Читаем без скачивания Дом в медвежьем углу - Алан Милн

62. Эта глава по непонятным причинам не вошла в заходеровский перевод ВП. Впервые она опубликована на русском языке в 1990 г. [Milne 1990} в переводе Л. Бавриной и В. Руднева.

63. Комизм ситуации состоит в том, что, с одной стороны, Пух подсчитывает банки с медом, а с другой стороны, не могут найти живого Малютку. Но друзей-и-родственников Кролика в принципе невозможно подсчитать, хотя бы потому, что их время жизни чрезвычайно коротко: сегодня он есть, а завтра, глядишь, и нету.

64. В этом плане межмировое пространство Пуха задается пропозициональной установкой "выяснить". В результате при всей кажущейся глупости и бесполезности этой таксономии она обнаруживает глубинную адекват

303

ность тому положению дел, которое она описывает: сначала надо выяснить, где находится ближайший партнер Поросенок, с помощью него выяснить, что такое представляет собой Малютка, выяснить, где он находится, и т. д. После всего этого должен установиться режим максимальной межмировой пространственно-эпистемической комплементарности: все знают о всех, кто где находится.

65. Несмотря на прагматический дисбаланс и деперсонализацию, Пух адекватно оценивает ситуацию как тяжелый случай.

66. Сцена имеет безусловно эротическую подоплеку. Подробнее см. вступительную статью.

67. Размер, которым написан подлинник, -- 3-стопный пеон III -- имеет в русской стихотворной традиции фольклорные ассоциации. Это размер имитации русской протяжной песни ("Ах ты сукин сын, камаринский мужик..."), как он и переведен у Б. Заходера ("Хорошо живет на свете Винни-Пух..."). Мы перевели это стихотворение разностопным ямбом 4242442 строфой, близкой к оригиналу -абабвввв. Любители современной русской литературной песни услышат здесь отзвуки поэзии В. Высоцкого.

68. Передвижение по пространству, один из самых элементарных сюжетных мотивов в литературе [Пропп 1986, Лотман 1992, Руднев 1999}, здесь доведено до абсурда. Перепробовав все возможные маршруты, Пух вновь возвращается домой, а потом идет к Поросенку, который живет ближе всех.

69. и 70. Яркие примеры характерного речевого поведения Поросенка, предваряющего всегда самый худший из возможных вариантов.

304

71. По воспоминаниям Кристофера Милна, его часто одевали в одежду для девочек [Milne 1976: 53].

72. Кристофер Робин вместо back soon (скоро вернусь) пишет слитно backson, что воспринимается как фамилия Бэксон.

73. Этот диалог характерен тем, что предмет разговора не называется. Сыч, не желая признаться в своем неумении читать, отделывается обтекаемыми формулировками, с помощью которых он пытается выведать у Кролика, что тот имеет в виду. Фраза "Если бы ты ко мне не пришел, то я сам бы пришел к тебе" является вдвойне демагогической (ср. [Николаева 1988]) -- тем, что она, по сути, ничего не значит, и тем, что она выражена в форме контрфактического суждения, которое в принципе не является ни истинным, ни ложным (ср. [Даммит 1987}).

74. Тот факт, что Поросенок видел Пуха, содержится уже в том факте, что Пух видел Поросенка, поэтому реплика Пуха кажется прагматически бессмысленной. Однако можно предположить, что здесь Пух в определенной степени "валяет Ваньку", притворяясь тем безмозглым Пухом первой книги, которым он уже давно не является. По-видимому, полное равнодушие, которое Пух проявляет к тревожным поискам Кристофера Робина, показывает, что Пух в отличие от остальных совершенно ясно понимает, что его-то Кристофер Робин не покинет никогда; так оно и случилось.

75. И-i совершенно не разбирается в прагматических законах Леса: если кто и приходит (Канга с Ру и Тиггер), то, во всяком случае, никто никогда не уходит из Леса. В конце книги уходит только Кристофер Робин.

305

76. Понятие Внешнего Мира недаром возникает только к концу книги, незадолго перед уходом Кристофера Робина в этот Мир. Экстериоризация и демаркация пространства Леса подготавливают читателя к концу книги, как бы написал В. Б. Шкловский [Шкловский 1925}.

77. Река в мифологическом пространстве имеет функцию границы между миром живых и мертвых. Здесь она очерчивает границу между Лесом и большим миром обыденного поведения (ср. функцию огненной реки в фольклоре [Пропп 1986]). Река также является символом энтропийного времени (ср. "Река времен" у Державина), которая недаром появляется в конце книги вместе с мотивом ухода Кристофера Робина и актуализацией идеи линейного времени (см. последний раздел Вступительной статьи).

78. Как ни странно, И-i очень хорошо владеет прагматической речевой демагогией, если она имеет деструктивные цели: обидеть, унизить, показать отсутствие ума и сообразительности у собеседников. Сложность и трагикомичность ситуации состоит в том, что И-i издевается над Кроликом, сам находясь в весьма плачевном положении, поэтому впервые симпатия читателя на стороне И-i, а не третируемых им собеседников.

79. Хладнокровие и остроумие И-i по контрасту с речевой беспомощностью остальных участников сцены вызывает симпатию. Тот факт, что "одно из трех как раз будет то самое", означает, что конъюнкция всех возможностей выражает их бесполезность: нельзя одновременно вытащить И-i из воды тремя разными способами.

306

80. Глагол bounce и производные от него означают одновременно 'прыгать' и 'хвастать'. Вводя в речевую ткань этой главы неологизм "бонсировать" по аналогии с модными в XIX веке словами вроде 'манкировать', 'фраппировать', мы помимо эффекта отстраненности, о котором мы писали в "Обосновании перевода", добиваемся эффекта комической абсурдности самой ситуации. Бонсировать (аналогичное экспериментальному предложению Л. В. Щербы о глокой куздре) показывает, что значение слова может гнездиться не в корне, а в аффиксах и контексте употребления.

81. Фраза является подтверждением нашей гипотезы об особой инициационной функции реки в данной главе ("узнал все, что нужно было узнать").

82. Неразличение правой и левой руки характерно для маленьких детей. К этому надо добавить, что Пух здесь доказывает превосходство интуитивного, континуального знания-постижения (он находит дорогу домой по зову горшков с медом), то есть превосходство правого полушария, ведающего континуальным образным видением мира, над левым (дискретным, понятийным). Преобладание правого полушария у Пуха (амбидекстризм; ср. разговоры о его безмозглости) могло привести к доминации левой руки и, соответственно, к плохому разграничению левого и правого (ср. [Михайлова 1993]).

83. и 84. Пух не может заблудиться в своем Лесу, потому что это его Лес, он является в нем главным (ср. в русскоязычной деревенской среде обычное называние медведя хозяином леса).

85. Стихотворение переведено в форме танка -- 5+7+5+7+7 слогов, что соответствует его медитативной окраске.

307

86. В который раз мы убеждаемся, что логика Пуха безупречна и сознание его ясно, когда речь идет о конкретных вещах: поскольку только что собирались пить чай, но еще не пили его, значит, мы находимся в том же месте, где собирались пить чай.

87. Первый и единственный раз Пух прибегает к сознательному риторическому приему. Однако отличие риторики Пуха от риторики И-i, Сыча и Кролика состоит в ее конструктивности, искренности и оправданности Исключительными Обстоятельствами.

88. Пример речевого акта, который сам себя зачеркивает. 3. Вендлер называет сходные явления ("Я клевещу на вас") иллокутивным самоубийством [Вендлер 1985}. Не нужно вообще писать письмо, чтобы потом читать его адресату. Осмысленность такой речевой акт приобретает только в системе детского игрового поведения, которое носит обучающий характер.

89. Парадокс красноречивого умолчания, всем известный в быту и в массовом искусстве давно ставший риторическим клише ("О чем молчала тайга"). В данном контексте молчание носит не демонстративный характер (когда люди "не разговаривают"), а психастенический. Поросенок молчит из вежливости, ему неловко напоминать об обещанном, но именно это ощущение неловкости в данном случае наиболее красноречиво.

90. Рассуждения Пуха о поэзии, как правило, нетривиальны. В данном случае речь идет о двух вещах. Первое -- что не поэт выбирает стихи, а стихи выбирают поэта. Здесь Пух вновь перекликается с поздней Ахматовой ("Тайны ремесла"). Второе -пространственная локализация поэтической инспирации. Пух приходит на

308

место события, которое должно вдохновить его, ибо в этот раз он пишет оду на случай.

91. Рассуждение Пуха не является наивным. Если для художественной прозы не важно, произошло ли на самом деле изображенное в ней событие, то в поэзии, которая работает не над предложением, как проза, а над словом, достоверность события гораздо более важна. Поэтический текст гораздо более тесно связан с действительностью, чем прозаический, а не наоборот, как принято думать (подробнее см. [Руднев 1996]).

92. Стихотворение переведено эквиметрически -- разностопным ямбом 44443 и соответственно пятистишной строфой. В русской традиции 4-стопный ямб с мужскими рифмами после перевода В. А. Жуковским поэмы Байрона "Шильонский узник" прочно ассоциируется с английской романтической поэмой ("Мцыри" Лермонтова, процитированное в первой строке перевода, как наиболее яркий пример). Более того, семантический ореол этого размера очень четко очерчен -- это заточение и бегство из него. Впервые семантические возможности этого размера в детской поэзии обыграл К. Чуковский в "Крокодиле" [Гacnapoe-Паперно 1975, Руднев 1978}. Мотив тюрьмы, бегства и освобождения присутствует и в стихотворении о подвиге Поросенка.