Читаем без скачивания Разорвать тишину - Николай Петрович Гаврилов

— Что Тебе до нас, Иисус Назарянин? — вдруг крикнул в полный голос бородатый мужик, стоя на коленях у обезображенного трупа девочки. — Посмотри на нас, Господи… Это только начало! Ты любишь нас, Ты умер за нас. Ты зовешь нас в Свое Царство! Зверей — в Царство?… — мутные глаза мужика посветлели и стали прозрачными, слезы смешивались с каплями дождя и стекали по его щекам и бороде. Вторя его бессвязным повторяющимся выкрикам, на земле выла баба.

— Надо найти тех, кто это сделал, — непонятно к кому обращаясь, чужим голосом произнес Алексей, но сразу понял, что сказал глупость. Прав бородатый — это только начало. Он потянул Саньку за руку, и они, забыв о дровах, молча пошли в свой лагерь. Над грядой и рекой, то усиливаясь, то стихая, хлестал дождь, шелестел от порывов холодного ветра камыш, вода стекала по потрескавшейся коре сосен и лужами стояла на раскисшей земле. Все оставалось точно таким же, каким было полчаса назад, и вместе с тем все изменилось безвозвратно. В то утро Санька на века стал старше своих друзей, оставленных в стирающемся из памяти детстве, и навсегда приобрел сны, которые будет видеть до конца жизни.

— Ничего не говори маме, — предупредил его отец, когда они подходили к своему шалашу, и добавил: — Как только пройдет дождь, будем уходить.

* * *

Дождь стал ослабевать ближе к вечеру, в сером непроглядном небе появились синие окна чуть затянутые низовой дымкой, а на западе, за такой же серой, как небо, рекой блеснуло светом уходящее солнце. Еще через полчаса, когда шум падающих капель дождя окончательно утих, в заброшенной фактории началось необычайное оживление.

Первыми заволновались те, кто прятался от непогоды на самой вершине гряды. То тут, то там, люди стали приподниматься на ноги, и с каким-то радостным изумлением, словно не веря своим глазам, всматривались в южный речной горизонт, еще покрытый рваной дождевой пеленой. Забравшись на камни, или просто привстав на цыпочки, моргая слезящимися от напряжения глазами, все поселенцы, не помня себя от возбуждения, видели уже не мираж, а одно на всех чудо. Далеко-далеко на линии горизонта, на самой середине реки чернела маленькая точка.

— Ну вот и все… Еще бы на пару дней опоздали, нашли бы здесь кладбище, — вздохнул какой-то мужчина в очках с треснутым стеклом. Стараясь не пропустить ни секунды приближения точки, он быстро протер дрожащими пальцами запотевшие очки, надел их на посиневшую от холода переносицу, и вдруг крикнул, словно его могли услышать за несколько километров. — Самих бы вас сюда, суки!

Но радость сбывшейся надежды заслонила пережитый страх. Через минуту тот же мужчина уже размахивал над головой руками и, захлебываясь от радости, что-то несвязно кричал во все горло; вместе с ним кричали, махали шапками и платками сотни людей по всему берегу затоки. Заслышав крики, ссыльные бежали на берег со всех уголков возвышенности и, прибежав, задыхаясь, тут же начинали сами кричать: «Сюда! Мы здесь!», и махать руками. Ни о каком поселении не могло быть и речи, как только на приближающейся барже опустили бы аппарель, люди толпой, по воде, хлынули бы на палубу, и согнать их оттуда обратно не смогли бы никакие пулеметы. Тюрьма, лагерь, что угодно, но только, чтобы под охраной закона, только, чтобы там, где дают хлеб, только бы не здесь. Кое-кто, решительно сжав губы и сузив глаза, уже прятал в рукаве нож, готовясь к драке за места, но тех, кто все предвидел, были единицы, остальные просто кричали и визжали от радости. Матери на руках несли к воде своих детей, двое бородатых, заросших мужиков на самодельных носилках принесли к разрушенному причалу истощенную до предела бабку, бабка все время поднимала седую всклокоченную голову, пытаясь сама хоть что-то увидеть, но ничего не видела.

— Верить надо! Верить! А вы семью утащить в болота хотели! — непрестанно облизывая языком сухие губы, лихорадочно повторял инженер стоящему рядом Алексею. Они всей группой стояли на самой вершине гряды, откуда полностью открывалась панорама речного пространства, и с напряженным вниманием всматривались в приближающуюся темную точку, плывущую к ним от далекого горизонта. Инженер суетился, махал руками, он бы сейчас взлетел, если бы мог. Его жена плакала от радости.

В каждом из нас еще с рождения заложена вера в чудо. Эта вера для людей так же естественна, как понятия бесконечности и вечности, непонятно зачем сохраненные в нашем бедном земном разуме. И когда чуда не происходит, нам кажется, что у нас забрали положенное, что нас обокрали. Так было и на этот раз.

Мудрый и поэтому во всем сомневающийся Аркадий Борисович первым обратил внимание на отсутствие дыма и стука двигателя странной баржи. Вскоре то же самое заметили многие, но надежда и вера в чудо никогда не считается с реальностью — люди продолжали кричать и звать на помощь, словно хотели своим криком отпугнуть растущий в сердце темный страх отчаяния. Наверное, так утопающие в волнах предки звали на помощь закрывшегося в своем ковчеге старика Ноя.

Но постепенно крики на берегу становились все тише и тише, и когда точка явственно выросла из серой дождевой дымки, на гряде наступила мертвая тишина. Улыбка судьбы на самом деле оказалась ее насмешкой — вместо баржи мимо по течению Оби медленно проплывал плавучий остров из сцепленных бревен, глыб не растаявшего льда и сплетения ветвей затонувших деревьев. Сорванный прошедшим паводком с какой-то таежной реки ледяной затор не спеша путешествовал по главному водному пути Западной Сибири, собирая весь речной мусор и даря недолгий приют прибрежным чайкам. Еще не дойдя до северных каменных порогов, лед растает, ветви деревьев расцепятся водоворотами, чайки улетят, и большой плавучий остров окончательно превратится в то, чем он был на самом деле — в призрак прошлой зимы, в мираж, в пустоту.

Это был удар. Долина словно смеялась над людьми, словно играла с ними, забавляясь сменой их надежд и разочарований, — то пением несуществующего петуха, то слухами о муке, то видом плавучего мусора, заставляя их жить дальше и не повеситься от отчаяния на первой попавшейся осине. Но в тот день, похоже, наступил предел.

Поздно вечером Алексей сам видел, как возле их шалаша по направлению к болотам, в каком-то тупом оцепенении прошли четверо мужиков и баба с маленьким мальчиком. Баба почему-то шла босиком. В полной отрешенности они прошли через их лагерь в кустарник, и только мальчишка, держась за руку матери, все оборачивался и смотрел на сидевшего возле костра Саньку. Это