твоих собственных уст слышал подтверждение этому: разве ты не сказал, что Ахмет-Зек никогда еще не был более защищен от грехов и опасностей, угрожающих смертным? Ахмет-Зек умер! Тебе незачем отрицать это. Я не был его матерью или любовницей, и потому тебе нечего бояться, что я потревожу тебя своими стенаниями. Скажи мне, зачем ты вернулся сюда? Верпер, скажи мне, что тебе нужно? Если у тебя еще сохранились ценности, о которых говорил мне Ахмет-Зек, я не вижу, почему бы нам с тобой не отправиться на север вместе и не разделить между собой выкуп за белую женщину, да, кстати, поделить и то, что находится в сумочке? Как ты думаешь?

Злые глаза сузились, лукавая улыбка искривила тонкие губы, и Мохамет-Бей ехидно усмехнулся в лицо бельгийца.

Верпер был одновременно обрадован и обеспокоен поведением араба. Равнодушное спокойствие, с которым он принял известие о смерти своего начальника, сняло немалую тяжесть с плеч убийцы Ахмет-Зека; но требование разделить с ним драгоценности не предвещало ничего хорошего для Верпера.

Сознаться в том, что он потерял драгоценности, значило бы навлечь на себя гнев или подозрение араба, и тогда все пути к спасению будут отрезаны. Он поэтому решил солгать и поддерживать Мохамет-Бея в приятной уверенности, что драгоценные камни все еще у него. Он решил положиться на будущее: ведь, наверное, представится возможность скрыться от араба.

Если ему удастся поместиться в одной палатке с Мохамет-Беем во время их путешествия, он всегда найдет удобный момент и удалит со своей дороги эту угрозу его жизни и свободе. Во всяком случае, стоило выполнить этот план, да кроме того он не видел другого выхода из затруднения.

– Да! – сказал он. – Ахмет-Зек мертв. Он пал в битве с отрядом абиссинцев – тех самых, которые меня держали у себя в плену. Во время сражения я убежал, но я сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из людей Ахмет-Зека остался в живых. Золото, за которым они поехали, теперь в руках абиссинцев. Вероятно, сейчас абиссинцы уже спешат сюда. Ведь они были посланы Менеликом отомстить Ахмет-Зеку и его приверженцам за набег на абиссинскую деревню. Их очень много, и, если мы не поторопимся уйти отсюда, нас постигнет та же судьба, что и Ахмет-Зека.

Мохамет-Бей молча выслушал его. Он не знал, можно ли доверять словам неверного, но рассказ бельгийца давал ему повод оставить лагерь и отправиться на север. Он не был расположен подвергнуть Верпера перекрестному допросу.

– А если я поеду с тобой, – спросил он, – половина драгоценных камней и половина денег, вырученных за женщину, будут моими?

– Да, – ответил Верпер.

– Ладно, – сказал Мохамет-Бей, – я пойду и прикажу сняться с лагеря завтра же на заре.

И он поднялся, чтобы выйти из палатки. Но рука Верпера опустилась на его плечо.

– Погоди, – сказал он, – раньше надо решить, сколько человек поедет с нами. Если мы будет обременены женщинами и детьми, абиссинцам будет нетрудно догнать нас. Было бы гораздо лучше, если бы мы взяли лишь небольшую охрану из наиболее храбрых людей. Мы скажем оставшимся в лагере, что мы едем на запад. Тогда, если придут сюда абиссинцы, их направят по ложным следам; если же они не захотят преследовать нас, они во всяком случае поедут на север медленнее, чем если бы они знали, что мы впереди.

– Змей не так мудр, как ты, Верпер! – сказал Мохамед-Бей с улыбкой. – Все будет сделано, как ты этого хочешь: с нами поедут двадцать человек, и мы поедем на запад!

– Хорошо, – проговорил Верпер. И на этом они порешили.

Рано утром Джэн Клейтон после бессонной ночи, была поднята шумом голосов подле ее хижины. Через минуту к ней вошел г. Фреко в сопровождении двух арабов. Арабы распутали веревки, связывавшие ее ноги, и помогли ей подняться. Потом они развязали ей руки, сунули ей горсть сухарей и вывели ее наружу при свете едва брезжившего утра.

Она вопросительно взглянула на Фреко, и, когда араб отвернулся, бельгиец нагнулся и шепнул ей, что все складывается как нельзя лучше. Молодая женщина успокоилась, и в душе ее вновь зародилась надежда, которая потухла было за эту долгую, мучительную ночь.

Скоро к ней подвели лошадь, подняли ее в седло и, окружив со всех сторон, вывезли за ворота деревни и через джунгли на запад. Через полчаса кавалькада повернула на север и в продолжении всего путешествия держалась этого направления.

Г. Фреко очень редко разговаривал с Джэн, и она понимала, что для осуществления их плана он должен был разыгрывать из себя ее притеснителя – для того, чтобы арабы не узнали, что он ее защитник. И она ничего не подозревала, хотя не могла не заметить дружеских отношений между европейцем и арабом, предводителем отряда.

Но, если Верперу и удавалось избегать разговора с молодой женщиной, он совершенно не мог изгнать ее образ из своих мыслей. Сто раз в день его глаза останавливались на ней, и он любовался красотой ее лица и фигуры. С каждым часом страсть его к ней росла, пока желание обладать ею не превратилось у него в настоящую манию.

Если бы Джэн или Мохамет-Бей знали, что происходило в мозгу человека, которого они оба считали за друга и сообщника, внешнее, кажущееся спокойствие маленького общества было бы нарушено.

Верперу не удалось устроиться на ночь в одной палатке с Мохамет-Беем, и он придумал новый план убийства араба.

На второй день путешествия Мохамет-Бей подъехал к Джэн Клейтон и поехал рядом с ней. Со стороны могло показаться, что он только сейчас впервые заметил ее; но уже много раз в течение этих двух дней из-под капюшона своего бурнуса он следил за пленницей и пожирал ее глазами. Эта скрытая страсть зародилась в его душе уже давно, когда он впервые увидел эту англичанку, взятую в плен Ахмет-Зеком. Но пока был жив его суровый господин, он и думать не смел об осуществлении своих желаний. Теперь было совсем другое дело. Теперь только эта презренная собака – Верпер – стоял между ним и молодой женщиной. Разве так трудно убить этого неверного и взять себе и женщину и драгоценные камни? А когда камни будут у него, ему незачем будет продавать женщину. Как ни велика была бы сумма, которую ему предложили бы за нее, она будет ничтожна по сравнению с теми радостями, которые доставит ему эта пленница! Да, он убьет Верпера, возьмет его сокровище и оставит себе англичанку.