Читаем без скачивания Халява для раззявы - Кондратий Жмуриков

Филимон попытался тихонечко, не привлекая ничьего внимания, вывернуться, но не тут-то было. Искусственная ящерица-переросток наколола галстук как билет на компостер. Филимон дернулся вправо, влево – безрезультатно. В этот момент в речи Большого Партийного Начальника возникла пауза, оратор потянулся за стаканом с водой. На минуту в зале музея стало тихо. И вот в этой тишине, ящерица-переросток вдруг заскрипела, поворачиваясь на своем постамента, и медленно, но верно начала наклоняться вперед, Стоявшие рядом дети завопили, отпрянули, не желая стать жертвой доисторического чудовища.

Началась давка, шум, возня, крики. Большой Партийный Человек подумал, что начался пожар, и быстрее всех, опрокинув трибуну рванул к выходу. Во-общем, конфуз вышел отменный. Ящерица шлепнулась на Филимона, но мальчик отделался легким испугом, оказавшись под грудой костей и частей из папье-маше, картона, пластмассы.

Пострадал только галстук, кончик которого так и остался в челюстях, лежавшей на полу, отдельно от динозавра. Филимона чуть не исключили из пионеров, правда потом дело замяли, объявив международной провокацией, происками империализма и прочее и прочее.

С тех пор Филимон Аркадьевич в музей не хаживал. Впрочем, ничего не потерял, так как Музей Краеведение за последние двадцать лет практически не изменился. Разве здание стало более обветшалым, а экспонаты более пыльными. Максим купил билеты и они вошли внутрь. Старенькая гардеробщица, она же смотрительница музея обрадовалась посетителям. Если честно, в это время в музее практически не было посетителей. Кукуевскчане посещали музей осенью, в дождь или жгучие морозы. Когда парочкам по улицам гулять было холодно, а сеансы в кино еще не начинались. Сюда же стекались командировочные, которые в первой половине дня улаживали свои дела, а затем искали случая убить время.

Бабуся хотела было рассказать молодым (а для нее все кому было меньше шестидесяти относились были молодыми) о самых ценных экспонатах музея. Но Макс вежливо, но твердо отклонил это предложение, поинтересовавшись, где здесь выставка журналов советской эпохи?

– А, – немного разочаровано протянула бабуся, – это вам на выставку надо «Печатных изданий Советской эпохи». Мы им помещение сдаем, частники это. Коллекционеры. Надо как-то музею жить, вот и сдаем. Эти то ладно, вежливые, матом не ругаются, в неположенных местах не курють. А вот, в прошлом годе, сдавали мы помещение одно «боубтистам» каким-то. Вот уж шуму-то, гаму. Крику, дым сигаретный, пустые бутылки. Да так кричать, так кричать и столько к ним народу шастает…

Филимон удивился, насколько он помнил, баптисты, сект такая. Очень воспитанные, вежливые, тихие люди. Макс видно тоже чего-то недопонял, он подмигнул Филимону и незаметно покрутил пальцем у виска, давая понять, что у бабуськи, того… Маразм.

– Ой, как начнуть свои шары по полу катать, катють и катють. Вечно у них что-то падает, звон, гул. Так мы никакие экскурсии проводить не могли.

Тут до Макса наконец-то дошло, что имела в виду говорливая смотрительница.

– Бабуся, вы наверное про «Боулинг» говорите, – уточнил Макс.

– Ага, ага, про них, про них, родимый.

Макс с Филимоном наконец-то оказались в нужном зале. Тут было тихо, прохладно и слишком светло. От яркого света слепило глаза. На больших стендах были расставлены всевозможные журналы с 1917 по 1985 год. Самые ценные экземпляры были надежно упрятаны в витрины, под стекло.

В этом зале роль смотрителей выполняли два совершенно одинаковых человека, про которых с уверенностью можно было сказать только одно – они мужского рода. Все остальное было весьма и весьма затруднительно. По их бледным личикам не возможно было судить о возрасте и характере. Очки, усики а-ля Гитлер, зализанные на бочек челки, делали их похожими на братьев. Но были ли они братьями? Возможно.

– Что вас интересует? – не сговариваясь, в один голос спросили похожие человечки.

– Да так, мы собственно, это… посмотреть. – ответил Максим. – Вообще-то нас интересуют журналы этой эпохи, касающиеся производственной специализации. Что-то типа «Сельского труженика» в этом роде.

– О, это к нам. У нас прекрасные экземпляры, например, журнал ставший редкостью – «Будни механизатора», Есть еще поразительнейшие журналы «Тебе, полярник», «Пламенный мартен», «Гори, гори, ясно» – для пожарников. Очень любопытная вещица.

– Нас… Это,… вот… «Будни» интересуют, – пролепетал Филимон не в силах больше сдерживаться. Вот например, откуда – у вас эти номера.

Максим дернул Филимона за рукав, сообразив на лице ужасную гримасу. Но его слова не насторожили похожих неблизнецов.

– Эти, мы приобрели совершенно случайно, – все так же в один голос, на одном дыхании и в одной и тоже тональности, ответили смотрители-коллекционеры, – В магазине «Букинист» Нам, правда, не повезло. У нас оказались только несколько журналов. Все остальные разошлись по рукам и утеряны для человечества.

Филимону с Максом пришлось минут пятнадцать выслушивать всю эту бодягу. Но главная цель была достигнута – они теперь точно знали, что журналы именно те, за которыми шла охота.

Приятели для вида поболтались еще немножко в зале и не спеша удалились.

– Давай, нападем на них сейчас, разобьем витрину, достанем журналы и убежим – горячо зашептал Филимон.

Он уже забыл все свои принципы, готов был похерить более чем тридцатилетний стаж законопослушности. Сейчас в нем проснулся инстинкт предков-охотников. Сейчас было неважно, какой ценой достанется добыча, главное – ее добыть.

Макс с изумлением взглянул на всегда тихого и несколько забитого Филимона. В тихом омуте черти водятся…

– Кажется, кто-то просил без мокрухи? Еще недавно ты был готов намочить штанишки при виде обыкновенного «Макарова», а сейчас предлагаешь разбойное нападение при отягчающих обстоятельств, так сказать в организованной группе. Это лет на пятнадцать потянет, строгого режима. Если ты конечно очень хочешь, то действуй один. Я могу тебе передачки носить, даже адвоката найму.

Такая перспектива никак не устраивала Лоховского и мысль от 15 годах лишения свободы подействовала на Филимона Аркадьевича отрезвляюще.

– Ну-с, теперь навестим психов.

Макс немного затормозил, достал сигарету и прикурил, не поворачиваясь к Филимону, едва слышным шепотом он произнес:

– Фил, тихонько, как будто случайно, повернись назад. Тебе не кажется, что того бритоголового парня мы сегодня уже встречали?

Филимон осторожненько, как будто оценивая помятость своих брюк на самом видном месте, обернулся и… Возле музейной афиши, сообщающей о выставке, стоял тот же самый парень, который курил в скверике. Может и не тот, но очень похожий. Все современные молодые люди одинаково похожи: стрижки, одежда, манера говорить и курить, перенятая у известных киногероев… Раз Макс считает, что этот тот парень, лучше с ним согласиться. У него в таких делах опыта больше. Лоховский так же медленно повернулся и кивнул Максиму.

– Нас пасут?! – проговорил Максим. И добавил – Нас. На моих не похожи. Братки давно бы огонь открыли. Этим что-то другое нужно. А что?

Филимон Аркадьевичу в голову пришла мысль, которая почти парализовала его: «Неужели, Нина Михайловна?!»

– Макс, по-моему, это по мою душу. Вернее, за маркой.

Максим недоверчиво посмотрел на Лоховского:

– Ты готов из обыкновенной женщины помесь Мата Хари с Крестным отцом сделать. Ты еще скажи, что она киллера наняла, что б с тобой разобраться.

– Она? Она может, она все может. Я тебе говорю, что это не женщина, а чудовище…

– Ладно, попытаемся оторваться от него, а потом выясним по чью они душу. Значит так, сейчас по моей команде с места галопом, до того переулка, где красный «опель» стоит. Там во дворе дом со сквозным выходом. На параллельную улицу… Раз, два, три…

При слове три, Филимон Аркадьевич оттолкнулся ногами от земли и огромными скачками, похожими на скачки кенгуру рванул в указанном направлении. Так Филимон не бегал никогда в своей жизни, возможно опять сработал инстинкт, далекого предка улепетывающего от разъяренного мамонта или какого-нибудь доисторического ящера. Максим бежал где-то чуть впереди, но потом отстал. Бег Филимон замедлил только у красной машины. Таких оказалось ровно две, аккурат друг против друга. Какая из них опель, Филимон не знал. Он вообще мог отличить только одну марку машин: «Запорожец» и все остальные.

«Это конец, – пронеслось в его голове, – сейчас они начнут стрелять и…»

Со всего размаху в спину Лоховского воткнулся тяжело дышавший Макс:

– Ты что сдурел, чего встал. Бегом…

– Куда? – растерянно переспросил Филимон. – Я в машинах не разбираюсь.

– На ту сторону, живо… Раньше надо было предупредить…