Читаем без скачивания Солнцестояние - Кэтрин Болфинч
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он с трудом сглатывает вязкую соленую слюну, проводит языком по сухим губам, трещинки на которых теперь неприятно пощипывают, и впивается зубами в податливую мягкую плоть. Человек борется в нем с животным. Сознание – с бессознательным. И борьба эта, бесконечная, длится столько, сколько он себя помнит.
Судорога схватывает его за горло, не давая ни двинуться, ни вздохнуть. Пара мгновений. Его глаза закатываются. Тело подается вперед, и… он просыпается.
От кашля неприятно царапает горло. Мерзкие холодные мурашки покрывают голую спину. Каждый позвонок, ребра и пролегающие над ними голубые вены отчетливо вырисовываются под тонкой белой кожей. Плоское шершавое покрывало лежит рядом на скомканной постели.
Он встает со скрипнувшей кровати и, шлепая босыми ступнями по ледяному полу, направляется к раковине в дальнем углу комнаты. Онемевшими от холода длинными пальцами выкручивает кран, что пару раз выплевывает воздух, на максимум и подставляет их под струю буроватой воды. Через несколько минут его ладони немного согреваются. Ополоснув лицо, он чистит зубы, откидывает назад отросшие до плеч черные пряди и закрывает кран.
Вернувшись к кровати, накидывает на обнаженные широкие плечи покрывало и подходит к занавешенному старым тюлем окну. И хотя сегодня день летнего солнцестояния, на улице уже достаточно темно. Ни одного фонаря или светящихся фар автомобилей. Только круглый диск луны выглядывает из-за облаков, словно желая взглянуть на него – несчастного, исхудавшего и озлобленного человека.
Никто не мог сказать, кто этот мрачный ночной страж, что живет на хлебе и воде в комнате общежития у опушки леса. Если даже люди спросят у него, он все равно не ответит. Даже имя свое назвать не сможет. Произнесет только слово, резко и рвано, со стыдом в голосе: «Ворон».
Откуда оно взялось? И что означает? Ни он, ни луна не ответят. Однако, может быть, во сне его, так не похожем на другие, таится ключ к разгадке этой тайны. Среди разрозненных мрачных картин, насыщенных сценами жестоких смертей и залитыми фонтанами крови, есть сновидение, столь не похожее ни на что другое. Оно заставляет сердце Ворона болезненно сжиматься и ныть навзрыд, как плакала Сирин.
Наполненный светом и теплом, на краю мира располагается чудесный сад Ирий. С высоты птичьего полета открывается вид на могучие горы и неземные цветущие поля, к рассветному небу тянутся ветвями деревья со столь желанными людьми плодами, снизу доносятся голоса мифических птиц и блестит на солнце голубая гладь юго-западного моря. Источник живой и мертвой воды светится под Алатырь-камнем, что возвышается у Мирового Древа.
И стоит вскинуть голову, отвести взгляд от пейзажа, как кажется, что ниточки рек меняют свои русла, сливаются и расходятся, словно имеют свою волю. По землям, усыпанным чудесными цветами, мирно гуляют волшебные животные, общаются друг с другом достойные души умерших, что живут теперь у источников целебной воды, а в сочной траве прячутся разумные змеи.
Создатель красоты той, местный правитель и владыка Сварог, создал ключи от Ирия, дабы не позволить живым хитрецам попасть в его царство небесное, полное желанными питьем и яствами. Долго не выбирал он, кому доверить блестящую связку, и стал ключником тысячелетний Ворон.
В мудрости его и добросовестности не сомневался Сварог, потому выдохнул бог-кузнец, ушел к себе отдыхать да других богов встречать в своей новой обители. Да только в душу птицы той не заглянул прежде. Не увидел того, что знал его ключник, от чего мучился тот денно и нощно.
Потому вскоре обитатели Ирия стали все чаще вздрагивать от душераздирающих криков, что доносились то тут, то там, нарушая спокойствие райского сада. Изнывал Ворон, не в силах сдержать ужас от терзавших его видений, вздрагивал и каркал так, что звери и птицы уносились прочь, лишь бы быть подальше от громкого раздражающего звука. Настигнутые Смертью и только идущие к Ней, воины и матери, старики и дети, невинно убиенные – ничья кончина не укрывалась от внутреннего взора Тысячелетнего Ворона. А в Ирии, обители хоть и праведных, добродетельных, но все же умерших душ, сии образы превратились в кошмары наяву.
Если животные еще могли сбежать и спрятаться от криков ключника, то люди терпеть их намерены не были. Однажды пришел один к Ворону да крикнет что есть мочи:
– Будь добр, Ворон, не каркай так пронзительно. Крик твой долетает далече, бьет по ушам больно да голову разрывает на части. Смилостивися над нами, прошу подобру-поздорову.
Взглянул ключник на голосившего, поднял крылья и ответил хриплым, сдавленным смехом. Ушел тот прежде, чем дождался ответа.
– Это не в моих силах.
И истина то была, да только ожидавшие покоя обитатели Ирия не получили ее. Приняли это на свой счет. Думалось им, что делает то Ворон из зловредности, назло нарушает идиллию райского сада. Пожаловали к Сварогу и лично просили изгнать нарушителя спокойствия.
Выслушав стенания каждого, отпустил обитателей бог-кузнец по делам своим и воззвал к ключнику. Предстал тот перед ним со склоненной головой со связкой на неспокойно вздымающейся груди.
– Сложи крылья, – молвил Сварог. – Передай ключи новому ключнику сих мест. Отслужил свое. Твой пост отныне займет Ласточка.
Вздрогнул Ворон, взглянул на маленькую птичку, что появилась по правую руку владыки, но спорить не стал. Снял связку, приблизился к Ласточке, что скромно склонила головку, и отдал ей ключи. Сварог улыбнулся в пышную бороду и довольно кивнул.
А Ворон искоса осмотрел новую ключницу, слишком маленькую и хрупкую для такого серьезного дела. Что-то прежде незнакомое зашевелилось внутри: предчувствие, симпатия или, может, нечто более тонкое и глубокое. Но он поспешил отмахнуться. Ни слова не вымолвила она, лишь прижимала длинные крылья к округлому тельцу и смотрела бездумно на владыку Ирия.
На следующий вечер, пролетая высоко в небе, заметил он цветное пятно у Алатырь-камня. Подняв взмахами широких крыльев листья и травинки в воздух, приземлился Ворон у источника и обратился к Ласточке, что безмолвно несла свой пост:
– Бдишь, погляжу?
– Да.
– И не тяготит груз ответственности?
– Нет.
– Ты всегда немногословна?
– А ты всегда слишком голосист? – парировала Ласточка и засмеялась. – Только и слышу, как все рады мне. Я проворнее, быстрее, и голос мой радует слух. Сам оттолкнул от себя ты всех и каждого.
– Да как ты смеешь насмехаться надо мной? – Возмутился он.
– Не моя вина, что ты не справился с возложенной задачей. Оставь меня теперь. Больше мне сказать нечего, – бросила она и повернулась к нему спиной.
Разгневанный Ворон не стал терпеть грубость. Посмотрев на длинный хвост новой ключницы, мерцающий в
