Читаем без скачивания Экспонат руками не трогать - Мария Очаковская

Витек земляка поздравил, порадовался за него, руку пожал и даже от чая не отказался. А за чаем, как бы между прочим, взял и рассказал кое-что из жизни полковничьих жен. Про любовь, конечно, без подробностей, но все же со знанием дела.

Тут улыбка с Юрочкиного лица съехала, пухлый подбородок затрясся, руки сами собой сжались в кулаки.

– Дурак ты, Юрка. Я ведь, можно сказать, к ней всей душой, ничего плохого даже в мыслях не держал, – благодушно проговорил Витька уже из дверей и вышел на улицу.

А там было тепло, ясно, небо высокое, голубое, легкий ветерок кружил опавшую листву, глаза солнцем слепило. Тяжело громыхая, остановился трамвай, из него вышлидве девчонки с бантами и задержались у автомата с газировкой.

«Ничего, прорвемся. Обязательно прорвемся, – подумал тогда про себя Виктор. – А ты, Москва, погоди чуток. Я к тебе еще вернусь!»

Приехав в Ярославль, Витя устроился работать в депо на окраине города. Там меньше встречались знакомые лица. О своем провале с поступлением он распространяться не собирался. Раису Артемовну он больше не видел. Рыпнулся было однажды, но она даже дверь ему не открыла. Навязываться Витек не привык, тем более что желающие быстро нашлись. До армии оставалось полгода. В конце апреля его призвали.

Ходить строем по чужой команде, ползать по-пластунски брюхом в грязи Витьке не нравилось, но это совсем не значило, что приспособиться к казарменной жизни он не сумел. В армии, как и везде, можно найти местечко, где «меньше дует». Надо только уметь не высовываться, а при случае вовремя о себе напомнить. Без малого два года он провел в котельной, так как штатного истопника в их части не было. Работа хоть и пыльная, но без нервотрепки. После депо опыт у него кое-какой имелся, и с техникой он был на «ты». В части его ценили. А чуть что – ответ готов: «Котел барахлит». Так что положенный срок Витек отслужил спокойно и стал ефрейтором, отличником боевой и политической подготовки…

Уже будучи дембелем, Витька свел знакомство с одним прапором, звали его Саенко. В их часть того перевели недавно, прежде он служил на Колыме, в Магаданской области. Витька часто к нему в каптерку заходил чайку попить, разговоры послушать. Саенко, хоть и любил приврать, но поездил по стране прилично и рассказчик был отменный. А про Колыму, к которой прикипел всей душой, такие байки травил, что голова кругом шла. Витька слушал, слушал, думал, думал, а потом взял да и решил махнуть в края далекие. Действительно, что он в этом Ярославле забыл? Так что в родной город ефрейтор Ефимов (перед армией Витька материну фамилию Мальцев поменял на отцовскую, она ему больше нравилась) вернулся только погостить. Баба Глаша тогда уже в больнице лежала с сердцем.

– Ох каким ты молодцом сделался! – все приговаривала она, глядя на внука. – Настоящий богатырь! А я, вот видишь, совсем никудышняя стала.

Баба Глаша и вправду выглядела неважно – сморщилась вся и как будто вдвое уменьшилась.

– Ты бы, Витенька, это… не уезжал, а то я помру, мать-то совсем одна останется, – без особой надежды просила она внука. Как никто другой понимала она его, поэтому наперед знала, что от своего решения Витек не отступится.

– Да я, бабушка, ненадолго… А мать что? Ей одной даже легче будет. Может, еще и мужа себе найдет. Я бы возражать не стал, – сказал Виктор, но тут же засомневался, вспомнив поблекшее располневшее материно лицо, красные руки и отекшие, с проступившими венами ноги.

Вообще-то с матерью у повзрослевшего Витьки отношения не очень складывались. Вечно уставшая и какая-то жалкая, она всегда была раздражена и чем-то недовольна. А еще все про институт с ним заговаривала.

– Успеется, – нехотя отвечал ей Витька, – вот деньжат подзаработаю, там и до института дело дойдет. Ты же знаешь, я учиться не против.

Он не хотел говорить на эту тему, она по-прежнему оставалась для него больной, все чаще Виктор старался уходить из дома, когда мать возвращалась с работы.

Другое дело бабка, она не задавала лишних вопросов, он всегда с ней ладил и любил ее.

Медсестра сделала бабушке укол, и Витьке разрешили вернуться в палату.

– Сколько тебе еще тут лежать? – спросил он и тронул краешек больничной койки.

Но баба Глаша заснула. Во сне она была похожа на покойницу.

Перед отъездом он еще несколько раз навещал ее в больнице. Но бабка больше не просила его остаться, поняла – на месте внуку не усидеть.

Колыма Витьку звала… Законтрактовался он быстро. Устроиться на новом месте помог все тот же Саенко – списался с магаданской родней. У них Витька прожил первые две недели, пока общежитие не дали. Вот и пошла учеба, хоть и не за партой в институте, но Витек тоже учился – сначала в порту на разгрузке, потом, когда путина началась, на сейнере у рыбаков. Ну, а как зима пришла – случились у Виктора каникулы. Ничего, с северной надбавкой можно и отдохнуть. Зима в Магадане ох какая лютая. С моря влага идет, с земли мороз, вот и получается, будто не воздухом дышишь, а лед глотаешь. Витька с непривычки чуть ноги себе не отморозил. Но зато в тот день они с Зиной познакомились. Она складом промтоваров заведовала. Большой человек, в Магадане ее каждая собака знала. «Зима – холодная, Зина – горячая». Через нее у Витьки и унты, и полушубок, и шапка пыжиковая появились. Не баба, а золото. Только характер подкачал, больно крутой. Витька едва перезимовал у нее и в мае сбежал к геологам. В один день оформился в геологическую партию – с кадрами у них вечный дефицит, а толковых помощников раз, два и обчелся, одни «бичи». Начальником партии был Герман Сергеевич, толковый мужик, знающий. Присмотрелся он к молодому кадру и тоже обрабатывать начал:

– Тебе, Виктор, учиться надо, ты молодой, способный, вот и поступал бы на геологический, а я тебе характеристику дам.

«В геологический поступай», а у самого одна нога обморожена, своих зубов не осталось, все металлические, и таблетки каждый день глотает пригоршнями, то ли от ревматизма, то ли еще от чего. Чудной народ эти геологи, «солнцу и ветру братья»: холод, ветер, дождь, комарье, насквозь продуваемая палатка, упревшие от резиновых сапог ноги. Так что, кроме получки, – ничего хорошего. Ну ладно, сезон-другой в земле покопаться можно, а там уж извиняйте, Герман Сергеевич.

Но характеристику Виктор у него все-таки взял, вовремя успел… потому что потом вышла одна история с его заместительшей, Аллой Сергеевной.

С самого первого дня, как Ефимов в партию устроился, она с него глаз не сводила. А после того, как Витька в реку провалился и почти утоп и Сергеевна его полуживого вытащила, вообще любовь пошла. Витьке Алла не нравилась, но… выходило, что он ей жизнью обязан. Так что хочешь не хочешь (делать-то все равно нечего), будьте любезны вечером в палатку к Алле Сергеевне, слушать про геологические пласты и про Ленинград. Стихи еще ему читала. Образованная… а как начитается, туда же:

– Обними меня, Витенька, у тебя такие руки сильные…

В конце сезона, когда их партию на зимовку отправляли, отводит его в сторону и говорит:

– Я, Виктор, тебя люблю и жить без тебя не могу. Поедем вместе в Ленинград, там и распишемся?

И еще добавила, что, мол, ребенка от него ждет.

От таких слов Витек остолбенел, а в голове мысли роятся: «Надо же, Алла Сергеевна, чего удумала. Вроде взрослая опытная женщина, на восемь лет старше…»

Промямлил он ей тогда что-то в ответ, напустил туману, но, как только Алла с оборудованием в город уехала, по-быстрому взял расчет у Германа Сергеевича, и деру. Но не тут-то было – нашелся у нее защитничек, синюшный бич Палыч, он у них в партии кухней заведовал. Встретил его Виктор в городе через пару месяцев, поздоровался. А тот громко так, при Зинке, ему в лицо рявкнул:

– Большая ты мразь, Ефимов! – и кулаком в глаз съездил. – Это тебе, альфонс, за Аллу Сергеевну!

У Виктора от злости даже в глазах потемнело, но он стерпел, отвечать Палычу не стал. Он его позже встретил у пивной в порту. Под вечер дело было, темнотища кругом, Палыч едва на ногах держался, вот до дома и не дошел… а может, дошел. В любом случае Виктор об этом больше не думал. Ему предложили на сейнер вернуться (деньги, конечно, неплохие), но после того, как он в ледяной реке искупался, Ефимов воды побаивался и в море не пошел. И вообще, к тому времени у него другие мысли в голове вертелись. Надоела ему вечная мерзлота, холод, сугробы в человеческий рост, ветрище с бухты Нагаева такой, что с ног сносит. И сберкнижка за два года на Колымской земле у Витьки приятно «отяжелела».

Послушал он тогда, что мужики с материка рассказывают, и решил податься в Приморье в кооппромзверосовхоз. В охотничьем промысле – хозрасчет, платят сдельно, и если в потолок не плевать, то заработок не хуже колымского выйдет. Сколько настрелял, все твое. А стрелял Виктор отлично, хоть и левша, еще в школьные годы в тире пристрастился, потом в армии и на Колыме, там вообще без ружья нельзя.