Читаем без скачивания Халява для раззявы - Кондратий Жмуриков

– Пора нам в психушку, давно пора. – задумчиво произнес он и вдруг громким голосом запел – Пора, брат, пора.

– Слушай, а как мы туда попадем? – поинтересовался Филимон.

– Очень просто. Ногами. Пойдем, пойдем и попадем. – съязвил Максим. – Если бы я знал как это сделать мы уже давно бы там были. Если честно, я как-то не думал об этом. Надеялся, что марка в этом журнале. А тут древнее индийское жилище – фиг вам.

– Вигвам, – на полном серьезе поправил друга Лоховский.

Максим уставился на приятеля с нескрываемым изумлением:

– Ну ты даешь. Ты с какой планеты на нашу Землю попал? Что, мультиков в детстве не смотрел?

Теперь настала очередь удивляться Филимону. Если честно, ему даже в голову не приходило, что Максим цитирует мультики. Как-то это все не вязалось с его мужественным, спортивным обликом. Ну там «Про Это», «Шоу для настоящих мужчин» – понятно. Но мультики?

– Какие мультики, – вздохнул Лоховский, – Меня с пяти лет в шахматный клуб записали, потом в математическую школу отдали, потом в клуб любителей физики и математике при университете. Не до мультиков.

– Вот это да! А я еще тебе про тяжелое детдомовское детство рассказывал, ты меня извини, я же не знал…

– Да ладно, – махнув рукой ответил Филимон. – Чего там. Вся жизнь еще впереди, как найдем марку куплю себе видик, кассеты с мультяшками и буду смотреть, восполнять утраченное.

Максим немного смущенно произнес:

– У меня дома есть пара кассет, в качестве тонизирующих и антистрессовых, так что как выберемся отсюда – дам посмотреть.

Мир был восстановлен. Приятели разошлись по разным углам придумывать, как пробраться в психушку.

Сивухин быстренько перекусил и решил посетить музей. Теперь он знал, что круг охотников за сокровищем состоит из трех группировок: Лоховский с приятелем, Мерзеева с Михеичем, и он. Себя Константин тоже считал группировкой. И так, у него было одно преимущество: он знал о своих соперниках, а они не подозревали о его существовании. Это был козырь, которым Сивухин должен был воспользоваться. Костик достал из шкафа все тот же самый костюм, любезно предоставленный для этого приключение «Домом моделей Козябкина», кое-как привел его в порядок.

Глядя на свое порядком заросшее щетиной лицо, он решил побриться. Закрыв за собой дверь в ванной, Сивухин пошарил по полочкам соседей. Так, Козябкинский станок уже не брил, а драл лицо. Пора бы Козябкину станок сменить, о себе не думает, пусть хоть о других позаботиться. А вот станок Фильки Лоховского был еще ничего. Как в рекламе, бриться одно удовольствие. Сивухин без зазрения совести использовал чужую вещицу, Филимону оно теперь без надобности, а добро зря пропадать будет. Не экономно.

После бритья Сивухин побрызгал себя дезодорантом одной из соседок, забытым после приема душа.

Побритый, умытый, причесанный и благоухающий Сивухин стучал в дверь к Козябкину, отсыпавшемуся после ночной смены:

– Козяба, Козяб, дело есть, – открыв дверь проговорил Сивухин.

– Ба, ты че такой красивый, – поинтересовался трудящийся человек, поднимая всклокоченную, давно нечесаную голову от подушки.

Спал Козябкин уже сутки. Лицо его опухшее от сна и не только, помятое, с отпечатками пуговиц от наволочки являлось резким контрастом Сивухинскому лицу.

Сивухин, изобразив смущение, поделился с другом:

– Мы с Олимпиадой Октябриновной в музей идем. (Имя мнимой невесты всплыло само собой. Сивухин даже не знал, каким образом и откуда в его подсознании хранилось столь вычурное словосочетание, но Костик не мог не согласиться со своим подсознанием, что имя это было очень солидным. Такое же впечатление оно произвело на Козябкина).

– Эка, – восхищенно крякнул он, переваривая имечко. В его голове сразу же сложился образ дородной румяной, домовитой и главное состоятельной вдовушки. – Ну и как у вас? – подмигивая спросил он.

Сивухин заулыбался и подняв большой палец правой руки коротко ответил:

– Во! Козябкин, – произнес он, заглядывая в глаза соседа. – Выручи, а? Как мужик – мужика… Займи рублей сто, о как надо.

Для большей убедительности он полоснул себя ладонью по горлу. Апелляция к мужской солидарности, а может имя пассии Сивухина сыграло решающую роль. Козябкин дотянулся рукой до брюк, валяющихся под кроватью и вытащил оттуда помятые замусоленные бумажки. Отсчитав сумму он протянул Костику со словами:

– Вот тебе сто пятьдесят и ни в чем себе не отказывай. Слушай, а может у нее подружка есть. Тоже вдова, состоятельная. Ты бы узнал?

Сивухин согласно закивал головой, обещая в следующий раз пригласить куда-нибудь вдовицу с подружкой и Козябкина.

Закрывая дверь комнаты соседа Сивухин едва сдерживал ликование: «Ага, в другой раз. В другой раз я уже буду где-нибудь в Сочах или в этой как ее там… Гаити, с красоткой какой-нибудь»

В музей Костик отправился на автобусе, как белый людь. «Хорошо, когда ты при деньгах, – сам с собой рассуждал Костик, – Захотел – на автобусе поехал, захотел – пивка попил, захотел и водочки попил, захотел и…» Список захотел как-то быстро закончился.

На всякий случай, чтоб его не могла узнать Мерзеева Сивухин нацепил на голову кепку и солнечные очки. Он купил билет в музей и на выставку, так как не знал, где находится нужная ему вещь. Расспрашивать у вахтерши он поостерегся, незачем привлекать к себе лишнее внимание. Костик быстренько пробежал по залам музея, остановившись на минуту только возле одного экспоната – первого самогонного аппарата, созданного руками Кукуевскских умельцев аж в начале ХIX века. Аппарат состоял из огромного тульского самовара и еще какой то металлической гнутой фиговины. К аппарату прилагался рецепт, написанный с ятями, на тонкой, пожелтевшей от времени бумаги. Сивухин на всякий случай пробежался глазами по ингредиентам. Несколько раз повторил про себя, проверяя надежность запоминания. После чего двинулся в следующий зал, где располагалась выставка газет и журналов.

Первое открытие оказалось не таким приятным. Сивухин чуть не столкнулся нос к носу с Ниной Михайловной и Михеичем. Они разглядывали журналы возле одного из стендов. Тут же крутились несколько здоровых плотных ребят, совершенно не вписывающихся в атмосферу музея. Здесь они выглядели как чужеродный элемент, как кусок сала на столе мусульманина или как массажная счетка-расческа на зеркале у совершенно лысого человека.

Костик бочком бочком обошел сладкую парочку, разглядывая с отсутствующим видом другие витрины, прислушиваясь к шепоту Мерзеевой.

– Вот, вот они. Жоржинька. Это они. Клянусь самым дорогим, что у меня в жизни есть, – тобой. Они точно мои. Вот эти три. Видишь волн, чернильная клякса. Это когда Машка была маленькой, она чернила разлила. Ух я высыпала ей тогда… А вон уголок отгрызан. У нас тогда псина жила… Всякую дрянь жрал, все что в пасть попадет… Брать надо. Их надо брать.

Голос Мерзеевой дрожал от возбуждения, лицо пошло красными пятнами, она мертвой хваткой вцепилась в локоть Михеича, так, что костяшки пальцев побелели.

– Тише, – предостерег ее Георгий Михеич. – Не хватало, чтоб нас тут задержали. Пойдем на свежий воздух, там все и обсудим.

Михеич поволок упирающуюся Мерзееву на воздух. Ребятки потянулись за ними, внимательно оглядываясь по сторонам. Следом, незаметной тенью, Сивухин. Ему во что бы то ни стало нужно было узнать их дальнейшие планы. Счастливый случай помог ему и в этом. Мерзеева наотрез отказалась удаляться от заветных журналов и не поехала ни домой ни к Михеичу.

Георгий Михеич с трудом уговорил ее посидеть в маленькой кафешке-забегаловке, расположенной рядом с музеем. Это заведение третьего или даже четвертого разряда, с претензией на первый, располагалось в полутемном подвальчике, как раз напротив музея. Кормили тут так себе, обслуживали еще хуже. Однако в забегаловке имелся официант, который принимал заказы и разносил блюда. Вечно пьяный, в замусоленном переднике, рассеянный и нерасторопный он и сегодня обслуживал посетителей. Сивухин сразу узнал в официанте родственную душу. Он дождался пока тот примет заказ, принесет первую порцию и присядет за столиком в углу кафе. Костик заказал в буфете бутылку дешевого вина и подсел к его столику.

– Здорово братан, составь компанию. – обратился он к официанту. Тот поднял на него мутноватые глаза и произнес едва ворочая языком:

– У меня посетители не видишь? Я все-таки на работе.

Посетителями были только Мерзеева с Михеичем и два студента. Нина Михайловна с Георгием Михеичем заказали только кофе, и какой-то песочный тортик в упаковке. Все остальное, приготовленное здесь, не внушало доверия. Михеич что-то тихо говорил, убеждая или успокаивая подругу. Студенты или пэтэушники пили пиво, заедая его сероватыми сосисками.