Читаем без скачивания Зов ворона - Уилбур Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стерлинг повернулся к Ланахану, который стоял рядом с ним.
- Поднимите паруса, мистер Ланахан, и выведите судно в открытое море. Остальные, кроме тех, кто на вахте, поспите немного. Вам это понадобится.’
На реях захлопали паруса, и нос корабля повернул на запад. Мунго с мрачной улыбкой наблюдал, как он меняет курс по компасу. Он пересек полмира, но наконец-то снова двигался в правильном направлении. Назад в Америку, к Честеру и его мести.
***
На следующее утро после того, как Честер застал Камиллу в своем кабинете, Гранвилл повел ее в поместье. Десятки рабов, некоторым из которых было лет по десять-одиннадцать, уже работали, собирая клочки белого хлопка со стеблей в ритме кнута, которым размахивал молодой человек верхом на лошади. Гранвилл протянул Камилле тростниковую корзинку.
- Двести фунтов к закату. Если меньше, то отведаешь моего хлыста.’
Она работала рядами так быстро, как только могли двигаться ее руки, стискивая зубы от уколов коробочек, вытирая кровь о грязь. Ближе к вечеру она была на грани обморока, в горле пересохло от жары, а мышцы спины ныли от мучительной непрестанной работы. Но ее корзина была наполнена едва ли больше чем наполовину, в то время как корзины рабов вокруг нее были полны до краев. Горячие слезы хлынули из ее глаз и смешались с потом на щеках. Ей очень хотелось дать отдых ноющим конечностям и напиться из фляжки с водой, висевшей на седле надсмотрщика, но щелчок хлыста молодого человека заставил ее двигаться дальше.
К концу дня она была близка к отчаянию. Ее пальцы были изранены и окровавлены, а тело измучено сильнее, чем она думала. Она старалась не думать о том, что делается с ребенком внутри нее. Когда небо начало терять свой свет, она покинула поле с другими рабами, задаваясь вопросом, есть ли у ее ног силы нести ее туда, куда они идут. Она споткнулась и упала, уронив корзину на землю. Мимо прошли другие полевые рабочие, но никто не остановился, чтобы помочь ей подняться. Неудовольствие Честера заклеймило ее так же, как и шрамы, которые он оставил на ее руках: она была неприкасаема.
Она поднялась на ноги и собрала хлопок обратно в корзину. Белые коробочки теперь были покрыты серой пылью. Она присоединилась к остальным рабам, выстроившимся в линию, которая змеилась в похожий на пещеру сарай, где они ждали, чтобы повесить свои корзины на весы. Гранвилл делал пометки в журнале, кивал, когда раб выполнял или превышал норму, и хмурился, когда он этого не делал. В этот день не выдержали только двое - старик, чья кожа, казалось, свисала с его костей, и Камилла, чей результат составил всего сто сорок пять фунтов.
Гранвилл схватил Камиллу за руку и прошептал ей на ухо - "Есть цена, которую негр платит за не выполненную норму.’
Тело Камиллы онемело от усталости. Она не сопротивлялась, когда он повел ее сквозь сумерки к хижинам рабов, стоявшим под поросшими мхом дубами. Среди хижин был врыт в землю столб с прибитой к нему перекладиной. Старика, который не сделал свою норму, приковали к столбу и сняли с него рубашку. Это, должно быть, случалось с ним и раньше, потому что узел шрамов на его спине был почти как вторая кожа. Он почти не издал ни звука.
Полевые работники должны были собираться вокруг и наблюдать. На их лицах не было ни жалости, ни страха – это был просто факт жизни. Гранвилл произнес короткую речь об опасностях праздности, а затем пустил в ход хлыст с такой силой, что у Камиллы по коже побежали мурашки, словно ее ударила молния. Когда тени сгустились и в большом доме зажглись лампы, в роще раздались крики старика. Камилла знала, что теперь настанет ее очередь.
Старика сняли с цепи и увели в один из коттеджей. Гранвилл подтолкнул Камиллу к столбу. В его глазах был дикий голод, и Камилла знала, что это значит. Дважды ему отказывали в шансе обладать ею, и он этого не забыл. Это был его способ получить удовлетворение.
Он стянул ее платье до талии и сковал ей руки. Он обошел вокруг нее, поглядывая на ее обнаженные груди и щелкая кнутом в воздухе.
‘Один удар за каждый фунт, которого тебе не хватало, - сказал он.
- Камилла ахнула. Даже толпа рабов казалась потрясенной. Пятьдесят пять ударов этим длинным хлыстом - почти смертный приговор.
‘Что ты делаешь?’
Голос Честера Мариона разнесся по площади наказания. Прижавшись лицом к столбу, Камилла не видела, как он шел по дорожке от большого дома.
‘Каков был ее счет?- спросил он у Гранвилла.
‘Даже не сто пятьдесят.’
Честер кивнул. - Убери свой хлыст. Я с ней разберусь.’
В глазах Гранвилла вспыхнуло разочарование, но он знал, что лучше не спорить со своим хозяином. Он освободил Камиллу. Честер отвел ее в дом и заставил раздеться в своей спальне, пока раб принес ванну с горячей водой. Он не сводил с нее глаз, пока она смывала с себя полевую грязь и кровь.
Когда она закончила, он сказал: "Встань у окна, чтобы я мог тебя видеть.’
Она сделала, как ей было сказано. Он оглядел ее с головы до ног, его серые глаза смотрели на нее с дикой целеустремленностью. Она почти предпочла бы прикосновение кнута Гранвилла. Его взгляд, казалось, обдирал ее плоть до костей. Он смотрел на туго натянутую кожу над выпуклостью ее живота, как будто мог видеть ребенка, растущего внутри – как будто он мог протянуть руку и вырвать его. Казалось, он боролся с каким-то чувством в глубине души.
С внезапной вспышкой озарения Камилла поняла, что его смущает. Ребенок в ее утробе дал ей власть над ним. Пока она носила его, он не мог причинить ей вреда, не причинив вреда ребенку.
Но в то же мгновение она поняла, что это не оставляет ее в безопасности. Во всяком случае, это только делало ее положение еще более опасным. Он не мог смириться с мыслью, что она имеет над ним власть. Если она воспользуется этим, он сломается, и тогда он может уничтожить и ее, и ее ребенка.
С интуицией человека, который всю жизнь был рабом, она
